Разумеется, сон ко мне никак не шел. В голове витали мысли об Але, дяде и моей жизни здесь, в деревне. Потом вспомнился Кирилл и странная роща с красными подснежниками. Я плутал по лесу только утром, а казалось, что несколько дней назад.
Забывшись, я повернулся на бок и зачем-то открыл глаза. В падающем через окно лунном свете шагах в пяти от меня стояла призрачная фигура женщины. На ней было длинное белое платье и белая вуаль. В распущенных черных волосах виднелись сухие цветы. Лицо бледное, губы синие, а глаза темные, как безлунная ночь. Призрачная женщина медленно подняла правую руку и потянулась ко мне.
Она будто приросла к полу и лишь отчаянно тянула ко мне руку, но не подходила. В бледных чертах ее лица было что-то знакомое, и я силился вспомнить, где видел ее раньше, однако мельтешение за окном отвлекло меня от призрачной фигуры.
Я повернулся и увидел прижатые к стеклу призрачные руки, а за ними бледные лица с синими губами и длинными темными волосами. В черных глазах тварей не было ни намека на разум. Своими призрачными руками с длинными ногтями они тихо скребли по стеклу, желая попасть в дом.
Я перевел взгляд на ту, что стояла передо мной. Ее глаза тоже были черными, но в них блестел разум. Призрак продолжал тянуть ко мне руку.
— Что ты хочешь?
Женщина открыла рот и что-то произнесла, однако я не услышал ни звука. По всей видимости, говорить она не могла.
Встав с кровати, я шагнул к ней. Любой бы видящий это человек пришел в ужас от того, как спокойно я решился на контакт с потусторонним существом, однако мне было совершенно не страшно. Лишь немного… любопытно? Похожие чувства я испытывал к Але. Она, как и призрак, заинтересовала меня.
Подобно стоящей передо мной женщине, я вытянул руку и коснулся ее призрачных пальцев. Моя живая плоть прошла сквозь них, и с моих губ сорвалось досадливое фырканье. Однако в тот же миг призрак наклонился и коснулся ладонью моего лба. Кожу сразу же обдало холодом, будто ко лбу приложили кусок льда. Веки налились свинцом, и я невольно закрыл глаза и провалился во тьму, которую быстро рассеял свет.
От буйства белого заболели глаза. Вокруг меня уже была не спальня, а улица. Всюду снег, серое небо, и никакого солнца. Боковым зрением я увидел деревенские дома и стоящих возле них жителей. По бокам — щедро укутанные снегом ели, а впереди, спиной ко мне, стояла мужская фигура в бело-серебряном кафтане. Я попытался оглянуться, но не смог. Тело не слушалось меня. Оно само шло вперед, по рассыпанным на снегу красным ягодам рябины. Они тропинкой вели к отвёрнутому от меня мужчине.
Наконец мой взгляд переместился вниз, и я увидел босые женские ступни. Побледневшие от холода, они почти сливались со снегом. Ступали медленно, тщательно раздавливая рябину на снегу. Я слышал, как лопается шкурка каждой ягоды и как хрустит снег под босыми ступнями, но не чувствовал холода.
Взор снова поднялся, и теперь я видел, что до мужчины осталось всего шагов десять. Та, в чьем теле я находился, замедлила шаги. Кажется, она настолько не хотела подходить к мужчине, что даже готова была дольше идти по ледяному снегу. Однако все рано или поздно кончается, особенно путь в десять шагов.
У мужчины были широкие плечи и белые волосы с голубым отливом. Легкий ветер теребил белый мех его богато расшитого серебряными нитями кафтана. В момент, когда мужчина медленно начал поворачиваться, меня снова накрыла тьма, а затем я открыл глаза и увидел перед собой потолок спальни, который освещали солнечные лучи. Настенные часы показывали три минуты десятого.
— На два автобуса опоздал, — пробормотал я, расчесывая пальцами взлохматившиеся после сна волосы.
В спешке я начал собираться, чтобы успеть на третий рейс. Кроме плесневого хлеба и круп в доме ничего съестного не оказалось, так что я сунул нос в пакет с едой, что дала баба Шура, и вынул оттуда контейнер с блинами.
Пока сидел за столом у окна и смотрел на ясное небо, что зимой в наших краях было большой редкостью, размышлял о странном двойном сне. Обычно сны редко мне снились, а уж кошмары — тем более. Однако этой ночью приснилось целых два.
Уйти незамеченным из деревни не получилось. Утро было не раним, и, разумеется, меня сразу же увидело несколько соседей. Когда же я проходил мимо дома бабы Шуры, то хозяйка сразу же выбежала мне на встречу, кутаясь в шерстяной шарф поверх домашнего платья.
— Ты что тут делаешь? — накинулась она на меня.
— Опоздал на последний автобус и переночевал в дядином доме. — Называть этот дом своим у меня никак не получалось.
Глаза бабы Шуры расширились.
— Ты там всю ночь пробыл? — тихо произнесла она.
Я кивнул.
— И что?
— Что?
— Нормально все?
— Да.
Баба Шура облегченно выдохнула и что-то пробормотала себе под нос. Я смог расслышать фразу «не пришли, значит».
— Кто не пришел? — произнес я, прежде чем подумал, стоит ли об этом спрашивать. Слова сами слетели с моих губ, чего практически не случалось. Я всегда следил за тем, что говорю.
— Иди с Богом, — смягчилась баба Шура, подталкивая меня вперед. — Счастливой дороги.
— Спасибо. — Я махнул ей на прощание и направился к лесу.
Снег больше не сыпал, и на дороге остались мои следы и еще чьи-то. Яркое зимнее солнце ядовито сияло на безоблачном голубом небе. Его свет отражался от снега, отчего глаза побаливали и слезились.
Я быстро дошел до остановки и уставился на маленькую девочку, сидящую на лавке, покрытой ледяной коркой. На вид ей было лет семь, не больше. Пушистый желтый шарф был завязан кое-как, а такого же цвета шапка сидела набекрень. Было заметно, что ребенок собирался сам, впопыхах.
— Привет, — произнес я, подойдя к девочке.
Я был уверен, что она испугается чужого дядьку, однако девочка повернула ко мне веснушчатую мордашку с покрасневшими на холоде щеками, и широко улыбнулась.
— Привет!
— Ты тут одна?
Девочка кивнула.
— Куда едешь?
— В город, к сестре. Она там учится.
— А родители тебе разрешили?
Девочка замялась и отвела взгляд в сторону.
— Угу.
— Врешь.
— Не вру!
— Врешь, — настаивал я. — Без спросу ушла, так ведь?
Малышка надулась, сжала кулачки и выпалила:
— Да, без спросу! А как иначе? Я по тете соскучилась! Оля давно уже уехала учиться, да так и не приехала ни разу. Даже не звонит! А я скучаю по ней оче-е-ень.
Девочка захныкала. Слезы потекли по ее красным пухлым щекам. Я протянул ей чистый носовой платок, но она на него даже не взглянула, продолжая плакать.
— Оля Дементьева? — спросил я у девочки.
Малышка сразу же перестала плакать и воззрилась на меня большими глазюками, обрамленными длинными мокрыми ресницами.
— Ты ее знаешь?
— Знаю.
Я ее и правда знал. Оля была младшей дочерью деревенского охотника Семена. Я часто видел ее раньше. Она после школы почему-то никуда не поступила, хоть и была почти отличницей. А потом, примерно через год, резко пропала. Родители пояснили, что она все же решила продолжить учебу и уехала в город. Ее старшую сестру я знал плохо, но помнил, что ее маленькую племянницу звали Никой — баба Шура постоянно жаловалась, что девчонка топчет ей картофельные грядки.
Девочка нахмурилась, будто о чем-то размышляя, и, просияв, выдала:
— Вы с ней учитесь!
Недолго думая, я кивнул.
— Как она? У нее все хорошо? — с горящими глазами кинулась расспрашивать меня Ника.
— Да, у нее все хорошо. Передает тебе привет, — безбожно соврал я. Зачем? Не знаю. Просто интуитивно предположил, что так надо.
— И ты ей передавай привет от меня, от мамы и от бабушки с дедушкой.
— Обязательно передам.
Ника вскочила со скамейки, стряхнула сзади с куртки снег и деловито произнесла:
— Раз ты говоришь, что у Оли все хорошо, то мне в город больше ехать не нужно.
— Вернешься в деревню? — уточнил я.
— Угу, — кивнула девочка.
— Я тебя провожу. — Почему-то мне не хотелось, чтобы маленький ребенок один снова шел по лесной чаще, несмотря на солнечный день.
Ника довольно улыбнулась и, шагнув ко мне, взяла меня за руку.
Что ж, автобус подождет. Снова. Все же до вечера осталось еще три рейса. Уж на один из них я точно успею.
Глава 4.1. Слезы и обещание
Благополучно проводив девочку до ее дома окольными тропами, чтобы меня ненароком не увидела баба Шура, я решил немного срезать и пройти через двор дядиного дома. Отодвинув покосившийся забор, я миновал задний двор и уже хотел было выйти на вторую дорогу, ведущую к лесу, как вдруг услышал тихий плачь.
Замерев, я прислушался. Плачь доносился со стороны сарая, и я направился к нему.
На пне, который был предназначен для рубки дров, сидела Аля. Лицо ее было мокрым и красным от слез. Промокшим рукавом куртки она периодически утирала нос и щеки.
Я так и прирос к земле, ни в силах сдвинуться с места. Как завороженный смотрел на Алю и лихорадочно думал, что лучше сделать: уйти, остаться наблюдать или подойти?
Внезапно Аля повернулась ко мне и удивленно расширила глаза.
— Прости! — воскликнула она, вскочив с пня. — Я думала, тут никого, поэтому…
— …плакала? — хрипло произнес я.
Аля смущенно потупила взгляд и закусила губу. Мне вдруг резко захотелось подойти к ней и ободряюще положить руку на ее плечо, но я не знал, уместно ли так делать.
— Прости, я ухожу, — пробормотала она, нервно натягивая задравшиеся рукава куртки.
— Постой! — воскликнул я. Слово вновь вырвалось прежде, чем я его обдумал.
Аля послушно стояла, ожидая от меня продолжения. Я осторожно шагнул ближе и спросил:
— Почему ты плакала?
Нижняя губа девушки задрожала. Из глаз снова побежали слезы.
Черт, это из-за меня она снова заплакала? Какой же я идиот!
— Прости, — произнес я, чувствуя, как тяжело мне смотреть на ее слезы. — Я не подумал…
Аля быстро замотала головой и закрыла глаза. Резким движением вытерла щеки рукавом и, подняв лицо вверх, открыла глаза и сделала глубокий судорожный вдох.