апостольскую Церковь, мы — по идее — должны строить ее на апостольских же принципах, которые были отражены в частности, в том эпизоде «Деяний», где речь шла о позорной смерти Анании и Сапфиры , утаивших часть своей «коммерческой выручки» от народа, от братьев по вере. Нынешний элитный прихожанин, на средства которого все это — гаражи, баптистерии и церковные коттеджи — и строится, планомерно (отнюдь не опасаясь при этом немедленной и грозной кары!) «утаивает» от стоявшего рядом с ним в храме деклассированного прихожанина не то чтобы часть «цены имения», но всю — без изъятия — его цену, «полагая к ногам» «престижного» и удобного лично для него духовника только те средства, за которые, собственно, и покупается душевный покой ново-русского неофита. Более того: создается мощный, спаянный нерушимыми узами «взаимной выгоды» (что поделаешь — капитализм!) симбиоз преуспевающего пастыря и преуспевающего коммерсанта, причем последний зачастую берет первого, почти как любовницу, «на содержание» — со всеми его домочадцами: «православный» бизнесмен арендует (или строит) для своего «батюшки» роскошные апартаменты, снабжает его лимузином, организует ему паломничество по святым местам заграницы… И такая жизнь длится для батюшки до тех пор, пока он продолжает благостно улыбаться своему «духовному чаду» и благословлять все его капризы. Так создается и тиражируется образ «духовного лакея», обслуживающего потребности «хозяина жизни».
Итак, можно смело утверждать, что всесторонняя подмена христианства анти-христианством, вместо-христианством пронизывает собой нынешнюю церковную практику «снизу доверху», во всех ее проявлениях, а потому нетрудно представить себе праведника, которому в видении свежеотреставрированные храмы представились бы в виде «окрашенных гробов, которые снаружи кажутся красивыми, а внутри полны костей мертвых и всякой нечистоты». Какую цену имеет созданный для Христа храм, если обитает в нем Антихрист? В прежнее время было изобретено восхитительное, но и безупречно точное по своему смыслу выражение — «удовлетворение религиозных потребностей». «Новорусское» религиозное сознание, тщательно воссоздаваемое и пестуемое «отцом Карпом», «отцом Поликарпом» и их эпигонами, на этом-то (насквозь атеистическом!) принципе и основано: религиозная «потребность» стоит для них (для пастырей и пасомых) в ряду других столь же почтенных потребностей иного рода, которые также должны удовлетворяться со всей тщательностью. Именно потому-то вышеописанные дамы-благотворительницы молятся и постятся с такой же старательностью, с какой они выбирают покрой нового платья: потребность — раз она возникла — должна быть удовлетворена с максимальной пользой для человека.
Объясняется все это достаточно просто. Известно, что существует два типа сознания: во-первых, так называемое ламинарное (это когда идеология — в том числе и религиозная — развивается параллельно общему потоку жизни, никак с ним не смешиваясь) и, во-вторых, сознание турбулентное (это когда вера властно вторгается в жизнь, подчиняя ее своим законам). Изначально христианство — христианство апостолов — означало торжество нелицемерной турбулентности над фарисейской ламинарностью, меж тем как «последние времена» свидетельствуют о видимом торжестве ламинарности, властно, но негласно возведенной в единственный закон церковной жизни. Очевидно, что именно «элита» (в лице представителей фарисейского, с иезуитским оттенком, духовенства и обслуживающих их держателей «контрольного пакета акций» из числа мирян), именно «элита» новых книжников и «затворяет» от «профанов» Царство Небесное, куда «властители дум» не входят сами, возбраняя входить туда и другим (Мф., 23, 13).
С жестокой четкостью и пламенной яростью обличил Спаситель тех, подобных книжникам, катехизаторов (тоже принадлежавших к элите неуемных описателей вышеупомянутого «шкафа»), которые раскидывали (и продолжают раскидывать) сеть религиозной пропаганды (с той только разницей, что теперь эта «сеть» соткана из электронных носителей информации): «Горе вам, книжники и фарисеи, лицемеры, что обходите море и сушу, дабы обратить хотя одного, и когда это случится, делаете его сыном геенны, вдвое худшим вас» (Мф., 23, 15).
Таким образом, фиктивное распространение правоверия оборачивается — посредством подмены — распространением скрытого инаковерия и, в конечном счете, «нового атеизма», разносимого толпами молодых мамаш, религиозно образованных новорусских деток и папаш-коммерсантов, которые по-настоящему нуждаются в Церкви, дающей капиталовладельцу вексель на приобретение сокровищв Царствии Небесном.
Таким-то вот образом теория (и, что еще важнее, практика) индульгенций, столь настойчиво осуждаемая железобетонными авторами антикатолических брошюрок, с завидным постоянством внедряется в нашу псевдоправославную церковную жизнь.
А если так, то более чем объяснимо жестокое подразделение церковного общества на элиту «посвященных» и на немую толпу «профанов», а также превращение прихода (с «отцом Карпом» или «отцом Поликарпом» во главе) в клубное общество, которое несмотря на бурную катехизаторскую деятельность под лозунгом «Веру Христову — в массы!» все более и более становится похожим на акционерное общество закрытого типа.
«Зачем вы пришли в наш храм?» — спросил как-то «отец Карп» (или, может статься, «отец Поликарп») зашедшего на огонек любителя благочестия. — «Помолиться», — простодушно ответствовал тот. — «А-а-а…» — разочарованно протянул пастырь, и вокруг него сомкнулось кольцо преданных оруженосцев мужеска и женска пола, готовых, если что, изгнать и изничтожить чужака… Все вышеописанное — увы — не может быть списано на счет «отдельных недостатков» или летящих щепок, неизбежно появляющихся при рубке большого катехизического леса. Это четко спланированная и на разных уровнях бесперебойно действующая акция подмены, акция по созданию широкомасштабного образа той церковности, которая — в силу своей ламинарности — имеет лишь искусительный облик благочестия, но изначально лишена его силы.
Итак, «новое религиозное сознание» — это сознание по преимуществу ветхозаветное, законническое, сознание того самого Синедриона, который, распяв Мессию, не успокоится до тех пор, пока не растерзает — под видом благоукрашения — выстраданного Им на Кресте спасительного учения.