— Под мокрым! — от души рассмеялся принц, любовно поглаживая золотые косы уснувшей у него на коленях Витки. — А я уже начинаю привыкать к твоим загадкам, Рогнеда! Кстати, вот тебе еще одна в коллекцию. — Он выудил из кармана и небрежно бросил мне в ладони крупный вишневый камень, прикрепленный к серебряной цепочке. — Разбойник обронил. Уверен, это и есть тот самый подавляющий магию амулет. Ну я и подобрал. Думаю, грех такому добру без дела пропадать.
Лизелотта, время от времени заботливо косившаяся на умотавшегося Вольдемара, мирно посапывающего под теплым эльфийским плащом, пальчиком потрогала камень и восхищенно пискнула:
— Тай, ты не ошибся, это он! Действительно старинный и очень сильный артефакт.
Я без лишних слов приняла дар Тайлериана и повесила его себе на шею.
— А мне вот кое-что другое интересно, — тихонько промолвила молчавшая до этой поры Кайра. — Мерзавец упомянул, что их называют бандой Урфины. Поправьте меня, если я не права, но, по-моему, Урфина — это женское имя?
— Точно, — подтвердил Тай, — причем, насколько я вообще разбираюсь в именах, дворянское…
— Хр-р-р! — авторитетно поддержал Михась, самозабвенно давивший храпака, невзирая на барабанящий по листьям дождь и наши разговоры.
— Красивое и благозвучное, — подал голос сонный дракон. — Как у принцессы!
— Много ты в принцессах понимаешь! — насмешливо съязвила я.
Трей сердито засопел:
— Да мне вообще-то для счастья и княжны хватает, жутко вредной и склочной особы!
Я примирительно вскинула руки:
— Все, молчу. Признаю, ты стал достойным оппонентом в поддевках и пикировках!
— Ага! — нахально подтвердил летун. — С кем поведешься, так тебе и надо!
Все рассмеялись.
— У принцессы, — задумчиво повторил Тай, — принцессы… — Он вынул из футляра гитару, что-то неразборчиво помурлыкал себе под нос, перебирая струны и подкручивая колки, а потом запел, нежно и проникновенно:
Принц уехал за моря,
В чужедальние края,
А принцессе что досталось?
Только ждать его осталось.
Ночью глаз ей не сомкнуть,
Заметает снегом путь,
Время — прах, метет… метет,
И в разлуке жизнь идет.
Вот промчался год, другой,
Милый, где ты, что с тобой?
У окна она сидит,
На дорогу все глядит,
Никому не отвечает,
И других — не замечает.
Видно, нрав у ней таков —
Отвергает женихов.
Много времени прошло,
Много солнце раз взошло,
На висках уж серебрится,
А она — еще девица.
Сколько сваталось мужчин,
Ей же замуж — нет причин.
Руку им — не отдала,
И любовь — не предала.
Застилали слезы взоры,
Палец — на стекле узоры
Выводил… Уж жизни путь
В мрак готовился свернуть.
Только как-то на дороге
Заскрипели страшно дроги…
Так ей принц и не достался,
Раньше с смертью обвенчался…
Нету слез. Она лишь только
Обняла его легонько,
И на лоб его на белый
Поцелуй кладет несмелый.
В башню тихо поднялась,
В тонкий саван облеклась,
Вышла на резной карниз
И на камни… с башни… вниз…
— Красиво! — жалостливо шмыгнула носом Лиззи после того, как в тишине отзвучали последние слова лирической баллады. — Вот она какая, значит, любовь…
— В жизни все намного жестче и прозаичнее, — протестующе парировал твердый женский голос. — Да и я не принцесса вовсе, а всего лишь маркиза. Не стала я себя убивать, хоть и, каюсь, возникало такое желание. Сбежала просто из своего убогого домишки да разбойничать начала. А он… он так до сих пор и не женился, несмотря на все увещевания матери…
— Вы кто?! — дружно воскликнули мы. — Вы где?!
— Здесь, — спокойно откликнулась незнакомка, выходя из темноты и подсаживаясь к нашему скромному костерку. — Ну давайте знакомиться, я и есть та самая пресловутая Урфина — атаманша и разбойница!
Негромко потрескивал костер, освещая наши перекошенные от удивления лица.
— Я так понимаю, что он — это, скорее всего, наследный виконт Рюнхенский, Гюр де Майло? — будничным тоном уточнил принц.
Разбойница чуть заметно кивнула.
— М-да-а-а, не повезло вам с ним, однако… — сочувственно протянул Тай. — Его матушку-графиню недаром Фригидрой прозывают. На редкость мстительная, амбициозная и стервозная особа.
Я молча рассматривала Урфину. На вид девушка вряд ли была старше меня и вдобавок обладала атлетической фигурой, сильно смахивающей на мою собственную. Из-за плеча воительницы виднелась рукоять роскошного эльфийского клинка. Мягкий замшевый костюм для верховой езды выгодно подчеркивал гибкий стан и завидную форму соблазнительных ног. А длинные каштановые волосы, зеленые глаза и чуть смуглое лицо с правильными чертами вполне позволяли назвать маркизу красавицей. Заметив мою заинтересованность, девушка иронично усмехнулась и ответила мне упрямым, не менее критическим взглядом. Я быстренько постаралась придать своим нахальным глазам самое безразличное выражение.
— А может, я эту графиню зловредную того?.. — Дракон выразительно чиркнул когтем по своей толстой шее. — Какой с меня спрос? Типа, тварь тупая прилетела, съела бабу и не поморщилась…
— А если этакая язва у тебя поперек горла встанет? — ехидно хмыкнула Урфина.
Трей смутился.
— Расскажи нам все подробно! — потребовала Лизелотта, протягивая к костру раскрытые ладони, словно стремясь впитать струящееся из огня тепло.
Разбойница недоуменно приподняла брови.
— Расскажи! — настойчиво повторила магичка. — Кажется, я нашла зацепку…
Урфина равнодушно, жестом застарелого и уже отболевшего горя пожала плечами, начиная повествование:
— Мой отец родился единственным сыном могущественного лорда Хольмвудского. Видимо, он и положил начало странным любовным историям, преследующим нашу семью. Несчастливым и безрассудным. Молодой маркиз влюбился в дочку мелкопоместного шляхтича — не чету себе, презрел волю родителей, поссорился с отцом, сбежал из отчего дома и вступил в неравный брак. Разгневанные родичи прокляли молодоженов, лишив наследства. А потом на свет появилась я. Помню, отец с матерью ютились в ветхом деревенском домишке, единственной ценностью в котором стала их неугасающая взаимная любовь. Умерли они пять лет назад, в один день — от черной лихоманки, охватившей всю провинцию. Мне чудом удалось выжить. А два года назад на охоте я случайно повстречалась с сиятельным Гюром, виконтом Рюнхенским. Мы влюбились друг в друга с первого взгляда. Но его высокомерная мать не согласилась на наш брак, посчитав бездомную девицу недостойной титула наследной виконтессы — ведь у меня ни гроша за душой, да и дворянство мое весьма сомнительно. По закону я вроде бы являюсь маркизой Хольмвудской, но в реальности… — Урфина скорбно махнула рукой. — Я никто, и звать меня никак.
Со стороны нашей компании полетели соболезнующие вздохи.
— Вот, собственно, и все, — закончила печальный рассказ девушка. — Я подалась в леса и начала жить разбоем, а Гюр с тех пор отвергает всех невест, предлагаемых ему матерью.
— А убитые? — осторожно напомнила я.
— Какие убитые? — искренне изумилась лихая атаманша.
— Твои подельники их нам поименно перечислили, — не дрогнув, без запинки солгала я.
Пару минут девушка смотрела на меня с искренним недоумением, а потом весело расхохоталась:
— А-а-а, — фыркала она, давясь хохотом, — это вам Лог наплел! Я ему велела так говорить, чтобы народ пугался да сам кошельки отдавал. Не убивали мы никого, а грабили, в основном, богатеев! — И столько неподдельной искренности звучало в ее голосе, столько отчаяния и одновременно не убитой невзгодами доброты светилось в ее чистых глазах, что ни один из нашей компании ни усомнился в правдивости слов несчастной влюбленной девушки.
Я пристыженно отвела взор, чувствуя за собой вину в несправедливых обвинениях.
— Все нормально, — самокритично усмехнулась благородная разбойница, — поделом мне!
— Нам нужно срочно попасть в Рюнге, — вдруг хрипло произнесла Лиззи, продолжавшая упорно смотреть в танцующие на углях язычки пламени. — Я вижу смерть, способную изменить судьбу всего маркграфства…
— Ну надо так надо. — Неожиданно для самой себя я поддержала молодую магичку, ощутив странный укол интуиции, подсказавший — события вдруг начали развиваться своим, почти не зависящим от нас путем…
Путем, несущим нам новый виток судьбоносных свершений!
Рюнге не произвел на меня благоприятного впечатления. Я брезгливо морщила нос, принюхиваясь к отвратительному запаху гниющей рыбы, так и струящемуся с каждой улицы, из каждого переулка. Столица казалась мне живым существом, лениво ворочающимся в куче отбросов, погрязшим в лени и неопрятности. Ведь каждый город изначально несет отпечаток затаенной сущности населяющих его людей. Является этакой концентрированной смесью, состоящей из невысказанных желаний, нереализованных планов, несбывшихся надежд. Каждый построенный людьми город есть не что иное, как их коллективное эго в своей наивысшей, замершей в пространстве и времени форме. Эйсенвальд навсегда останется для меня холодным, высокомерным и чопорным, родной Берестянск — проказливым, будто скоморох, разудало отплясывающий под треньканье балалаек и залихватские напевы гармошек. Наррона поражала великолепием и богатством, а Рюнге… он напоминал пожилого, разжиревшего от обжорства толстяка, вульгарно отрыгивающего не переваренные остатки. Страшно подумать, но где-то здесь моего появления терпеливо поджидал искусно затаившийся враг, ставший для меня желаннее друга… Моя неправильная и несвоевременная любовь оказалась совершенно под стать этому городу, предназначенному сыграть роль декорации для нашего первого свидания… Все это печалил меня безмерно, вгоняя в депрессию, тяжелую и липкую, будто затхлый портовый воздух.