— Что?! — встрепенулся Джа-Джинни. — Кристобаль, ты в своем уме?
— Это всего лишь название… — Умберто торопливо успокоил друга. — Так ведь, капитан?
Крейн пожал плечами и честно ответил:
— Откуда мне знать? Быть может, там обитали сирены… когда-то. Я не слышал о том, чтобы в этом проливе пропадали корабли, а вот об опасностях в море Кракена и к западу от Тодзана известно наверняка.
Рука Эрдана невольно потянулась за трубкой. Они снова оказались перед выбором, но… похоже, Кристобаль все решил сам и голосования ждать не приходится. «Сейчас он начнет нас убеждать», — подумал мастер-корабел и оказался прав. Крейн заговорил, и смысл его длинной речи преотлично укладывался в одну фразу: чем соваться туда, где существует настоящая опасность, лучше рискнуть и пройти южным проливом — где, быть может, ничего страшного и нет. Напрашивался еще один путь, и Умберто немедленно его озвучил: переждать сезон дождей в каком-нибудь порту Окраины, а потом отправиться на юг через Тодзан. Крейн сверкнул глазами и заявил, что если кое-кто так боится зимнего моря, то ему нечего делать на борту фрегата. Умберто обиженно замолчал.
— Хорошо, я все понял! — Джа-Джинни затряс головой, как будто слова Кристобаля превратились в тучу мошкары и роились вокруг него. — Но представь на мгновение, что сирены там все-таки есть. Что тогда?
— Вот поэтому нам необходимо прежде всего посоветоваться с тем, кто может знать об этом проливе больше нас, — спокойно ответил капитан. В ответ на безмолвное удивление друзей он добавил: — Я говорю о Паучке.
— Камэ? — изумленно переспросил Джа-Джинни и вполголоса помянул морскую мать. Умберто, впервые услышавший это имя, удивленно поднял брови, а Эрдан предпочел промолчать.
— Ты что, всерьез считаешь, что Камэ согласится нам помочь после всего, что произошло в прошлый раз? — сварливо поинтересовался крылан.
— Все зависит от того, насколько убедительными окажутся наши доводы, — сказал Крейн. — Но пойми сам: никто не знает южные моря лучше Паучка, хотя бы и по картам…
— Это понятно, — встрял Эрдан. — Собственно, поэтому ты и собирался взять Камэ с собой в наше первое путешествие на юг. Но, Кристобаль, Джа-Джинни — после того, что произошло девять лет назад, вам придется объясниться… возможно, кое-кто вынужден будет извиниться за свое… э-э… странное поведение. Как ты считаешь?
Взгляд Крейна сделался отрешенно-задумчивым.
— Если не будет другого выхода, я извинюсь, — сказал он после долгой паузы. — Нам в самом деле нужен совет, который не может дать никто другой. Ладно, если доберемся до Кеттеки, там и разберемся, что к чему. Вопросы есть?
— Есть, — кивнул Эрдан. — Я в древнем наречии ничего не смыслю, поэтому будь любезен, переведи надпись.
Он указал на две строчки, вписанные на свободном месте чуть повыше островов Зеленого Великана. Острова эти были прорисованы очень подробно, а посреди самого большого красовался странный знак, похожий на два профиля, черный и желтый, обращенные друг к другу и разделенные чертой. Как раз вблизи этого знака начиналась вязь старинного алфавита.
Крейн почесал переносицу.
— Это дом двуликой госпожи, — проговорил он. — Вошедший да узрит свое отражение с другой стороны зеркала… ну, примерно так.
— Что за двуликая госпожа? — нахмурился Эрдан. — Впервые о такой слышу. Какое-то божество Основателей?
Магус развел руками; Джа-Джинни с мрачным видом покачал головой.
— Я как-то слышал о ней в одной таверне, — вдруг сказал Умберто и тут же махнул рукой, завидев их изумленные взгляды. — Да ничего особенного! Это было еще до того, как я сюда попал. Один матрос клялся ее памятью, что играл честно, хотя на самом деле у него были крапленые карты…
— И что? — с интересом спросил крылан.
— И ничего, — вздохнул Умберто. — Поскольку обманул он меня, расспрашивать о госпоже я был не в настроении. А когда получил деньги обратно, он уже был не в состоянии отвечать на вопросы.
Джа-Джинни разочарованно вздохнул.
— Ты хоть запомнил, с какого корабля был этот… шулер? — поинтересовался Крейн. Умберто покачал головой.
— Вроде откуда-то с севера…
На этом разговор был окончен, и Крейн отпустил помощников, предложив каждому отыскать себе занятие на ближайшие три-четыре дня, пока они не доберутся до Кеттеки, где предстояло встретиться с Паучком. «А что мы будем делать, если Камэ не окажется дома?» — поинтересовался Эрдан напоследок. Крейн пожал плечами и возвел глаза к потолку, как бы говоря: «На все воля Заступницы!»
За время их совета вечер превратился в ночь. Прогулявшись недолго по палубе, Эрдан спустился к себе в каюту; его не оставляли мысли о двуликой госпоже — почему-то казалось, что эти странные слова про отражение с другой стороны зеркала могут быть куда более важными, чем пролив Сирен и прочие опасности. Кем была двуликая госпожа? Почему именно в ее «доме» хранится фрагмент небесного компаса? На все эти вопросы еще предстояло отыскать ответы — и, кто знает, что получится в итоге…
«Может, она была древней богиней — из тех, в которых верили до пришествия Основателей?» — подумал Эрдан и тотчас же отказался от этой идеи. В доме на Аламеде у него была хорошая библиотека, в которой труды по корабельному делу занимали лишь половину шкафов. Остальные книги достались ему в наследство от учителя, который одно время увлекался легендами: ни в одном из них двуликая госпожа не упоминалась.
«Пожалуй, стоит спросить Камэ и об этом тоже, — решил мастер-корабел. — Если, конечно, у нас получится разговор…»
Хотя погода была сырая, путь до Кеттеки прошел без сюрпризов: всякий раз, когда на горизонте собирались грозовые облака, они неизменно проходили мимо, чтобы пролиться дождем в Лейстесе, оставшемся позади. Кристобаль почти все время проводил в каюте за чтением и лишь однажды позвал Эрдана к себе; целый вечер они проспорили над старыми картами, и в результате каждый остался при своем мнении. Джа-Джинни был неразговорчив; он то сидел неподвижно на носу «Невесты ветра», то летал где-то высоко. Порою задумчивое лицо крылана вновь заставляло Эрдана заподозрить неладное — с ним явно что-то произошло в Лейстесе, — но все-таки спокойствие и уверенность капитана исподволь передавалось и мастеру-корабелу.
В один из дней, когда небо затянули тучи и полился мелкий дождь, опасный разве что унынием и скукой, Эрдан спустился в кубрик, где матросы развлекались игрой в карты, — Крейн разрешал азартные игры с условием, что никто не будет делать денежных ставок. Там он обнаружил Умберто — вот кто с удовольствием нарушал запрет капитана! — и Сандера. Музыкант устроился на полу и тихонько наигрывал грустную мелодию, под стать дождю, поливавшему «Невесту ветра». Взгляд у мэтра был тоже очень грустный, и Эрдан внезапно понял, что в шумной компании не хватает одного человека.
Чтобы его отыскать, корабелу пришлось обратиться к «Невесте» — и фрегат сразу же показал ему закуток на нижней палубе, где между ящиками с провизией ютилась щуплая фигурка. Эрдан заспешил туда.
— Ну, ты и спрятался! — сказал он нарочито веселым тоном, словно не заметив, что щеки Кузнечика мокры от слез. Мальчишка шмыгнул носом и посмотрел на мастера-корабела, как щенок смотрит на хозяина. — Пойдем… ко мне? — Эрдан хотел сказать, «к остальным», но в последний момент передумал.
Юнга пожал плечами — дескать, куда хотите, — и мастер-корабел повел его к себе в каюту. У самой двери он ощутил внимательный взгляд капитана и сказал про себя: «Я, кажется, нашел подходящее занятие, Кристобаль».
— Садись! — Он легонько толкнул Кузнечика в плечо, и тот послушно опустился на койку. Сам корабел уселся напротив — на сундук, в котором хранил книги. — Что с тобой происходит в последнее время?
— А что со мной происходит? — хрипло повторил юнга, разглядывая свои мозолистые ладони. Хотя он сидел, низко опустив голову, Эрдану все-таки очень хорошо был виден грубый шрам на тонкой мальчишеской шее, и он прекрасно помнил на этом месте рваную рану, из которой неудержимо хлестала кровь. В тот день Кузнечик должен был умереть, если бы на борту «Невесты ветра» не оказалась Эсме.
Быть может, он жалеет, что и в самом деле не умер?
Юнга появился на фрегате при весьма любопытных обстоятельствах. Два года назад «Невеста» зашла в ламарский порт и стала в док на ремонт — за день до того их угораздило встретиться со стаей мурен, и фрегату пришлось туго. Правый борт «Невесты» был весь изранен, и она очень страдала. Крейн, понятное дело, был в весьма дурном настроении, и даже Эрдан старался не заговаривать с капитаном лишний раз. Но откуда мог обо всем этом знать чумазый портовый воришка? Кузнечик — а это был именно он — забрался глубокой ночью в гостиничный номер Кристобаля через открытое окно и был застигнут на месте преступления. Если бы Крейну удалось его поймать сразу, все могло быть иначе, но капитан, потерявший сноровку от постоянной боли, которую делил с фрегатом, упустил вора. Кузнечик выпрыгнул наружу — комната располагалась на третьем этаже — и был таков.
Как они узнали впоследствии, именно за отчаянные прыжки мальчишка и получил свое забавное прозвище, однако той ночью Крейн не оценил виртуозное искусство и сказал, что не уйдет из Ламара, пока не отыщут наглеца… хотя, собственно, все его имущество осталось на месте. Ремонт был уже закончен, когда в порту, едва ли не перед самым носом «Невесты», Кузнечик вознамерился срезать кошелек у тучного пожилого торговца. Толстяк проявил неожиданную ловкость и схватил мальчишку за руку.
Вряд ли кто-то мог предвидеть, что произойдет дальше. К вопящему от негодования торговцу подошел Ристо, капитан фрегата «Шустрая», и заявил, что непутевый воришка — его юнга, который задумал бежать с корабля. Ристо пообещал толстяку, что маленького негодяя сурово накажут, и предложил прибавить к сумме, находившейся в кошельке, еще столько же — исключительно ради того, чтобы замять скандал. Поломавшись для вида, торговец согласился, а потом Ристо потащил «юнгу» на корабль, крепко держа за правое ухо. Когда они оказались на борту, оно стало раза в три больше