Король почти не изменился с того времени, как мы виделись с ним в последний раз. Разница была в том, что недавно его жена, королева Эллина, родила вторую девочку. И его величество на данный момент был не слишком доволен женой. Так что принял меня король весьма милостиво. С удовольствием порасспрашивал о том, как я устроился на новых землях. И даже ностальгически вздохнул о старых временах, когда он был просто принцем.
-- Ну а теперь, Освальд, расскажи мне сам и подробно о том, что за странный сон тебе приснился. Признаться, я всегда считал герцога Бальгера человеком, не склонным к пустым фантазиям. Однако его повествование звучит слишком уж необычно.
Благо, что легенда была нами вызубрена наизусть, и я видел, что мой рассказ о двойном сне, «посланном» нам с женой в одну ночь, короля встревожил.
— Предположим, граф… просто предположим! Что сон этот ниспослан Господом, – король перекрестился и, строго глядя на меня, спросил: - Так что, по вашему мнению, нам следуют делать, исходя из такого предположения?
— Ваше королевское величество, я понимаю, что людям будет трудно поверить в это чудо. Будут сомневающиеся и противники. Но я-то сам лично чувствовал свет и тепло, идущее от этой женщины, что говорила со мной во сне.
Это нельзя подделать! Лично мне, ваше величество, больше не нужны никакие доказательства. Потому на своих землях я буду строить хранилища для зерна, чтобы выдерживать его не мене двух лет. И обязательно буду просеивать все зерно, дабы отделить те самые семена зла. Надеюсь, что вы, ваше величество, с присущей вам мудростью найдете правильное решение.
В общем, маховик государственного управления раскручивался хоть и медленно, но надежно. Через полтора месяца была собрана коллегия кардиналов. За это время с помощью голубиной почты были отправлены письма и получены ответы от самого папы Ромейского: Церковь постановила, что сон мой и моей жены следует считать Божьи Чудом.
К этому времени я уже столько раз рассказывал свою историю различным священнослужителям и чиновникам-министрам королевского двора, что я уже и сам начал верить в реальность этого сна. Я уже начал опасаться, что заработаю себе мозоль на языке.
Разумеется, у такой странной новости нашлось довольно большое количество противников, пытающихся обвинить меня во лжи. Очень сильно возражали как раз государственные чиновники. Да и многие крупные землевладельцы не испытывали восторга от того, что теперь на получение урожая придется тратить гораздо больше сил и средств. Мои возражения, что просеянное зерно даст гораздо лучший урожай, многие не принимали во внимание.
А вот как раз церковникам, как ни странно, это решение несло сплошную выгоду. Многие монастыри уже имели хранилища, куда складывалась церковная десятина с урожая. И чтобы получить выгоду, в урожайные годы это зерно не трогали, а хранили его два, а иногда и три-четыре года, ожидая, пока оно подорожает. Дождавшись же голодного года, церковь продавала зерно и хлеб с большой прибылью для себя.
Конечно, теперь и им придется ставить дополнительные хранилища при монастырях, но одна мысль о том, что зерно, выдержанное два года, почти не несет в себе заразы, храмовых служителей радовала. Теперь в собственных глазах они выглядели не торгашами, а исполнителями воли Божьей!
В целом конфликтных ситуаций было достаточно много, и один я совершенно точно не смог бы уговорить короля и его министров. Но за моей спиной мощнейшей поддержкой стояла Святая Матерь-церковь. Поэтому уже к весне был издан королевский эдикт, запрещающий продажу крупных партий зерна менее чем двухлетней выдержки.
Казначей хватался за голову, проклинал все на свете и со слезами на глазах объяснял каждому желающему слушать:
— Это что же получается?! Это два года почти никаких сделок не будет! Да еще и на сараи эти средства изыскать потребуется! Это же глупость сплошная и разорение!
Неожиданную помощь я получил со стороны королевы Эллины. Родив королю двух дочерей и чувствуя недовольство его величества, королева молила Господа о ниспослании ей сына и наследника. Потому она сразу же безоговорочно встала на сторону церкви. Ее величество не только пригласила меня посещать ее малые приемы, но и всячески показывала, как она расположена ко мне. В начале весны, когда я наконец-то добился разрешения покинуть Дольфенберг и собирался отправиться домой, ее величество сделала мне весьма богатые подарки для моей жены, сказав напоследок:
— Надеюсь, граф Ваерман, Господь пошлет вам сына и наследника.
Это было все, что беспокоило королеву сейчас. Сын и наследник! А мне, признаться, было все равно, кто у нас родится. Главное, чтобы малыш был здоровеньким. Увы, уровень современной медицины был слегка ниже плинтуса. Потому я еще до отъезда начал выспрашивать о местных травницах, собираясь на любых условиях забрать с собой самую лучшую.
Я был счастлив свалить из этого сумасшедшего дома. Меня не пугало то, что на дорогах распутица, что весенняя погода неустойчива и в любой момент яркое солнышко может сменить снежным заносом. Все эти препятствия казались мелкими и незначительными, потому что дома меня ждали Клэр и мой будущий ребёнок.
Глава 27
КЛЭР
Карету изрядно покачивало, так как дорога к храму была наезжена гораздо хуже, чем дорога к городу. Однако этот путь был немного короче и проходил не через скучные поля, занесенные сейчас снегом, а через лес по старой неширокой просеке.
Основную часть деревьев вырубили еще когда строили Альмейн. Но потом, говорят, старый граф запретил вырубку, и небольшой природный лесок слегка восстановился за те годы, что был заброшен. Просеку выкорчевали еще тогда, при старике. Но пользовались сейчас этой дорогой не слишком часто. Она вела от замка к храму, и кроме жителей замка больше по ней никто и не ездил.
По этой дороге, точнее, просто широкой тропе, пару раз в неделю, в свой выходной день, добирались до храма слуги на специально выделенных господских телегах. Освальд изначально оговорил это, нанимая людей. Мне не хотелось держать церковника при замке: воспоминания о матери настоятельнице были не самые приятные. А муж всегда шел мне навстречу.
Для многих же слуг и солдат посещение храма было своеобразным развлечением: этаким клубом, где они встречали знакомых из города, могли вволю посплетничать, узнать свежие новости и потом сходить в гости к своим приятелям или родне. Без этого жизнь в замке казалась бы им слишком уж тоскливой.
Так что я, слегка отодвинув шторку на окне, с удовольствием наблюдала за проплывающими могучими заснеженными елями и редко встречающимися березами, покрытыми пушистым инеем.
Через час с небольшим, когда я и госпожа фон Краузе выходили из экипажа у храма, грязную, покрытую налетом сажи картину средневекового городишки ласково золотили холодные лучи зимнего солнца. Изо рта шел пар, было немного морозно.
Народу собралось не так и много, потому своего бывшего свекра с женой я увидела почти сразу. Мне показалось, что старый барон слегка поправился, да и выглядел в целом бодрее, чем раньше. Они подошли поприветствовать меня.
Пока Розалинда торопливо бормотала благодарности, я успела поздороваться еще с несколькими соседями, которые сочли нужным прибыть на молебен. Больше всего меня удивило присутствие матери настоятельницы.
Она скромно держалась за спиной госпожи Розалинды и не поднимала на меня глаз, часто и суетливо крестясь.
В храме стоял крепкий запах каких-то благовоний, и два камина еще не успели прогреть выстывшее за ночь помещение. Люди занимали места на скамейках, ёжась и плотнее кутаясь в плащи и шубы. Я уже привычно наклонила свечу чуть в сторону от себя, чтобы не надышаться дымом, и под монотонный голос священника действительно начала думать о баронете.
«Он ведь и в самом деле был психопатом. Возможно, если бы его обследовала нормальный врач, он нашел бы у Рудольфа какие-нибудь серьезные диагнозы. Не может же, в самом деле, обычный человек быть настолько омерзительным и злобным? Или же на него повлияла вседозволенность, и поэтому он вырос таким чудовищем?».
Не знаю, насколько искренне молились соседи, а я, даже зная, что этот человек уже мертв, не могла найти в своей душе ни капли сострадания или прощения. С этими совсем не благочестивыми мыслями я и дождалась окончания молебна, установила свечку перед иконой, перекрестилась и вышла из храма.
— Госпожа графиня, – меня почти у самой кареты догнал голос свекрови. Пришлось задержаться и повернуться к ней.
— Госпожа графиня, совсем забыла попросить вас… Я, ваше сиятельство, когда подарочек вам передавала, крест золотой уронила. И крестик-то сам не велик, но это еще покойной матушки моей подарок. Сразу не подняла, с вами заговорилась, а потом и забыла… -- свекровь просительно заглядывала мне в глаза, как будто боялась отказа.
Я молчала, скорее от растерянности. Кроме того, не могла вспомнить, убирали ли за эти дни в зале. До сих пор я ни разу не сталкивалась с воровством в собственном замке, и мысль, что кто-то из слуг мог прибрать чужое украшение, была весьма неприятной.
— Если вы позволите, госпожа графиня, пусть бы муж мой с вами сейчас поехал? Вы бы при нем прислугу и допросили. А уж он непременно мне крестик привезет.
Пожалуй, это было вполне разумно, но я предложила бывшей свекрови:
— Места в карете достаточно, госпожа Розалинда. Вы вполне можете поехать вместе со мной и сами расспросить прислугу.
— Ой, я бы и рада! Да только сюда-то нас привезла мать настоятельница, и я матушке обещала небольшое пожертвование для монастыря на богоугодные дела. Так уж, пожалуйста, госпожа графиня, пусть муж мой съездит. А матушка меня домой отвезет и что я ей обещала, получит.
Барон, которого аккуратно поддерживал под локоть Ханс, уже подошел к открытой коляске настоятельницы и нетерпеливо переминался, поджидая хозяйку. Садиться в экипаж без нее было не слишком вежливо. Я вопросительно глянула на госпожу фон Краузе и, дождавшись разрешающего кивка, ответила: