Огорошенная этой простой, но неоспоримой истиной, Порция молча смотрела ему в лицо. Руфус хмыкнул:
— Что, язык проглотила? — Одним молниеносным движением он поймал ее за подбородок и легонько поцеловал в губы. — А это — печать на договоре между отверженными, — промолвил он, выпрямляясь. После чего опустил плащ и отступил назад, освобождая дверь во внешний мир.
Границы их замкнутого пространства рухнули столь внезапно, что Порция на миг растерялась. Она совсем запуталась в своих чувствах и не понимала, что происходит.
— А это кто вон там — дочка Грэнвилла? — равнодушно спросил Руфус, обернувшись через плечо. — Та девушка в синем плаще?
Вопрос вдребезги разбил овладевшие Порцией чары. Она с содроганием осознала, кто стоит рядом. Заклятый враг, смертельный враг, угроза всему роду Грэнвиллов. В горле почему-то пересохло, и ей пришлось откашляться, прежде чем она сумела произвести:
— Зачем тебе это знать?
— Просто интересно.
— Но какой интерес может быть в Оливии? — И Порция инстинктивно попыталась заслонить собой подругу от вражеского взора.
— Да в общем-то никакого, — небрежно пожал плечами Руфус. — Дети Грэнвилла женского пола не представляют для меня интереса. А вот если он когда-нибудь зачнет сына — это совсем другое дело… — И он снова пожал плечами. — Всего хорошего, мисс Уорт!
Он повернулся и стал протискиваться сквозь толпу: домотканый плащ топорщится на скрюченной горбатой сп-ине… весьма убедительное воспроизведение облика убогого старого крестьянина.
Порция еще долго стояла посреди шумной суеты, прежде чем пришла в себя. Из всего, что происходило нынче утром, можно было сделать один вывод. Ею хорошо попользовались. Руфус Декатур вызвал у нее в душе всплеск эмоций, поиграл на ее чувствительности и ужасно при этом веселился. Он обвел ее вокруг пальца с небрежной наглостью мужчины, который привык к тому, что ни одна женщина не способна устоять перед его чарами. И Порция сама позволила Декатуру вытворять все, что вздумается. На своем веку она достаточно насмотрелась на то, как бессовестно мужчины дурят головы женщинам; она отлично понимала, что сейчас происходит — и тем не менее позволила Руфусу Декатуру сделать из себя посмешище.
Злая на себя, злая на Декатура, она направилась к Оливии, пылая от негодования. В этот момент она не задумываясь выдала бы Руфуса, но горбатый крестьянин в темном плаще исчез.
В квадратной комнате на первом этаже принадлежавшего Руфусу дома было тепло и светло благодаря ярко пылавшим в очаге поленьям. Это был настоящий рай после трехчасовой скачки от замка Грэнвилл, причем последний час всадникам пришлось пробиваться сквозь метель, облепившую их с головы до ног мокрым снегом: ни дать ни взять привидения, несущиеся сквозь белесую круговерть.
— Кто присматривает за мальчиками? — немедленно спросил Уилл, отряхивая в сенях свой плащ.
— В этот вечер они должны быть у Сайласа… по крайней мере я на это надеюсь, — отвечал Руфус, поплотнее притворив дверь. — Они обещали быть там. — Он прошел прямо в комнату, где на полке стоял кувшин с медовухой.
— С такими держи ухо востро! — хмыкнул Уилл, стаскивая с себя насквозь промокшую одежду.
— Ага. — Руфус наполнил две кружки и подал одну своему кузену. Он не особо беспокоился о том, где сейчас его сыновья. Мальчишки не останутся без присмотра, пока находятся в этой деревне. Они привыкли садиться за стол в любом доме, если он оказался поблизости в тот момент, когда ребята проголодались. И заваливаться спать в любой угол, если чувствовали усталость. Пожалуй, такой образ жизни выглядел несколько беспорядочным, однако Руфус не видел в нем ничего плохого.
— Пей, а потом можно будет пойти в столовую перекусить. — И Декатур приветственно приподнял свою кружку. Уилл заметил, каким сосредоточенным, едва ли не мрачным, стало выражение на лице его друга, и приготовился выслушать рассказ о том, что удалось выведать во время вылазки в замок Грэнвилл.
Руфус застыл возле очага, опираясь ногой на решетку. С мокрого сапога на пол стекали грязные капли, но он не обращал на это внимания.
— Грэнвилл со своими прихвостнями собирают ополчение для парламента, — веско промолвил он.
— Откуда?
— Со всей провинции. У Чартера, Фэйрокса и Престона огромные поместья.
— Они граничат с Декатуром?
— Да. И они проникнут в Йорк, Ноттингем, Бредфорд и Лидс, чтобы перетянуть их на сторону парламента. Они отлично знают, кто прислушается к их словам и может поддаться уговорам.
Руфус налил себе еще кружку и жестом предложил Уиллу самому распоряжаться кувшином. Его губы сжались в суровую тонкую линию, почти незаметную под густой бородой, а голос был лишен всякого выражения.
— Попы поговаривают о сборе церковной утвари… блюда, кадильницы и все такое… Не сомневаюсь, что они огребут кучу денег.
У Уилла по спине пробежал холодок. Он не любил, когда Руфус начинал говорить вот так: совершенно серьезно, без привычных шуточек, а гулкий голос и лицо становились твердыми, как гранит.
— Бюргерские жены готовы снять с себя украшения, купцы — расстаться с золотой и серебряной посудой — со всем, что можно переплавить или продать. А Грэнвилл соберет с округи весь свинец и железо для мушкетов и пушек. И как ты думаешь, Уилл, что сделает Като с оброком со своих поместий?
Под этим безжалостным взором у Уилла пересохло в горле. Видимо, от него ожидали какой-то ответ, но все мысли разбежались, и оь не знал, что сказать.
А Руфус нетерпеливо барабанил по каминной полке, отбивая короткими твердыми ногтями какой-то неуловимый ритм, — словмо затаившийся в засаде хищник, готовый броситься на Уилла. Наконец он негромко промолвил:
— Предположительно Грэнвилл пустит в дело и свой собственный капитал.
— Ну да, я тоже так предполагаю. — Уилл даже сморщился, добросовестно пытаясь найти наконец ответ, ожидаемый его братом. — Он же сам собирает ополчение, а это наверняка обошлось недешево. А если маркиз еще и собирается изготовлять оружие…
— Да, не трудно догадаться, что Като постарается поскорее прибрать к рукам все, что можно еще выжать из окрестных земель, — процедил Руфус, и теперь его голосом впору было растворять золото вместо царской водки. У Уилла глаза полезли на лоб — он наконец-то понял!
— Ты… ты считаешь, он посмеет обобрать Ротбери?!
Хотя Руфус устремил свой взгляд куда-то в пространство, его младший родственник невольно поежился — такая смертельная ненависть пылала на дне холодных голубых озер.
— А почему бы и нет? — все так же язвительно проронил Декатур. — Почему бы и нет? — Он резко повернулся к столу и в бешенстве пнул тяжелый стул, который с грохотом отлетел на свое место у стены. — Като Грэнвиллу поручено опекунство над землями Ротбери. Почему бы не воспользоваться доходом с этих земель на пользу своему делу?
Уиллу нечасто приходилось видеть вошедшие в поговорки приступы бешенства у своего старшего брата — Руфус уже давно научился держать в узде свой темперамент. Однако в эту минуту Уилл понимал, что Декатур вот-вот сорвется, и понимал почему.
— Но ведь его назначили опекуном именем короля, — несмело возразил он. — Не может же он теперь обратить это преимущество против короны!
— А почему бы и нет? — громыхнул Руфус. — Он и так проявил себя изменником, лжецом и трусом! Он нарушил вассальную клятву и изменил своему сюзерену! Разве у такого может сохраниться понятие о чести? Не будь наивным!— Декатур метался, как тигр в клетке, и Уиллу показалось, что просторная комната удивительным образом сжалась, пытаясь удержать в себе этого неистового человека, наделенного столь пламенным духом.
Внезапно Руфус сжал кулаки и так грохнул по столу, что задребезжали стоявшие на полке кувшины и горшки. И хотя Уилл отлично понимал, что ярость взрыва направлена вовсе не на него, у бедняги возникло отчаянное желание незаметно убраться подальше.
— Я этого не допущу! — отрезал Руфус, и на сей раз его яростный, решительный голос был подобен заточенному клинку. — Этот выродок не сможет воспользоваться богатствами Ротбери. Я сам отдам их королю. А когда Грэнвилл сгребет под себя все, что сумеет, я отниму у него и эти сокровища. Я завладею каждой серебряной монетой, каждой золотой гинеей, каждым самоцветом, каждой свинцовой пулей и окованной сталью пикой, которые он сумеет собрать. И все это я отдам королю.
Уилл совсем растерялся — надо ли ему что-то сказать? Вроде бы кузен обращался вовсе не к нему: такая вот еле слышная, яростная клятва обычно дается самому себе. Но и молчать Уилл тоже больше не мог. Он нерешительно нарушил неловкое молчание.
— Как?
Руфус вернулся к столу, только теперь его глаза светились жизнью, а в движениях мощной фигуры больше не угадывалось яростное напряжение.
— Уилл, я составил такой отвратительный и коварный план, который сделал бы честь самому Като Грэнвиллу! — Он решительно осушил до дна свою кружку, прежде чем ухватить за ушко глиняный сосуд, стоявший на полке, и зубами вынуть из горлышка затычку. — Ну что, ты мужчина или нет? — лукаво спросил Декатур у брата, взмахнув кувшином, — судя по всему, имея в виду стойкость Уилла к спиртному. В кувшине хранилась шотландская ячменная водка такой крепости, что запросто могла бы свалить под стол взрослого мужчину.
Уилл решительно толкнул вперед свою кружку, и Руфус наполнил ее до половины.
— У тебя пока маловато опыта, малыш, чтобы выдержать больше, — пояснил он, уселся на край стола и сделал добрый глоток прямо из кувшина, который поставил рядом. — Итак, прикинь, что для Като Грэнвилла дороже всего на свете? — мохнатая рыжая бровь выразительно поползла вверх. Уилл опасливо пригубил из своей кружки.
— Понятия не имею. Откуда мне знать?
— У него есть дочь, — задумчиво пробасил Руфус. — На самом деле у него их целых три… У него есть красавица жена… — И он уставился на Уилла, все так же вопросительно приподняв бровь.
Тот сидел дурак дураком, однако вполне справедливо полагал, что это состояние вызвано не только парами спиртного. Весь вечер Руфус говорил загадками. Уилл почел за благо промолчать, ожидая, что же брат скажет дальше.