Только сейчас у меня явилась интересная мысль: «А что было бы с «Крокодиленком», если бы Артамонов, Бодров и я перестали получать двойки и заниматься болтовней на уроках? Где бы тогда редакторы нашли материал, чтобы выпускать свою газету? Ведь, кроме нас, в классе нет больше двоечников!»
Над этим стоит подумать.
6 часов 50 минут.
Нет, это здорово! Представляю себе, какая будет у Кирки физиономия, когда он увидит, что материала для его газеты нет! Сейчас позвоню Артамонову.
7 часов 15 минут.
Ура! План созрел! Артамонов две минуты хохотал по телефону. Сейчас побегу к Сережке Бодрову сообщить ему наш адский замысел.
26 февраля.
Сегодня вышел новый номер «Крокодиленка» На нем вместо рисунка я увидел свой карандаш, исписанный формулами. Он был прикреплен к бумаге ниточками. Под этим карандашом было написано:
«По самым скромным подсчетам. Сеня Ложечкин затратил на эту ювелирную работу не меньше трех часов.
Не лучше ли было бы затратить один час и честно выучить формулы?»
Ничего, Кирочка! Последний раз вы торжествуете. Вы и не знаете, какие тучи собираются на вашем горизонте. Вы и не знаете, что вчера вечером Артамонов целый час объяснял нам с Бодровым алгебру, а потом мы еще час гоняли его по географии. И вы пока еще не заметили, что Бодров, Артамонов и Ложечкин сидели сегодня на уроках, словно в рот воды набрав. Вы не заметили, что Артамонов на переменах никому не подставил ножку, никого не щелкнул по затылку. Ничего! Скоро заметите!
Оказывается, не так уж трудно молчать, если с тобой не заговаривают.
28 февраля.
Вчера не писал в дневник: сидел над алгеброй. Все эти дни в классе мертвая тишина. Кира с Валеркой удивленно поглядывают на нас, мы молчим и ехидно улыбаемся.
Артамонова вызвала к доске географичка. Редактор и художник насторожились было и приготовили карандаши, надеясь получить материал для фельетона о плохом знании географии, но они просчитались: Артамонову поставили четверку.
Сегодня после уроков Кирилл с Валеркой не пошли в пионерскую комнату делать свою газету. Представляю себе, как они скучают!
29 февраля.
«Крокодиленок» не вышел!!!
В коридоре уже не видно было толпы смеющихся ребят, и никто не качал редактора и художника!
Я ответил по алгебре на пятерку (интересный все-таки это предмет!), а Бодров — на тройку. Во время большой перемены безработные члены редколлегии слонялись по коридору с унылыми лицами, а мы с Артамоновым ходили следом за ними и подтрунивали.
— Уважаемые сверхталантливые редакторы! — говорил я. — Позвольте узнать, почему не выходит ваша великолепная сатирическая газета? Материала нехватает? Все хулиганы и лентяи забастовали? Ах, какое безобразие!
— Вы дайте объявление, — советовал Артамонов: — так, мол, и так. «Каждый желающий читать сатирическую газету должен хотя бы раз в месяц получить двойку и нарушить дисциплину».
— Вы установите премию для двоечников, — предлагал я. — Или платите по таксе: за двойку — по рублю, а за болтовню на уроке — по полтиннику.
1 марта.
Спешу записать сегодняшний день. Важные события!
После уроков в класс вошел Игорь и сказал:
— Внимание! Прошу не расходиться. Вчера вечером состоялось заседание совета дружины. Сейчас председатель совета отряда Лева Курочкин прочтет вам постановление, вынесенное на этом заседании.
Лева поднялся на кафедру и стал читать:
— «Совет дружины отмечает, что шестой класс «Б», всегда считавшийся одним из лучших классов в школе, за последнее время добился еще больших успехов. За последнее время ученики этого класса не имели ни одного замечания по дисциплине и полностью ликвидировали плохие отметки…»
— Ура! — закричал Артамонов.
— Ура-а! — закричал весь класс, и я в том числе.
Я всегда был уверен, что наш класс самый способный, самый дружный во всей школе.
Председатель подождал, пока мы утихнем, и продолжал:
— «…Совет дружины считает, что успехам класса немало способствовала сатирическая газета «Крокодиленок», которая мужественно и невзирая на лица боролась с недостатками в классе и добилась того, что даже самые разболтанные ребята исправились и перестали тянуть класс назад…»
Мы с Бодровым и Артамоновым переглянулись и сразу помрачнели, а Лева повысил голос и продолжал:
— «…Совет дружины постановляет: Первое. Вынести благодарность редактору газеты «Крокодиленок» — пионеру четвертого отряда Кириллу Замятину и художнику «Крокодиленка» — пионеру того же отряда Валерию Пеликанову. Второе. Расширить поле деятельности «Крокодиленка», реорганизовав его из отрядной сатирической газеты в сатирическую газету дружины».
Лева сбежал с кафедры и сел на свое место. Все закричали «ура» в честь «Крокодиленка». Даже Бодров почему-то закричал «ура». Не кричали только мы с Михаилом.
Игорь переглянулся с редакторами и поднял руку:
— Тихо!.. Тишина! Сейчас на ваших глазах будет выпушен экстренный и последний выпуск отрядного «Крокодиленка». Прошу сидеть совершенно тихо и не мешать редакции в ее ответственной работе… Товарищи редакторы, пожалуйста!
Ясно было, что они обо всем условились заранее, но о чем — никто не знал. Весь класс притих. Со своего места поднялся Валерка, взошел на кафедру и, ни слова не говоря, стал рисовать мелом на доске заголовок «Крокодиленка». Внизу он приписал: «Экстренный выпуск». Окончив свою работу, художник попрежнему молча сел на свое место, а к доске отправился редактор и начал писать заметку. И по мере того как он писал, весь класс хором по слогам читал написанное:
— «О-чень при-ят-но, что Ар-та-мо-нов, Бод-ров и Ло-жеч-кин под-тя-ну-лись. К со-жа-ле-ни-ю, хо-дят слу-хи, что о-ни ис-пра-ви-лись лишь для то-го, что-бы на-со-лить «Кро-ко-ди-лен-ку». Так ли э-то?»
Редактор кончил писать и вернулся за парту. Все ребята смеялись и весело поглядывали на нас, а мы сидели красные и не знали — злиться нам или тоже смеяться.
— Ну! Редакция ждет ответа на эту корреспонденцию, — сказал Игорь.
Миша Артамонов встал, смущенно улыбаясь подошел к доске и написал:
«Критику считаем справедливой.
М. Артамонов».
Мы с Бодровым тоже встали и пошли расписываться…
Кончаю писать. Через полчаса идем с Кириллом в кино.
Райкины «пленники»
Раздался резкий, деловитый звонок. Рая вытерла руки о салфетку, повязанную вместо фартука, и открыла дверь. Вошел семиклассник Лева Клочков.
— Привет! — сказал он, снимая шубу. — Дома?
— В ванной сидит, — ответила Рая и ушла обратно в кухню, на ходу заплетая косички.
В квартиру недавно провели саратовский газ. Боря на первых порах принимал ванну раза по четыре в день. Вот и теперь он стоял перед умывальником, распарившийся, розовый, и, глядя в зеркало, водил расческой по светложелтым, торчащим ежиком волосам.
— Здравствуй! — сказал он, не оборачиваясь, когда Лева вошел. — Ты хорошо сделал, что рано явился. У меня есть один проект.
— Именно? — коротко спросил Лева.
Глядя в зеркало через плечо товарища, он пришлепнул ладонью вихор на макушке, поправил белый воротничок и красный галстук, подтянул застежку-молнию на черной блузе.
Друзьям нужно было иметь безукоризненный вид. Доктор географических наук профессор Аржанский обещал присутствовать сегодня на заседании школьного краеведческого кружка. Лева и Боря должны были поехать за профессором и проводить его в школу.
Боря положил расческу на умывальник:
— Понимаешь, хочу сегодня выступить. Надо произвести чистку в кружке. Ты как думаешь?
Лева давно тренировался, вырабатывая в себе два качества: способность оставаться невозмутимым при любых обстоятельствах и привычку выражаться кратко.
— Дельно! — сказал он.
— Так, при профессоре, и заявлю, — продолжал Борис: — «Или, товарищи, давайте кончим все это, или давайте работать как следует»… На носу лето, походы, а тут возись с такими… вроде Игоря Чикалдина. Спорим, что он не сможет правильно азимута взять!
Лева кивнул головой:
— Факт.
— Ну вот! А Юрка Говоров топографии не знает, костра в дождливую погоду развести не умеет. Спрашиваю его однажды: «Как сварить суп на костре, не имея посуды?» Молчит, как рыба. Ну куда нам такие!
— Балласт, — согласился Лева.
Боря передохнул немного и продолжал:
— Это еще ничего. Есть люди и похуже. Звоню как-то Димке Тузикову по телефону: «Почему не явился на занятия по добыванию огня трением?» — «Мама, — отвечает, — не велела». Чего-то там делать его заставила. Ничего себе, а? Самостоятельный человек называется!
— Смешно, — пожал плечами Лева.
— Так вот, мы сейчас до профессора зайдем к Виктору, посовещаемся и все трое выступим на собрании.
— Боря! Борис! — закричала Рая из кухни.
— Что тебе?
— Борис, никуда не уходи: нужно сначала мясо провернуть в мясорубке.
— Вспомнила! Нужно было раньше попросить! Мне некогда.
Рая появилась в дверях ванной, держа большую ложку, от которой шел пар:
— Боря, я тебя уже просила, а ты все «некогда» и «некогда». Проверни мясо! Мясорубка тугая, я сама не могу, а мама ушла и велела приготовить котлеты.
Боря уставился на нее, сдвинув светлые, чуть заметные брови:
— Слушайте, Раиса Петровна! Вам русским языком говорят: я тороплюсь, у меня поважнее дело, чем твои котлеты. Всё! Можете итти.
Но Раиса Петровна не ушла, а наоборот, шагнула поближе к брату:
— Боря, вовсе я никуда не пойду, и ты тоже никуда не уйдешь, пока не провернешь мясо. Вот!
Боря повысил голос:
— Со старшими таким тоном не говорят! Ясно? Ну!.. Марш!
Взяв сестренку за плечи, Борис повернул ее к себе спиной и легонько толкнул.
— И очень хорошо! И прекрасно! — закричала та удаляясь. — А ты все равно не уйдешь!
Боря сел на стул и принялся надевать носки.
— Маленького нашла, — ворчал он. — Брось все и верти мясорубку! Распоряжается чужим временем!