— Нет! — резко оборвала ее Мика, выставив вперед ладонь. А после, сжав дрожащие пальцы, опустила руку и сдавленно шепнула: — Нет…
Она подняла голову к лестнице в надежде, что по ступенькам вот-вот сбежит рыжеволосый мальчуган и кинется к ней с объятиями, в которых она так жаждала очутиться. Но она не слышала ни противного скрипа ступенек, ни торопливого топота ножек. Только бешеный стук сердца и чье-то дыхание за спиной.
Рвано выдохнув, Микаэлла бросилась по лестнице наверх. До ушей сразу донеслись громкие хлопки дверей, до этого мгновения слегка приоткрытых любопытными детишками.
— Генри! — крикнула в пустоту, стремглав пролетая мимо чужих комнат, направляясь к одной — той, что находилась за углом, почти в самом конце длинного коридора.
Рывком выбив дверь, она вбежала в маленькую комнатку и столкнулась взглядом с двумя всполошенными мальчишками, испуганно прижавшимися к стенке кровати. Бегло осмотрев обстановку, она задержала взгляд на одной из низеньких коек, застеленной серым покрывалом. Редкие лучи солнца, проникающие сквозь заколоченное окно, скользили по черной ленточке, которая висела над кроватью, по несмятой подушке и маленькой куколке из соломы, занявшей место ребенка.
Горло болезненно сдавили невидимые щупальца страха, легкие сжались. Чувствуя слабость в мышцах и дрожь в ногах, жадно хватая ртом воздух, впитавший в себя запах целебных трав, Мика медленно подошла к его кровати и рухнула на колени. Пальцы до онемения сжали покрывало, глаза застелила пелена слез.
— Прости, — подавленно шепнула она, сверля затуманенным взглядом соломенную куклу. — Прости меня, Генри…
Горячие слезы обожгли веки, скатились по щекам и губам, оставляя солоноватый привкус.
— Прости, что оставила тебя... — Мика сглотнула подступившую к горлу дурноту и, уронив голову на напряженные руки, зашептала, глотая горькие слезы: — Прости, что задержалась. Что пришла так поздно… Мне так жаль…
Плечи дрожали от рыданий, слезы обжигали глаза вновь и вновь. Она проклинала подобное стечение обстоятельств, прекрасно сознавая свою вину. Желала повернуть время вспять, вернуться в тот день, когда ее посетила мысль оставить брата и уплыть. Зная, что его ждет, она никогда не приняла бы это решение, никогда не оставила бы его, даже несмотря на то, что ему не суждено было бы прожить дольше одиннадцати лет.
Жгучий стыд отдался слабостью в коленях, дрожью в сердце и жаром на щеках, на миг утихшим, когда на дрожащее плечо девушки легла тяжелая рука. Она не обернулась и даже не шелохнулась. Лишь затихла, возжелав в эту секунду, чтобы человек, столь утешительно сжавший ей плечо, молча наблюдающий за ней, исчез, оставив ее наедине с душевной болью.
Но он продолжал стоять рядом, не убирая руки и скользя задумчивым взглядом по аккуратно сделанной куколке, а после — по пепельным волосам, полностью скрывшим лицо, на которое ему так хотелось сейчас взглянуть.
Рей слабо чувствовал все то, что чувствовала она. Чувствовал обиду, которую она испытала после слов настоятельницы. Чувствовал злость, когда она осознала, что брат мертв. И боль, ножом вонзившуюся в сердце, стоило ей увидеть пустую кровать и черную ленточку. И хотя он не мог в полной мере прочувствовать ее печаль, он все же понимал и знал, каково это — терять близких.
— Нам нужно уйти, — сказал дракон, после того как Мика подавила слезы и почти затихла, нарушая тишину только легкими всхлипами.
Она не стала перечить ему. Убрала с плеча руку и медленно поднялась на ноги. Тяжесть стеснила грудь, по ногам пробежала волна дрожи. Ощущая, что сердце стало тяжелым, Микаэлла взяла в руки куклу, огладила соломенную косичку и, не глядя на мужчину, покинула комнату, оставляя в ней часть рвущих все внутренности воспоминаний.
Ей хотелось сбежать отсюда как можно быстрее, скрыться с глаз настоятельницы, забыть ее и это место. Но слова, произнесенные насмешливым тоном, вынудили замереть у самого выхода.
— Он так часто говорил о тебе. — Ингвара чуть прислонилась плечом к холодной стене, сложив на груди руки. — Она скоро вернется. Вот увидите — она скоро вернется… Кажется, именно так он говорил. Что тебя задержало?
— Это не ваше дело, — бросила Мика, не оборачиваясь, и посильнее сжала в руке куклу.
— Разумеется, — кивнула настоятельница. — Что ж, мне очень жаль…
Последняя капля испарилась в нагретой чаше терпения, и Микаэлла резко обернулась, чувствуя, как кожу обжигает огонь.
— Вам жаль? — выдохнула она, вперив в Ингу пренебрежительный взгляд. — Да что вы знаете о… жалости? Вы! Мерзкая старая злыдня!
Лицо женщины вмиг подернулось злостью, на скулах забились желваки.
— Пошла вон, — бросила она гневно. — Убирайся отсюда, неблагодарная девчонка!
Едва не задыхаясь от возмущения, Мика чувствовала сухость в горле из-за учащенного дыхания.
— Мне не за что быть вам благодарной! Я вас ненавижу! Ненавижу!
Внутренний огонь обжигал сердце, нитями струился по телу и, нагрев силу до предела, наконец, вырвался наружу. Браслеты сильнее сдавили запястья, колючая боль словно панцирем охватила ребра.
— Ненавижу всем сердцем! — вскрикнула и что есть силы ударила кулаком по стене.
Грохот был таким громким, что Ингвара и Агот вздрогнули, потрясенно глядя на руки девушки, укрытые синим пламенем, будто перчатками. А Рей, замерев у лестницы, на миг скривился, чувствуя, как все внутри закипело от гнева. От ее гнева.
Оковы, до этого сдерживающие силу, нагревшись, треснули и звонко брякнули, упав на деревянные скрипучие половицы.
Мика даже не обратила внимания на неожиданно сломавшиеся браслеты и, одарив Ингу ненавистным взглядом, сказала чуть слышно, зная, что настоятельница прекрасно услышит ее:
— Да покарают вас боги за все зло, что вы причинили детям.
Глава 19. Без цели
Серебристые лучи вынудили Мику разлепить отяжелевшие веки.
С пробуждением пришла слабость, тягуче разлившаяся по телу, и боль — ноющие ребра и спина. Невольно скривившись, она вытянула в сторону руку, неотрывно пялясь в бордовый балдахин, нависающий над огромной кроватью. Кончики пальцев коснулись мягкой ткани — такой воздушной, что девушку переполнило странное чувство легкости. Медленно, стараясь случайно не вызвать новую волну боли, она осмотрелась.
В спальне царила темнота, которую разгонял лишь молочный свет убывающей луны, проникнувший сквозь окно, сбоку от кровати. Но вскоре глаза привыкли к мраку, и Мика разглядела напольный канделябр с потушенными свечами и пару пуфов — один у окна, а другой в дальнем углу комнаты, рядом с высоким платяным шкафом из темного дерева.
Ярко-красный шелк с золотистыми узорами укрывал ее тело по самую грудь, а ткань балдахина струилась сверху вниз по бокам кровати, и при желании ее можно было задернуть, чтобы полностью скрыть спящего. У дальней стены стояла массивная резная тумба-комод, ящички которой имели красивые серебряные ручки, а слева от двери находился дамский уголок с зеркалом в золотой оправе.
Стены из серого камня навели Мику на мысль, что она находится в замке либо в большом богатом доме. Иных предположений не возникло, поскольку роскошное убранство комнаты поразило ее до глубины души.
Она никогда не касалась такой мягкой красивой ткани, никогда не видела столько цветов, стоящих в спальне — где только возможно — в высоких вазонах. Никогда не видела таких шикарных занавесей с сочным винным цветом, закрепленных по бокам окна. За всю свою разбойничью жизнь Микаэлла не лицезрела столько красоты; обычно все богатство представало в виде золота, и даже ее дом на краю Мэнхилда, куда она собиралась отвести брата, отличался строгой простотой и скупым декором.
С воспоминанием о брате пришли и другие воспоминания, и к глазам тотчас подступили слезы. Мика вспомнила, как с бессильным отчаянием искала в приюте Генри, а не найдя, допустила в сердце горькую правду о том, что он мертв. Вспомнила, как сила обожгла ее и разломала стальные браслеты, точно веточки куста; как она прокляла настоятельницу, стрелой выбежала из приюта и побежала.
Не знала, куда именно и зачем, просто побежала, оставив позади мрачное здание, а вскоре и всю деревню. Дракон нагнал ее только у замерзшей реки.
Мика четко помнила его глаза — злые, жутко злые, но вместе с тем прячущие за янтарной оболочкой какое-то странное, обжигающее чувство. Он говорил ей что-то, что она совсем не воспринимала и так и не запомнила. Но она знала наверняка, что в то мгновение ей не хотелось больше бежать. Потому она и стояла рядом с ним, захлебываясь слезами и чувствуя, что находится на грани потери сознания. Вскоре так и случилось: она упала в бессознательный омут лишь от одного прикосновения к щеке, словно дракон этим касанием высосал из нее последние силы.
Дальше — все как в тумане. Жуткий холод, ветер, пробирающий до костей, и огромные лапы, сомкнувшиеся вокруг талии. Дракон нес ее, но как долго — Мика не представляла. Хотя боль от его лапищ и неудобной позы была такой сильной, что даже сон на мягкой постели не избавил от мучительного состояния.
Обида жгла душу, будто ту сунули в котел с расплавленным золотом. Слезы катились по щекам, оставляя извилистые следы на горящем жаром лице, сердце глухо дрожало. Мика перевернулась на левый бок, уставилась на розы в вазоне у стены и с ужасом поняла, что она больше не желает куда-либо бежать. Осознание этого пришло внезапно, как удар молнии. А за ним и следующее: бежать больше некуда и не к кому.
Все пять лет она стремилась к одной единственной цели — забрать брата. Но с потерей родного человека исчезла и цель, словно ее никогда и не было. Микаэллу не так сильно заботили собственная жизнь и желания сердца. Она никогда не думала о себе больше, чем о Генри. Плохие поступки — воровство и убийства — делались лишь ради него, и она ни разу не задумывалась о том, чтобы остановиться, потрусить подальше от проложенного пути и позволить алчности застелить глаза. Так и не исполнив свою мечту, она утратила весь смысл жизни.