Начальник полиции был уже осведомлен о деталях этого дела, за исключением того, чтó знали только доктор, капитан Харалан и я.
Поэтому он сразу же сказал:
— Я ожидал вашего визита, господин Родерих, и, если бы вы не пришли в мой кабинет, я пришел бы к вам. Еще ночью я узнал, что в вашем особняке произошли странные вещи, вселившие в ваших гостей сильнейший страх, впрочем, вполне закономерный. Добавлю, что чувство ужаса охватило весь Рагз, и, на мой взгляд, город еще не скоро успокоится.
По этому вступлению мы поняли, что самое простое было бы дождаться вопросов господина Штепарка относительно семьи Родерих.
— Прежде всего мне хотелось бы знать, господин доктор, не навлекли ли вы на себя чью-либо ненависть и не думаете ли вы, что вследствие этой ненависти мог быть осуществлен акт мести по отношению к вашей семье и именно в связи со свадьбой мадемуазель Миры Родерих и господина Марка Видаля?
— Я так полагаю, — ответил доктор.
— И кто это может быть?
— Пруссак Вильгельм Шториц!
Это имя произнес капитан Харалан, не вызвав, как мне показалось, ни малейшего удивления у начальника полиции.
Потом капитан замолчал, дав возможность говорить своему отцу. Господину Штепарку было известно, что Вильгельм Шториц просил руки Миры Родерих. Но он не знал, что тот посватался вторично и, получив новый отказ, угрожал помешать свадьбе средствами, недоступными другим людям!..
— Он начал с того, что незаметно сорвал объявление о свадьбе, — произнес тогда господин Штепарк.
Все мы были того же мнения. Однако происшедшее продолжало оставаться необъяснимым, если только в дело не вмешалась «рука тени», как сказал бы Виктор Гюго! Такое возможно в воображении поэта! Но не в реальности — а полиция твердо стоит на земле. Своей грубой рукой она хватает за шиворот людей во плоти и крови! У нее нет привычки арестовывать привидения и призраки!.. Тот, кто сорвал объявление, уничтожил букет цветов, украл свадебный венец, был человеком; он вполне мог быть задержан, и его следовало задержать. Впрочем, господин Штепарк признал, что наши подозрения и предположения относительно Вильгельма Шторица были обоснованны.
— Этот субъект, — сказал он, — всегда казался мне подозрительным, хотя я никогда не получал на него жалоб. Он ведет уединенный образ жизни… Нам не известно, как и на что он живет! Почему он уехал из своего родного города Шпремберга?.. Почему он, пруссак из Южной Пруссии, поселился в стране мадьяр, проявляющих столь мало симпатии к его соотечественникам?.. Почему он заперся со своим старым слугой в доме на бульваре Телеки, куда никто никогда не входит?.. Повторяю, все это подозрительно… очень подозрительно…
— Что вы намерены делать, господин Штепарк? — спросил капитан Харалан.
— Поступим так, как диктуют обстоятельства, — ответил начальник полиции, — мы обыщем этот дом, может быть, найдем какие-нибудь документы… какие-нибудь улики…
— Но разве для обыска, — заметил доктор Родерих, — не требуется разрешения губернатора?
— Речь идет об иностранце… об иностранце, угрожавшем вашей семье, и вы можете не сомневаться, что его превосходительство даст такое разрешение!
— Губернатор был вчера на праздничном вечере, — сказал я начальнику полиции.
— Я это знаю, господин Видаль, и он уже вызывал меня к себе по поводу фактов, свидетелем которых был он сам.
— Он их как-то интерпретировал? — спросил доктор.
— Нет!.. Он не находил им никакого объяснения.
— Но, — сказал я, — когда он узнает, что в этом деле замешан Вильгельм Шториц…
— Тогда он тем более захочет во всем разобраться, — ответил господин Штепарк. — Будьте добры, подождите меня, господа. Я пойду в резиденцию губернатора и меньше чем через полчаса вернусь с разрешением произвести обыск в доме на бульваре Телеки…
— Мы будем вас сопровождать, — сказал капитан Харалан.
— Если вам угодно, капитан… и вы тоже, господин Видаль, — добавил начальник полиции.
— Что касается меня, — произнес доктор Родерих, — я оставлю вас с господином Штепарком и его агентами. Хочу поскорее вернуться в особняк, куда и вы придете после окончания обыска…
— И после ареста, если таковой произойдет, — заявил господин Штепарк и отправился в резиденцию губернатора.
Мне показалось, что он полон решимости провести эту операцию по-военному.
Доктор вышел одновременно с ним и направился в особняк, где должен был ждать нашего возвращения.
Мы с капитаном Хараланом остались в кабинете начальника полиции и изредка обменивались замечаниями. Значит, вскоре мы войдем в это подозрительное жилище!.. Но застанем ли его владельца?.. Я думал, сможет ли капитан Харалан обуздать свой гнев в присутствии Вильгельма Шторица.
Через полчаса появился господин Штепарк. Он принес разрешение на обыск и мандат на принятие всех необходимых мер в отношении иностранца.
— Теперь, господа, — сказал он, — прошу вас покинуть ратушу до меня. Я пойду с одной стороны, мои агенты — с другой, а через двадцать минут встретимся в доме Шторица. Вы согласны?..
— Согласны, — ответил капитан Харалан.
Выйдя из ратуши, мы спустились к набережной Баттиани.
IX
Господин Штепарк направился к северной части города, тогда как шесть его агентов по двое пошли по кварталам центра. Капитан Харалан и я, дойдя до конца улицы Иштвана II, повернули на набережную вдоль Дуная.
Погода была пасмурной. Сероватые тучи быстро двигались с востока по долине реки. Гонимые свежим ветром суда бороздили желтоватые воды, давая сильный крен. Пары аистов и журавлей с пронзительными криками устремлялись наперерез ветру. Еще было сухо, но тяжелые тучи грозили разрядиться проливными дождями.
Навстречу нам попадались редкие прохожие. Исключение составлял торговый квартал, который в этот час заполняла толпа горожан и крестьян. Если бы с нами были начальник полиции и его агенты, это могло привлечь внимание, и мы правильно сделали, что разделились на группы у ратуши.
Капитан Харалан продолжал хранить молчание. Я по-прежнему опасался, что если он встретит Вильгельма Шторица, то не сможет сдержать себя и совершит какое-нибудь насильственное действие. Я почти сожалел, что господин Штепарк разрешил нам участвовать в обыске.
Через четверть часа мы были в конце набережной Баттиани, на углу, где находился особняк доктора Родериха.
Ни одно из больших окон первого этажа не было открыто, как не были открыты и окна комнат госпожи Родерих и ее дочери. Какой контраст с тем оживлением, которое царило здесь вчера!
Капитан Харалан остановился, на мгновение задержав взгляд на спущенных жалюзи, потом тяжело вздохнул, сделал угрожающий жест рукой, но не произнес ни слова.
Завернув за угол, мы поднялись но правой стороне бульвара Телеки и остановились в ста шагах от дома Шторица.
Напротив с безразличным видом прогуливался человек, засунув руки в карманы.
Это был начальник полиции. Мы с Хараланом подошли к нему, как и было условлено. Через несколько минут появились шесть агентов в штатском и по сигналу господина Штепарка стали вдоль решетки дома.
Их сопровождал слесарь на тот случай, если дверь не откроют либо из-за нежелания ее открыть, либо из-за отсутствия хозяина или его слуги.
Окна дома, как всегда, были закрыты. Занавески бельведера, задернутые изнутри, закрывали стекла.
— Никого, видимо, нет, — сказал я господину Штепарку.
— Мы это сейчас узнаем, — ответил он. — Но меня удивило бы, если бы дом оказался пуст… Взгляните, видите дым из трубы слева?..
Действительно, из трубы вился тонкий черный дымок.
— Если хозяина нет дома, — добавил господин Штепарк, — возможно, здесь находится слуга; и не важно, кто из них откроет нам дверь.
Учитывая присутствие капитана Харалана, я, со своей стороны, предпочел бы, чтобы хозяина не было дома и чтобы вообще он уехал из Рагза.
Начальник полиции потянул за шнурок звонка у верхней части решетки.
Мы ждали, что кто-нибудь появится или что дверь откроют изнутри дома.
Прошла минута. Никого. Новый звонок у двери… и опять без всякого результата.
— В этом доме, должно быть, плохо слышат! — заметил господин Штепарк. Затем он повернулся к слесарю: — Приступайте!
Слесарь нашел в своей связке ключей отмычку, и едва язычок замка коснулся замочной скважины, как дверь открылась.
Начальник полиции, капитан Харалан и я, а также четверо полицейских (двое других остались снаружи) вошли во двор.
В глубине двора крыльцо с тремя ступеньками вело к входной двери, запертой, как и вход в ограду.
Господин Штепарк дважды постучал тростью.
Ответа не последовало. Внутри дома не было слышно ни малейшего шума.
Слесарь поднялся на крыльцо и вставил один из своих ключей в замочную скважину. Если Вильгельм Шториц, заметив полицейских, захотел помешать им войти, то дверь могла быть заперта на несколько оборотов, а также на задвижку. Но нет, замок Щелкнул, и дверь открылась.
Впрочем, появление полиции не привлекло внимания. Только Двое или трое прохожих остановились. В то туманное утро мало кто Прогуливался по бульвару Телеки.
— Войдем, — сказал господин Штепарк.
Коридор был освещен одновременно и зарешеченной фрамугой над дверью, и, в глубине, витражом второй двери, выходившей в небольшой сад.
Начальник полиции сделал несколько шагов по коридору и громко крикнул:
— Эй!.. Есть здесь кто-нибудь?!
Ответа не последовало даже тогда, когда он повторил еще раз эти слова. В доме не было слышно ни звука, если не считать какого-то непонятного шума вроде скольжения в одной из боковых комнат.
Господин Штепарк дошел до конца коридора. Я следовал за ним, за мной шел капитан Харалан.
Один из полицейских остался караулить на крыльце.
Открыв дверь, мы смогли окинуть взглядом весь сад. Он занимал площадь примерно в двести метров и был окружен стенами. В центре находилась лужайка, которую давно уже не косили. Ее застилала длинная полузасохшая трава. Вдоль высоких стен росло пять или шесть деревьев; их верхушки, должно быть, возвышались над бруствером