Все это не даст им возможности игнорировать нас. Рано или поздно они захотят понять, в чем дело и почему мы так удачливы. Уверен, уже сейчас некоторые обсуждают, почему урожай у нас при таких хреновых погодных условиях лучше, чем в других землях. Они, разумеется, будут злиться и завидовать, но приедут учиться. Ну, может быть, не сами лично, но, как минимум, начнут подсылать с какими-нибудь делами своих управляющих.
Даже то, что я частично успел подготовить семена в этом году, привело к сильному уменьшению количества сорняков. Конечно, Клэр, новости здесь распространяются медленно, но, думаю, те, кто посообразительнее, уже знают.
Его светлость, герцог Бальгер оказался даже умнее, чем я ожидал: он совершенно точно заметил, что в первом танце мы с Клэр шли не на своих местах. Однако он не стал хмурить брови или выговаривать провинившимся баронам. Герцог поманил к себе рыхлого и седого толстяка графа Крогге и, ласково улыбаясь, что-то тихонько выговорил ему, слегка погрозив пальцем. Толстяк Крогге почтительно и торопливо кланялся, прижимая руку к роскошному камзолу в том месте, где под слоями жира должно было находиться сердце.
После этой интимной беседы граф Крогге подошел к одной из компаний, где стоял еще один граф, имени которого я, увы, не запомнил, и с кислым лицом начал объяснить что-то двум высоким крепким баронам, до этого весело смеявшимся графским шуткам.
Мы с Клэр честно оттоптались-отскучали бал, но вынуждены были встать в колонну на последний танец. Это снова была баханда, но в этот раз его светлость остался сидеть на троне, а герцогиню Жозефину пригласил какой-то дальний родственник герцогской семьи, и теперь она возглавляла танцоров. В этот раз, когда мы подошли к колонне, чтобы занять места, между нами с Клэр и герцогиней с родственником стояло ровно четыре пары – все местный графья, прибывшие на бал. А уже за нашей с Искрой спиной торопливо перегруппировывались, пятясь назад, бароны со своими спутницами: его светлость сумел восстановить порядок.
«Ну, что ж, похоже, герцог прекрасно разбирается во всех этих мелких подковерных игрищах и достаточно умен, чтобы не конфликтовать с «любимцем» короля. Осталось только убедить их в нашей легенде, и дальше можно будет жить спокойно…».
Глава 22
КЛЭР
Кардинала Марионе я видела впервые. Это был немолодой мужчина с несколько желчным, худым и узкогубым лицом. Тяжелое одеяние из темно-красного шелка казалось слегка потрепанным и скомканным. Подол облачения был забрызган пятнами засохшей грязи.
«Интересно, где он зимой такую грязюку нашел? И потом, разве кардиналы пешком ходят?» – я почтительно поклонилась и шевельнула губами над протянутой мне чуть скрюченной рукой с раздутыми суставами. Перстень, который принято было целовать, маслянисто блеснул перед глазами огромным фиолетовым камнем.
«Похоже, аметист и здесь – камень кардиналов и архиепископов.».
Если герцога с его гостем и удивило мое присутствие, ни тот ни другой никак это не выразили. Его светлость только посмотрел на приведшего нас лакея и тихо сказал:
— Стул для госпожи графини, Парсон.
Стол, надо сказать, был накрыт весьма скромно: небольшое блюдо с холодным нарезанным ростбифом, плоская тарелка, на которой лежали очищенные зубчики маринованного чеснока и странно нарезанный хлеб. Я не сразу поняла, в чем дело, а потом сообразила: с буханки срезаны корки. Взглянув на запавшие щеки кардинала, я догадалась: «Похоже, у его преосвященства не хватает зубов! Интересно, он старше, чем кажется, или же просто не следил за зубами?».
Лакей поставил перед нами с мужем по дорогому стеклянному кубку в медной оплетке, налил туда вина и бесшумно исчез. Я машинально протянула руку за вином и сделала крошечный глоток: «Легкое совсем…и довольно кислое. Даже странно, что герцог пьет такое простецкое вино.». Первым заговорил его преосвященство, обращаясь к Освальду:
— Сын мой, наш дорогой герцог сообщил мне, что ты желаешь поговорить. Мы готовы выслушать тебя. Думаю, раз уж ты привел сюда свою супругу, то дело касается и ее тоже?
— Так и есть, ваше преосвященство и ваша светлость, – Оскар кивнул, подтверждая догадку кардинала, но обращаясь сразу к обоим собеседникам. – Жена моя видела столь необычный сон, что мы засомневались с ней: не видение ли это, посланное нам свыше? Однако силы, показанные в этом видении, столь могущественны, что обсуждать это с нашим батюшкой мы просто не рискнули.
И герцог, и кардинал с легким интересом посмотрели на меня, переглянулись, и его светлость несколько снисходительно, с мягкой улыбкой произнес:
— Что ж, графиня Ваерман, расскажите нам, что вас встревожило.
Я вздохнула, показательно перекрестилась, еще раз глотнула из кубка, понимая, что назад дороги уже нет и заговорила:
— Мне снилось, почтенные господа, что я гуляю в осеннем саду. Солнышко хоть и светит, но не обжигает.
Деревья вокруг наполовину облетевшие, но на части из них, наоборот, только распускаются весенние цветы. Небо чистое и высокое, без туч и облаков. Место совершенно незнакомое и очень красивое: на кустах горят поздние осенние розы, и запах стоит просто изумительный! Я шла по тропинкам, потом был мостик над небольшим ручейком с кристально чистой водой. А потом я вышла к небольшой полянке и увидела там женщину. Она занималась очень странным делом: сидела на низенькой табуреточке возле огромной горы спелой пшеницы и перебирала ее по зернышку. Справа от нее стоял наполовину заполненный чистыми зернами мешок, и даже при свете дня было заметно, что зерна там излучают золотистое сияние. А все, что она выбирала, она кидала в маленький костерок, горящий с левой стороны. Не все зерна попадали в огонь. И те, что рассыпались по земле рядом с костром, выглядели просто ужасно. Эти зерна были страшные, темные и пугающие! Мне казалось, что от них смердит серой! – тут я снова перекрестилась. – Женщина была немолода, но очень красива. У нее было такое доброе и ласковое лицо, что я осмелела и спросила: «Почтенная госпожа, что вы делаете с этими зернами?». И тут, господа, я увидела, как по щеке женщины сбегает слеза. Мою душу захлестнуло горечью и состраданием!
Мне изо всех сил хотелось помочь ей!
Я снова вздохнула и слегка прикрыла глаза, как бы заново «переживая» этот трогательный момент. Мужчины терпеливо ждали, и я, “успокоившись”, продолжила:
— У этой женщины, ваше преосвященство, был совершенно удивительный голос. – Теперь я смотрела прямо в глаза к кардиналу и обращалась большей частью к нему. – Этот голос проникал в самое сердце, и каждое слово откладывалось у меня в памяти, как некая драгоценность. Обычно, ваше преосвященство, я почти сразу забываю свои сны, но слова этой женщины запомнила в точности. Помню даже сейчас, до последней буквы.
— И что же сказала тебе женщина, дитя мое? – кардинал посматривал на меня без улыбки, но явно чуть снисходительно.
— Она ответила мне так: «Сын мой послал своим детям зерно это, дабы не знали они голода. Но силы Тьмы велики и зла в них много. Они наслали на благое семя проклятие, и дети сына моего, вкушая эти зерна, получают не только силы и благословение, но и страшную болезнь. А я всего лишь стараюсь отделить чистое от нечистого.».
Я снова сделала паузу, как бы стараясь вспомнить и передать свой сон получше, снова перекрестилась и продолжила:
— Сердце мое было полно любовью к этой женщине и состраданием к ней же: сколь велика была перед ней смешанная куча зерна и сколь мало она успевала перебрать! Мне стало так жалко ее и так хотелось помочь хоть чем-то, что я сама предложила: «Если хотите, почтенная госпожа, я помогу вам.». Женщина согласилась с печальной улыбкой. Когда я встала на колени рядом с этой кучей и запустила руку в теплые зерна, она погладила меня по голове и тихо прошептала: «Господь увидит твои старания, Клэр, и болезнь никогда не коснется тебя.
Храни чистое зерно два года и оставшаяся часть зла покинет его. Только помни, драгоценное дитя: нельзя бросать начатое!». Я, господин кардинал, во сне очень удивилась тому, что женщина знает мое имя. Я ведь никогда раньше не видела ее! Некоторое время я помогла ей перебирать зерна руками, а потом осмелела и спросила: «Почтенная госпожа, откуда вы знаете мое имя?». Женщина вновь погладила меня по волосам, и ладонь ее была такой теплой и ласковой, что показалось, будто у меня прибавилось сил! Она ответила мне: «Мне ведомы имена всех детей, дочь моя!»…
В комнате повисла несколько напряженная тишина. Я молчала и смотрела на собственные колени, не давая собеседникам возможности заглянуть мне в глаза. Эту драматическую паузу мы обсудили с Освальдом и решили, что будет правильнее дождаться вопроса. И вопрос прозвучал, но не от кардинала, а от герцога:
— И что же было дальше, графиня?
Я с ласковой и задумчивой, много раз отрепетированной улыбкой посмотрела своим собеседникам в глаза и ответила:
— Не знаю… В этот момент я проснулась.
Герцог и кардинал явно были сильно заинтересованы, даже заинтригованы моим рассказом. Они переглянулись.
Герцог молча кивнул его преосвященству, как бы выражая на что-то согласие, и священник заговорил со мной. Он задавал мне бесконечные вопросы, уточняя разные мелочи: во что одета была женщина, какого цвета были ее волосы, в какую руку — правую или левую, она набирала зерно. Он спрашивал, какие еще плоды я видела в этом саду и как выглядела трава, из чего были сделаны мешки с пшеницей. Уточнял, какого цвета был огонь и пахло ли от него дымом, как горели больные зерна и не шевелились ли те, что упали на землю. Он задавал такое множество вопросов, что беседа заняла у нас вдвое больше времени, чем мой небольшой рассказ.
***
ОСВАЛЬД
Все время разговора я наблюдал не за Клэр и ее сто раз отрепетированным рассказом, а за нашими собеседниками. Я видел воочию, как их мягкая снисходительность сменяется сперва интересом к беседе, а потом и неким суеверным страхом. Мужчины оба были немолоды и умели держать себя в руках, но к таким сказкам явно не были готовы.