— Ты мне лучше сразу скажи, за кем я должна наблюдать, — посоветовала я ему. — Потому что я наверняка замечу не того, кто нужен.
Этот подлец сидит с какой-то парой, он что — собирается бабу отбивать?
— Вряд ли. Но возможно, заинтересуется кем-то еще...
— Кем-то ещё интересуется не он, а тот тип, что с бабой. Если это его жена, то, вернувшись домой, он получит от неё по морде.
— Да? Вот именно!
И так внушительно звучал голос Лукаша, что я буквально впилась в парочку взглядом. У типа голова вращалась как на шарнире. Он не мог глаз оторвать от девицы из бара.
Из девицы фонтаном била жизнерадостность, но не заметить такую штучку в любом случае было нельзя. И не красота тому виной, а сексуальность. И если уж даже я на это обратила внимание — а мне-то её сексапил до лампочки, — что говорить о мужиках. Они так и приклеивались к ней взглядами, я почти слышала, как в душе у каждого ржет распаленный жеребец. Один лишь Пустынко не замечал девицу, смотрел на нее, как на официанта или пальму в деревянной кадке.
— Что это он такой сдержанный? — подивилась я. — Такая краля перед носом вертится, а он — ноль внимания. Хочет доказать, что не кидается на чужих женщин?
— Все дело в том, что девица ему не чужая.
— Как это?
— Кая Пешт.
Потеряв дар речи, я с удвоенной силой принялась сверлить глазами девицу.
— Да уж. Слышала, что она красивая, но так... И сексуальна дьявольски.., или мне это только кажется?
— Тебе не кажется.
Я справилась с изумлением и зашевелила мозгами.
— И она всегда себя так ведет? Все на неё пялятся, хотя она ничего предосудительного не делает. Но постой... В компании Доминика она так же себя вела?
Лукаш утащил меня обратно в бар.
— Не знаю я, как она себя вела в компании твоего Доминика, видеть не доводилось. И не это главное. Ты не считаешь, что Пустынко перебарщивает?
— Если они и в самом деле знакомы, то перебарщивает настолько, что подозрительно.
Мол, никогда в жизни в глаза её не видал, не знаю и знать не хочу. А она старательно его избегает. И что все это означает?
— По-моему, они случайно встретились и обоим неловко — ни он не может уйти, ни она.
Сейчас он явно не хочет её признавать и надеется, что об их контактах никому ничего не известно. Да и она не рвется с ним обниматься.
— Ну, тогда он полный идиот. Кто же поверит, что он без всякой причины даже не взглянет на такую девушку?
— Вот именно, идиот.
Больше Кая Пешт в баре не появлялась.
Я припомнила, что Доминик, вытащивший её из морального болота, намеревался воспитать в девице добродетель. Черта лысого, он же не был слепым, и мужские рефлексы у него были в порядке.
Да.., если он не припасал её для себя, не монополизировал..., что-то за этим крылось.
— Вообще-то она ничего себе, — задумчиво проговорила я.
— Это точно, — холодно подтвердил Лукаш. — Слышал, что не женщина, а подлая, безжалостная, жадная, лживая пиявка. Я бы не доверил ей и пятидесяти грошей, не позволил вынуть мне занозу из пальца, не сказал бы, какой сегодня день недели, и ни за какие сокровища не сообщил дату и место своего рождения. Уничтожить мужика, довести его до самоубийства — это для неё все равно что раз плюнуть. Говорят, только один такой нашелся, с которым она не смогла до конца справиться и боялась его. Уж не твой ли Доминик, случаем?
Я озабоченно покачала головой:
— По характеру она действительно годится на роль убийцы, но Доминик ни за что в жизни не дал бы ей в руки оружие, уж дураком-то он не был. Нет, все-таки я гораздо лучше подхожу...
Я так задумалась о Кае Пешт, что на какое-то время перестала замечать окружающий мир.
А когда очнулась, Лукаш с огромным интересом таращился куда-то в глубь бара.
— Просто большой сбор, чтоб мне сдохнуть, — прошептал он. — Не оборачивайся.
Я послушалась.
— Кто там?
— У бара стоит главный варшавский мордоворот и глазами хлопает. Я его прекрасно знаю.
Длинная рука подпольного правопорядка.
— Красивая должность, — похвалила я. — Один из тех двух уродов, что были во Владиславове?
— Нет, третий. Еще краше.
— Исполняет приговоры?
— По найму. Стреляет, не думая о последствиях. Никак не могут беднягу засадить, так как у прокуратуры все время не хватает доказательств.
Я забеспокоилась. Мы сидели в углу, слегка укрытые растениями в кадках, но зато в случае чего отсюда труднее будет убежать.
— Надеюсь, он не за нами охотится?
— Это было бы полным идиотизмом...
Я ведь не единственный свидетель?
— А что — кого-то ещё взрывали?
Мы посмотрели друг на друга. Черт побери, если майор Бежан до сих пор не разобрался с фактами и не собрал неопровержимых доказательств, то эти бандиты располагали полной свободой действий. И они на самом деле могли думать, что ликвидация свидетеля пойдет на пользу. Я уже поняла, что Лукаш, лично не будучи знаком с Домиником, знал о его, так сказать, межличностных контактах гораздо больше меня. Но ведь он уже дал показания?
— Лишь бы не было поздно... — скептически начала я и заткнулась.
Шум у барной стойки позволил мне наконец повернуть голову и открыто посмотреть в ту сторону. Там произошло нечто странное, я увидела только последствия события: крупная рыжая девица лежала на полу у стойки, сверху валялись металлический поднос, куча осколков и черепков, а над всей этой грудой, спиной ко мне, склонился бычьей внешности тип. Бармен выбежал из-за стойки, но его опередила какая-то мадам солидного телосложения. Она подскочила к громиле и изо всех сил врезала ему по заду каблуком туфли, которую держала в руке. Каблук, по счастью, был модный, широкий, если бы она ударила шпилькой, то, наверное, пробила бы бычью задницу насквозь. Мужик распрямился, поскользнулся на осколках и с размаху сел на пол. К делу подключились ещё двое участников — бармен и гость, явно связанный какими-то узами с хозяйкой туфли.
Лукаш не стал терять времени.
— Смываемся! — приказал он. — Лишь бы нам выбраться из этой западни, на свободе уж как-нибудь разберемся, что будет дальше.
Суматоха продолжалась, приобретя, однако, какой-то странный характер. Вместо жажды реванша все участники инцидента начали вдруг извиняться, да так энергично, что чуть снова не подрались — теперь за право извиниться первым. Мадам с туфлей со слезами на глазах умоляла её простить; горилла выражал полное раскаяние, помогая встать рыжей девице; та просила прощения за то, что лягнула его; бармен извинялся неизвестно за что; мужик мадам с туфлей жалобным тоном оправдывал свою половину, которая приняла гориллу за собственного мужа и решила его наказать. Прибывшие с опозданием гостиничные охранники оказались без работы.
И тут в баре появилась новая фигура. Вернее, не такая уж и новая: со стороны туалета прискакал симпатяга с милой физиономией разъяренного бульдога.
— О, холера! — удивился. Лукаш.
— Курва печеная, нельзя человеку и минуты в сральне посидеть, как вы тут сразу же бардак устраиваете! — сдавленно захрипел Бешеный, обращаясь то ли к рыжей, то ли к горилле, поскольку они как раз стояли рядом, чуть ли не слившись в объятии. — Это не та, павиан!
Рыжая и горилла с отвращением оттолкнули друг друга.
— Не я? — дико взвыла рыжая. — Так с кем ещё ты тут гуляешь, акулочка моя?
— С тобой, с тобой, не вопи! Но он не с тобой!
Горилла молчал в тряпочку. Баба с туфлей застыла, так и не догадавшись обуться. Задрав ногу и ухватясь за плечо своего благоверного, она жадно наблюдала за развитием нового конфликта. Бармен пытался смягчить ситуацию, старательно поясняя, что здесь имела место достойная сожаления ошибка.
— Да подавись ты за своего сожаления ошибку! — заорал Бешеный, полностью игнорируя грамматику. — Вон туда смотри! Протри свои дурацкие зенки!
И он ткнул пальцем куда-то себе за спину.
Горилла проследил взглядом за пальцем, то же самое сделали все, не исключая охраны, и, разумеется, все дружно уставились на нас — на Лукаша и меня. А заодно на тетку Изу с дядей Филиппом, которые как раз входили в бар.
Мы бы вышли, не дожидаясь дальнейшего развития событий, — Лукаш уже обнял меня за плечи, — если бы не эта новая пара. Боже милостивый, неужели они не могли посидеть в своем казино чуть подольше?!
Даже тетка Иза слегка окаменела. Семь пар глаз — хотя Бешеный стоял к нам спиной, но зато таращился ещё какой-то случайный гость, засевший у дальнего конца бара, — обладали, видимо, могучей силой. Словно голова Медузы-горгоны, обращающая людей в камень. Все застыли. Наконец Бешеный обернулся и тоже застыл, лишь переводя взор с меня на тетку Изу и с Лукаша на дядю Филиппа. У меня мелькнула мысль, что, наверное, даже королева английская со всем своим двором не произвела бы большего впечатления.
Тетке Изе было чем гордиться.
Гнетущую тишину нарушила рыжая:
— На кого ты, собственно, показываешь, акульчик мой? И кому? Мне или своему мальчику на посылках? Что касается меня, то я предпочла бы того, что помоложе.
— Заткнись! — рявкнул Бешеный сдавленным от ярости голосом. — Бармен!
Бармен ожил и в одно мгновение оказался по другую сторону стойки. Горилла продолжал глазеть, хотя теперь уже только на мужской пол, полностью наплевав на женский. Не интересовали его ни я, ни тетка Иза, а исключительно Лукаш и дядя Филипп. Тетка Иза с достоинством отплыла в глубь бара, дядя Филипп последовал за ней. Лукаш легкими толчками направлял меня к выходу, и я уже почти пожалела, что он перестал обнимать меня за плечи.
Хотя, возможно, предпочла бы менее публичные условия.
— Так, значит, это не Пустынко, а недоделанный кретин Бешеный суматоху устроил, — сказал Лукаш у лифта. — Надеюсь, что он не сдуреет и не примет твоего дядю за меня. Надо бы туда вернуться.
— Ну уж нет! — вырвалось у меня. — Если ты, то и я.
— Не глупи, ещё неизвестно, действительно ли он собирается меня прикончить.
— А что же он собирается? Преподнести тебе букет роз? Судя по тому, что я слышала, мозгов у него с чайную ложку.