Голова раскалывалась. Прижав ладони к вискам, Оливия медленно брела по коридору, мечтая поскорее добраться до своей комнаты.
Но далеко она не ушла. Войдя в холл, Оливия ощутила сандаловый запах дорогого мужского одеколона. Тут же ее лицо уперлось во что-то холодное, гладкое и неподвижное. Она отшатнулась, широко открыла глаза и увидела перед собой черную кожаную куртку.
В последний раз она видела эту куртку на собственной свадьбе. В компании с мотоциклом и…
— Джералд! — ахнула Оливия. — Извините. Я не… — Она остановилась, смутно понимая, что черной кожаной куртке, хотя бы и знакомой, нечего делать в холле особняка и что извиняться перед курткой не за что.
— Вы меня не заметили, — закончила за нее куртка. — Ничего удивительного, поскольку вы вышли в коридор очень расстроенная. Что за паника? Риппер перепутал вас с дневной почтой? Или Саймон наконец-то совершил убийство?
Оливия кое-как справилась с одышкой, посмотрела снизу вверх и увидела мерцающие глаза Казановы с длинными, обольстительно опущенными ресницами. Такое лицо забыть трудно.
— Джералд, — простонала она, — что вы здесь делаете? — Она устала повторять эту фразу двоюродному брату Саймона.
— Навещаю любимого кузена, конечно, — с обворожительной улыбкой ответил Джералд. — Он дома?
— Да, — сказала Оливия, равнодушная к обворожительным улыбкам и мечтавшая только об одном: как можно скорее уйти. — Да, дома. Он у себя в кабинете.
— Отлично. — Джералд делал глазами какие-то знаки, которые, по-видимому, означали что-то сексуальное, и не двигался с места.
Оливия попыталась протиснуться мимо него.
— Саймон в кабинете, — повторила она.
Джералд поймал ее за руку.
— О, я бы с большим удовольствием поговорил с вами, — с хитрым видом заявил он.
Оливия ответила, что не понимает почему.
Теперь Джералд что-то делал бровями.
— Во-первых, вы куда симпатичнее Саймона. Мне хотелось бы узнать вас поближе. Мой благочестивый кузен отнюдь не самый легкий человек на свете, верно? Жить с ним трудно. Держу пари, вам не хватает друга, с которым можно поговорить. Человека, который действительно захочет вас понять. — Он подарил ей вкрадчивую улыбку, исполненную сочувствия.
Единственным результатом этой улыбки было то, что Оливию затошнило. У нее и так кружилась голова после разговора с Саймоном.
Она отвела руку назад, чтоб опереться о стену, которой там не было. Когда Оливия покачнулась, Джералд быстро — слишком быстро — обвил ее талию двумя черными кожаными рукавами.
Оливия закрыла глаза, и холл с портретами предков тут же перестал вращаться как волчок, у которого кончился завод.
— У меня уже есть друзья, — решительно сказала она. — И жить с Саймоном вовсе не трудно. — Конечно, нетрудно. Он вежлив, внимателен… и невыносимо далек. Но она не могла сказать, что с ним трудно жить. Вот без него — это да.
— Ах! — воскликнул Джералд. — Это слова верной маленькой женушки. Вы ведь его почти не знали, не так ли?
Нет. Не знала. И по-настоящему поняла это только сегодня. Но какая разница? Она любит Саймона, и, хотя он прогнал ее, она не может и не хочет говорить о муже с этим облаченным в кожу плейбоем, который так и норовил сделать ближнему гадость.
— Я знала достаточно, чтобы выйти за него замуж. А что, разве это имеет какое-то значение? — спросила она. — Будьте добры, отпустите меня. Я вполне способна держаться на ногах.
— Должно иметь значение, — загадочно ответил Джералд, не обращая внимания на ее просьбу.
— Что вы хотите этим сказать? — ледяным тоном спросила Оливия. Она не была сильна в понимании намеков и пошлых двусмысленностей.
Джералд кивком указал на дверь маленькой гардеробной и выдал двойную дозу улыбок.
— Давайте пойдем туда. Там нам никто не помешает.
— Нет, — резко ответила она, встревоженная его хваткой осьминога. — Я не собираюсь прятаться среди курток и сапог, пока вы будете лить грязь на моего мужа. А теперь прошу вас отпустить меня.
Джералд прищурился.
— Отлично, отлично. Значит, вы очень преданная жена. Уж не влюблены ли вы в моего почтенного родича?
— Это не ваше… — Она остановилась. Холл снова начал свое вращение. Да что с ней? Джералд не сказал ничего такого, от чего следовало падать в обморок. Так поступали только викторианские мисс в слишком туго зашнурованных корсетах.
— Ага, — сказал Джералд, видя, что она не закончила фразу. — Значит, вы действительно любите моего кузена. Но даже любовь не должна делать вас слепой к его недостаткам. Он никогда не рассказывал вам о Сильвии?
Она ненавидела его тихий насмешливый голос и то, что на какое-то мгновение ей действительно понадобилась поддержка этих цепких рук. И все же она ухитрилась вздернуть подбородок и почти спокойно ответить:
— Конечно, рассказывал.
Джералд снова улыбнулся. Она заморгала, поняв, что его губы находятся всего лишь в нескольких дюймах от ее собственных.
— Ну, — сказал он, — в таком случае вы знаете, что он далеко не святой. Так с какой стати вам хранить святость?
Ошеломленная Оливия уставилась на него во все глаза и вдруг поняла, что его губы с невероятной самонадеянностью и явным намерением приближаются к ее губам. Она снова испытала приступ тошноты. Но пока Оливия сражалась со своим вышедшим из повиновения желудком, ее тело обмякло в руках Джералда.
Позади раздалось какое-то движение. Оливия спиной почувствовала дуновение ветра. Секунду спустя прозвучал голос, исполненный ледяного спокойствия:
— Какая трогательная сцена… Рискну предположить, что она должна была продолжиться в более укромном месте, подальше от глаз любопытных слуг. Но я наблюдать за ней не собираюсь. Джералд, убери лапы от моей жены. Оливия, будь добра подождать меня в библиотеке.
Джералд резко отпустил ее. Оливия тут же пришла в себя и обернулась. Как ни странно, при виде мужа тошнота тут же прошла. Саймон, лицо которого казалось высеченным из гранита, кивком показал ей на дверь библиотеки.
— Нет, — сказала она. — Саймон, это не то, что ты думаешь.
— Ты понятия не имеешь, о чем я думаю. — Взгляд Саймона устремился на Джералда. — Ступай. Я приду через минуту.
Увидев его каменный профиль, Оливия проглотила комок в горле, но не сдвинулась с места. Как заставить Саймона выслушать ее? Нет, он не такой человек, которого можно заставить. Кроме того, он не в том настроении, чтобы внимательно слушать жену, которую выставил из своего кабинета и почти тут же застал ее в объятиях другого мужчины.
Но даже Саймон не может подумать… Тут она запнулась. Саймон уже сказал это. Она понятия не имеет, о чем он думает. Впрочем, теперь ей не было до этого дела.
Не обращая внимания ни на Саймона, ни на Джералда, она круто повернулась и пошла на кухню. Наверное, миссис Ли сейчас отдыхает у себя в комнате, а Джейми играет с Энни. Но, по крайней мере, в кухне тепло. А ей очень хотелось согреться.
Спотыкаясь на неровном полу, она услышала за спиной смех и слова Джералда:
— Это просто шутка, Сай. Я не хотел ничего плохого.
Ответа Саймона она уже не расслышала.
Оливия резко остановилась у края кухонного стола, недоумевая, почему большое, удобное помещение кажется совершенно незнакомым. В воздухе витал запах шоколадного бисквита, в духовке что-то булькало. Она испытывала головокружение, как будто внезапно очутилась на другой планете.
Ошеломленная женщина стояла в центре кухни и смотрела на уютные красные светильники. Все здесь было таким чистым, таким аккуратным. Не в пример хаосу, творившемуся в ее голове.
Саймон не пошел за ней. Занят разговором с Джералдом? Или ему на нее наплевать?
Оливия нерешительно пересекла кухню. На колышке у двери висел старый черный прорезиненный плащ. Она сняла его и надела на себя.
Небо казалось оловянно-серым, дождь не прекращался. Но на улице были свежий воздух и бодрящий ветер. Может быть, холод позволит ей привести мысли в порядок. Может быть, вдали от дома и мужа она сумеет решить, что ей делать. Ради Джейми, ради себя… и ради Саймона.
Саймон не мог думать, что они с Джералдом…
Оливия вздернула подбородок. Пусть думает все, что хочет. Она знает правду. Если он поверит этому, то поверит чему угодно. А это значит… Она испустила тяжелый, болезненный вздох. Это значит, что между ними все кончено. Навсегда.
Медленно, словно он весил тонну, Оливия подняла капюшон, надела его на голову и шагнула в серую пелену дождя.
Ударивший в лицо ветер заставил ее зажмуриться. Она вдохнула сырой холодный воздух и заставила себя идти. Оливия двинулась по тропе вдоль подъездной аллеи, миновала раскидистые липы у ворот и пошла по дороге. Дойдя до первого поворота, она остановилась.
До самой опушки леса тянулись поля, скорее туманно-серые, чем зеленые. Под влиянием внезапного побуждения, продиктованного болью и воспоминанием об ином, более светлом и счастливом дне, она перелезла через ограду и пошла к деревьям. Черный плащ бешено полоскался на ветру.
В лесу было темно. Мягкая земля была устлана сосновыми иголками и листьями, поэтому здесь было менее сыро, чем в открытом поле. Когда Оливия добралась до поляны, на которой впервые увидела Саймона, она сильно дрожала, а в животе раздавалось голодное урчание.
Все здесь было по-другому.
Что она тут делает? Неужели она сошла с ума? Мох промок насквозь и перестал быть мягким как бархат. А небо становилось все более темным. Скоро наступит ночь.
Сегодня здесь не появится никакой высокий мужчина с маленькой собачкой, чтобы навсегда изменить ее жизнь. Впрочем, она уже изменилась. Бесповоротно.
Эмма как-то сказала, что в детстве считала лес Шерраби волшебным. Возможно, так оно и было. Но сегодня здесь волшебством и не пахнет. Только нарастающая темнота и непрекращающийся дождь.
Оливия покачала головой, заправила за ухо промокшую прядь и повернула обратно. Бегство ничего не решало. Нужно вернуться в поместье, подойти к Саймону и сделать все, что нужно. Чего бы это ни стоило.