— А не то чего? — язвительно переспросила я. — Ты меня съешь?
— Зачем? — опешил дракон. — Я девушек не ем принципиально, из джентльменских соображений!
— Ага, ага, — с деланой убежденностью закивала я. — Так я тебе и поверила. Все маньяки поначалу это утверждают, типа они не при делах. Зато потом отрываются по полной программе…
— Что-то я тебя не понимаю. — И, поскольку обе передние лапы у него оказались заняты мной и Виткой, чудовище вытянуло заднюю конечность и задумчиво почесало ею в затылке, демонстрируя поистине невероятные чудеса гибкости и высшего пилотажа. — Вроде бы, согласно правилам всеобщего языка, двойное согласие не означает отрицание?
— Ну да, коне-е-е-ечно! — ничуть не растерявшись, выдала я.
Дракон весело заржал и кувыркнулся в воздухе, переворачивая нас вверх ногами.
— Слушай, а ты мне нравишься, — снисходительно объявил он. — Как тебя зовут на самом деле? Ты, конечно, на вид страшненькая, с небольшими физическими недостатками, но по характеру очень забавная!
— Дубина ты стоеросовая! — ответно нахамила я. — Рогнедой меня зовут, Рогнедой! И еще, по-моему, лучше иметь небольшой физический недостаток, чем небольшое физическое достоинство…
— Это ты о чем? — поначалу не понял гигант. — Ой, это ты о… — Он жутко смутился.
— Во-во, — гнусно хихикнула я, — поменьше задними лапами размахивай!
— Вредина! — оскорбленно взвыл дракон. — Да как ты смеешь намекать?! Да я, к твоему сведению, по этой части самый настоящий эталон и идеал, воплощение, так сказать, завидного мужского начала!
— А ты уверен, что именно начала? — подозрительно хмыкнула я, нескромно скашивая глаза. — М-да-а-а, негусто…
Дракон раскрыл пасть, намереваясь выдать новую отмазку, и вдруг успокоился:
— Знаешь, — печально, словно читая некролог, произнес он, — кажется, я погорячился насчет того, что не ем девушек… Хотя от такой заразы, как ты, можно запросто язву желудка заработать!
— Хилое оправдание у тебя получилось. Знаю я этот ваш пресловутый мужской шовинизм! — склочно фыркнула я. — Откуда в тебе столько предрассудков? Женщина, она тоже человек…
— Не уверен! — мотнул башкой дракон, явно намереваясь продолжить диспут. — Вот ты точно никакой не человек, а сама настоящая, первостатейная стерва!
— Кто, я?! — немедленно взбунтовалась я, не соглашаясь с выданной им характеристикой.
— Ты, ты! — издевательски поддакнул дракон. — Неужели сразу не понятно? У тебя что, острая интеллектуальная недостаточность?
— Слушай, ты по себе-то всех не суди, — язвительно посоветовала я. — Думать — процесс сложный, поэтому гораздо проще записаться в судьи…
Дракон несколько мгновений пытался подобрать достойный ответ, но, видимо, не нашел нужных слов и вместо этого усиленно замахал крыльями, поднимая нас на высоту обитания стрижей.
— Что, съел?! — самоуверенно торжествовала я. — Своим-то умом приятно даже до банальности дойти!
Чудовище посмотрело на меня с нескрываемой гадливостью, будто на надоедливое и весьма кусачее насекомое, имеющее нехорошую привычку вгрызаться в наиболее нежные места.
— Да-а-а, недаром папа говорит, что женщины — существа, предназначенные для создания видимости недолговечного кайфа и последующего разоблачения иллюзий, — философски процитировал он. — Сомневаюсь, что такую ведьму, как ты, полюбит какой-нибудь приличный мужчина…
Последняя фраза крылатой твари уязвила меня в самое сердце.
— Ах так?! — возмутилась я. — Тогда я с тобой больше не разговариваю! И вообще, убери свои вонючие лапы и отпусти меня немедленно!
— Да пожалуйста! — нахально подмигнул дракон и демонстративно разжал когти, выпуская меня на свободу.
— Ой, мамочки! — До меня наконец-то дошла вся рискованность моего положения, но было уже поздно.
Всем известно, что притяжение земли — штука совершенно непреодолимая, бороться с которой глупо и бесполезно. Увлеченный моим феминизмом, дракон интенсивно махал крыльями на протяжении всей бурной, но весьма недолгой беседы, постепенно поднимаясь все выше и выше, к самым облакам. И вот оттуда-то я сейчас и падала, оглашая воздушное пространство славного града Берестянска утробным, переходящим в завывание стоном категорически не желавшего расставаться с жизнью существа. И правильно, кому же хочется умирать в двадцать-то с небольшим лет? Ветер свистел в ушах, норовя сорвать кафтан, и звучно наполнял мой разинутый рот — создавая отличный аэродинамический эффект. Меня оригинально согнуло на лету, и в какой-то момент я поймала себя на том, что пристально смотрю себе между ног, да в придачу и слюни туда же пускаю. Струей восходящего воздушного потока меня едва не вывернуло наизнанку, крючком искривило шею, аки былинному гусю-лебедю, и чуть не оторвало голову. Свободное падение длилось столь долго, что я вполне успела сделать все необходимое: насладиться невесомостью, подумать о вечном и прийти к выводу, что уж если не инфаркт, то перелом позвоночника мне гарантированно обеспечен. Хотя о чем это я? После таких падений не выживают…
Земля приближалась. Я продолжала орать.
— А-а-а! — Мимо промелькнул высоченный шпиль нашей колокольни.
— А-а-а! — Совсем близко от меня пронеслась крыша храма богини Аолы.
— А-а-а! — Я увидела щекастое бабье лицо, растерянно застывшее в окне третьего этажа богатого терема и не выпускающее из зубов откушенный кусок сдобной баранки.
— Ой! — Меня боком приложило обо что-то мягкое и вонючее.
— Ай! — Снова подбросило и отшвырнуло на мостовую, прямо под копыта опрометью несущихся коней, запряженных в груженную горшками телегу.
«Смерть сама по себе не страшна, — мысленно прощалась я с жизнью, — страшно то, что это уже навсегда!»
Всхрапывающая тройка скакунов, управляемая чьей-то умелой рукой, чудом отвернула в сторону, слегка зацепив меня ободом колеса и немного протащив по дороге. Интересно, и кому это в голову пришло абсурдное утверждение, что земля круглая? Нет, это неправильно. Она грязная, невкусная и на зубах скрипит…
Остатками затухающего сознания я еще успела различить — вот меня бережно сгребают в кучку, подхватывают на руки и поднимают с мостовой…
«Что, опять вверх?! — рефлекторно ужаснулась я. — Нет, только не вверх!»
И я отключилась.
Если разобраться с определениями и вдуматься в суть фактов, то невезучему человеку терять совершенно нечего, потому что невезение уже само по себе является потерей всего наиболее ценного и значимого! К такому немудреному выводу я пришла в тот самый момент, когда ощутила на своих ребрах железные объятия драконьих когтей. Оставалось проверить мой идефикс — являлся ли пресловутый серо-коричневый летун тем роковым чудовищем, появление которого пророчила Колода Судьбы. Ведь для того, чтобы попасть в ряды моего потенциального воинства, дракон должен обладать крайней степенью безбашенности, да еще невезучестью, ничуть не уступающей моей. Следует признать, в общем и целом все мои ожидания оправдались полностью, и даже с лихвой. С достойным лучшего применения упорством тварь настырно лезла на рожон, одновременно с этим проявляя невероятные чудеса глупости и невезучести. Я не ожидала лишь одного — своего бесславного низвержения с небес на землю, как в прямом, так и в переносном смысле. Согласно моему хитрому замыслу, выведенный из себя гигант (по причине младого возраста и вопиющей житейской неискушенности абсолютно не способный победить в споре с ушлой девицей) был просто обязан высадить свою языкатую собеседницу в каком-нибудь близлежащем месте, рассорившись и расплевавшись с ней вдрызг и на веки вечные. Под вредной оппоненткой я, естественно, подразумевала себя. То, что чудовище не позволило мне погибнуть, спася от языков пламени, лишь подтвердило особо подчеркиваемое сказками и легендами мнение о том, что драконы существа отнюдь не злобные, а наоборот, зачастую отличаются редкостным здравомыслием и поразительной склонностью к философским рассуждениям. А посему, начитавшись умных книг, переполнявших полки библиотеки Нарронской академии, в плачевный вариант оказаться сожранной я не верила изначально. Но я совершенно не могла предположить и столь неожиданного развития событий — меня выбрасывают, словно надоевшую игрушку, и я, кувыркаясь, лечу с высоты небес, попутно размышляя, кто же из нас оказался более нездоровым на голову, дракон или я. Хотя, да, каюсь, довела я дракона конкретно, до ручки… Нет, ну он тоже хорош, чего сразу стервой-то обзывать? А впрочем, на что я жалуюсь, ведь летать учатся все. Вот только одни — во сне, а другие — в реальности, попутно набивая многочисленные синяки и шишки…
— Интересный, однако, у нас парадокс нарисовался! — оторопело протянул красногорский государь, князь-батюшка Елизар, провожая недоуменным взглядом размашисто удаляющегося дракона. — Э-э-э, а куда он девок-то, спрашивается, попер? Ну ладно Рогнеда, она ведь моя дочь, за нее выкуп можно потребовать… Но на кой ляд ему еще и Витка понадобилась?
— А Витка красивше, тут и спору нет! — опечаленно констатировал младой княжич Елисей, трагически заламывая холеные белые руки. — Может, он на нее того, глаз положил…
— И на кого же ты нас покинула, краса ненаглядная! — заунывно поддержал брата Гвидон, скорбно размазывая по лицу сопли и слезы.
— Ох уж горе горькое, ай-люли, ай-люли! — дружным припевом и неописуемо горестно, будто плакальщицы на поминках, выдали близнецы Будимир и Святомир.
Рядом растерянно покачивался с носка на пятку здоровяк Радомир, особой сообразительностью никогда не отличавшийся.
— Цыц, кобели брехливые! — гневно прикрикнул князь. — Надоели вы мне со своим юношеским либидо хуже горькой редьки! Вам бы все плоти потакать, об утехах блудодейских думать, а мне перед сватом эльфийским ответ держать надобно, объяснять, куда же это королевская невеста перед самым обрядом венчания подевалась. А ну как лорд Денириэль решит, что мы ее от него прячем?
— А это уже пахнет серьезным международным конфликтом! — по-козлячьему противно проблеял чародей Ерофил, ударяясь в оголтелое кликушество. — А с эльфами воевать — почитай что самоубийством занимат