Тебе нужен план, приятель. Иначе ты проснешься однажды утром, а твои сбережения растаяли, ты растолстел, тебе не в чем выйти из дома, и у тебя куча брюк, которые на тебя больше не налезут».
«Я не уверен, что готов составить план».
YourLoss какое-то время не отвечает. Оуэн слегка ерзает и откашливается, опасаясь, что сказал что-то такое, что его оттолкнуло. Затем раздается писк, и появляется очередное сообщение.
«Где ты живешь, Оуэн?»
«В Северном Лондоне».
«Понятно. Значит, недалеко от меня».
«Да? А где ты живешь?»
«Недалеко от Лондона. Послушай, вот адрес моей электронной почты. Напиши мне. У меня есть для тебя предложение. Bryn@hotmail.co.uk. Напиши мне сейчас, хорошо?»
Оуэн открывает свой электронный почтовый ящик, вставляет в адресную строку адрес почты Брина и начинает печатать.
17
Оуэн и Брин договариваются встретиться за кружкой пива в пабе недалеко от станции Юстон. Брин сказал Оуэну, что он будет в зеленой куртке, у него «много волос» и очки. Оуэн сказал Брину, что он будет в черном пиджаке и джинсах, а затем изо всех сил пытался найти хоть какие-то другие отличительные черты, по которым его можно сразу узнать.
И вот он заходит в паб. Это убогий закос под тюдоровскую эпоху, в здании на углу, с обшарпанными столиками на тротуаре и окнами со свинцовыми переплетами. Пыльный воздух провонял пивом. По углам сидят одинокие мужчины. Оуэн обводит взглядом зал. Его глаза натыкаются на мужчину слева, который смотрит на него с некоторым подобием узнавания. Не похоже, думает Оуэн, глядя на него, что это тот самый YourLoss. Его взгляд скользит дальше, на других посетителей. Но затем мужчина вскакивает с места и идет навстречу. У него странная походка, он шагает, подавшись вперед. И он невысокий. Можно сказать, коротышка. Его волосы торчат во все стороны, как клоунский парик. Лысая часть его черепа блестящая и красноватая. На зеленой куртке на молнии расплылось пятно.
– Оуэн! Да? Круто! Рад тебя видеть, приятель! – Он хватает руку Оуэна и энергично трясет.
– Брин, – говорит Оуэн. – Я тоже рад познакомиться. Заказать тебе?.. – Он указывает на бар.
– Нет-нет, не надо.
Оуэн берет себе бокал красного вина и возвращается к столику Брина.
– Так, так, так, – говорит Брин. – Вот это встреча! Ну кто бы мог подумать!
– Да, – соглашается Оуэн.
Если честно, для него это стало полной неожиданностью. Накануне вечером Брин прислал ему по электронной почте письмо, попросил подробнее рассказать об образовании, способностях, интересах, уточнил обстоятельства, связанные с уходом из колледжа. Оуэн не мог взять в толк, зачем ему это нужно. Затем Брин внезапно написал:
«Это кисмет, карма, мы с тобой должны были встретиться. Выпьем? Завтра? Юстонская ветка?»
– Как прошел день? – спрашивает Брин.
Оуэн, который не привык к тому, что люди интересуются, как прошел его день, слегка бледнеет.
– Хорошо. Очень хорошо. – Затем осекается и добавляет: – А твой?
– Ну, ты знаешь. Все то же старое дерьмо.
– Работаешь?
– Да. Работаю. Фактически пришел сюда прямо из офиса. В отличие от тебя, удачливый ублюдок, джентльмен-бездельник. Как ты провел день?
Оуэн пожимает плечами.
– Спал… поздно встал. Долго нежился в ванне. Посмотрел несколько серий одного шоу. Съел тарелку спагетти.
– Да ты, я смотрю, удачливый ублюдок. Блин, я бы с радостью точно так же убил целый день. В любом случае, – он поднимает пинту чего-то мутного и чокается с бокалом красного вина Оуэна, – будем здоровы!
Брин абсолютно не такой, каким его представлял себе Оуэн. Но в нем определенно есть некая харизма, мультяшное обаяние. Брин самоуверен, даже дерзок, что сбивает Оуэна с толку. Он привык думать, что уверенность в себе – это то самое качество, что всегда привлекало женщин к мужчине, и что его собственная неуверенность сводила на нет все его шансы.
Взгляд Оуэна падает на пятно на куртке Брина. Оно непонятного происхождения. Похоже, оно там так давно, что Брин даже не замечает его. Оуэн представляет, как стягивает с Брина куртку, как засовывает ее в стиральную машину и стирает в режиме горячей стирки. Оуэн видит себя с парой блестящих ножниц, которыми он отрезает эти нелепые кудри. Вот он срывает с Брина немодные очки и приказывает ему прекратить так улыбаться. Он странным образом зол на Брина за то, что тот не следит за собой, хотя сделал себя рупором таких мужчин, как Оуэн, которые стараются делать все правильно. Мужчин, у которых нет пятен на куртках и клоунских причесок, но все же они не могут заставить женщину посмотреть им в глаза.
Брин понятия не имеет, думает Оуэн. Не имеет ни малейшего представления о том, что значит – быть совершенно нормальным, но при этом мир по непонятной причине тебя в упор не замечает. Кажется, Брин хочет, чтобы женщины его презирали. Оуэн вспоминает комментарий Брина к статье о том, что его обвиняют в сексуальных домогательствах на работе, думает о женщинах – коллегах в офисе Брина, и на мгновение ему становится жаль их. Но он скрывает эти сомнения от Брина, улыбается и говорит:
– Привет. Рад познакомиться с тобой.
– Итак, – потирает руки Брин. – Полагаю, тебе интересно, в чем дело?
Оуэн кивает.
Брин понижает голос и оглядывает паб.
– Я хотел встретиться лицом к лицу, потому что хочу обсудить с тобой одно дельце. Довольно… э-э-э… щекотливое. Не хочу оставлять после себя никаких следов. Ну, ты понимаешь.
Оуэн снова кивает.
– Отлично. Ты и я. Я чувствую родство душ, верно?
Оуэн кивает в третий раз.
– Я смотрю на тебя и вижу симпатичного парня. Ты хорошо одет. Но ты говоришь мне, что никогда, вообще никогда не был с женщиной.
Оуэн виновато улыбается.
– Итак, что это говорит тебе о мире? – Брин не ждет от Оуэна ответа. – Это говорит тебе, что мир неправ. Мир, Оуэн, охренительно неправ. И почему, как ты думаешь?
И вновь Брин не ждет ответа.
– Это заговор. И я не какой-то там психопат-теоретик заговоров. Клянусь тебе. Но то дерьмо, с которым приходится иметь дело таким парням, как ты и я. Это заговор. Полноценный. И точка. Они называют нас «инцелы». – Брин изображает пальцами кавычки. – Как будто это простое невезение. Сам знаешь. Как будто никто ничего не может с этим поделать. Но в том-то и дело, Оуэн. Они делают это с нами… намеренно. СМИ делают это с нами. У них есть либералы и феминистки, которые едят у них с рук. Коллективный мировой разум скукоживается. Человечество глупеет на глазах. Все больше и больше зацикливается на мелочах. Вроде гребаных бровей. Есть целая индустрия, посвященная одним только бровям. Ты это знал? Индустрия, которая приносит многие миллионы бабла. А тем временем генофонд сжимается и скукоживается без таких людей, как мы с тобой. Экстраполируй это еще на три поколения в будущее, и что мы получим в итоге? Ничего, кроме миллиарда Стейси и Чэдов. И это плохо для мира, Оуэн. Это плохо для планеты. Мы вымрем, такие, как мы. Это будет мир, полный людей с отбеленными зубами и татуировками, которые будут трахать друг друга и производить на свет еще больше Стейси и Чэдов. В былые времена на каждого мужчину приходилась женщина, потому что женщинам были нужны мужчины. Теперь женщины думают, что они правят миром. Они могут выбирать, в то время как мужчины суетятся, обливают брови воском и делают вид, что с ними все в порядке, а подруги называют их бесполезными дрочерами. Мир разрушен, Оуэн, полностью разрушен. Но у меня есть платформа. У моего блога более десяти тысяч подписчиков. И их число увеличивается день ото дня, растет каждую минуту. Я могу использовать эту платформу, могу обращаться к людям, которые разделяют мои взгляды. Я это к тому, что мы все злы на то, как нас трахнул мир. Вот почему так важно собрать под свои знамена единомышленников, которые будут готовы выйти из своих коробок и что-то с этим сделать. Начать революцию.
Оуэн вопросительно смотрит на Брина.
– Я говорю о войне, Оуэн. Ты с нами?
Оуэн лежит на спине на своей односпальной кровати. Его взгляд устремлен в потолок, в восьми футах над головой. Там, раздуваемые сквозняком из окна, танцуют клочья паутины. Полночь. Оуэн устал, но не может заснуть.
Каждый момент вечера в обществе Брина раз за разом прокручивается в его голове. Слова Брина, оглушительно гремя, рассыпаются и катятся в разные стороны, словно камешки из перевернутого ведра.
Даже сейчас, через два часа после возвращения домой, через час после того, как Оуэн лег спать, он не может до конца постичь смысл слов Брина. Брин говорил сбивчиво и туманно, его мыслительные процессы, похоже, не поспевали за словами, он казался бурлящим гейзером идей, злости, возбуждения и решительности, без какой-либо четкой цели или намерения. Единственное, к чему он постоянно возвращался, – это к идее революции.
В конце концов он передал Оуэну маленький флакончик с таблетками и добавил:
– Если их нельзя получить легально, значит, можно, блин, просто взять их и трахнуть. Пока они спят.
Оуэн снова посмотрел на Брина.
– Я не понимаю, – сказал Оуэн.
– Неправда, ты все понимаешь, – возразил Брин. – Ты все понимаешь.
Сложив руки на груди, Брин откинулся назад. Он секунду победоносно смотрел на Оуэна, затем вновь наклонился к нему.
– Ты только представь себе, – сказал он, – как это делает целая армия таких, как мы. Сотни таких, как мы. Ты понимаешь? Нет, ты понимаешь?
Оуэн почувствовал, как недавний ужин тихонько крадется вверх по горлу.
Брин наклонился ближе и пристально посмотрел на него.
– Дело не в сексе, ты же это знаешь, верно? Дело в нас. Блин, будь мы животными, находящимися под угрозой исчезновения, наверняка была бы какая-нибудь благотворительная организация, делающая все возможное, чтобы сохранить нас как вид. Они бы присылали нам каждую гребаную фертильную самку, какую только могли бы найти, чтобы сохранить нашу популяцию. Так почему мы должны отличаться? Почему нам должно быть хуже, чем этим гребаным зверям, Оуэн?