[178] известным как «Че Гевара французских и германских левых». Кон-Бендит входил в группу, которая организовывала забастовку 12 тысяч студентов в ноябре 1967 года против переполнения университетских помещений. В предыдущие десять лет число учащихся во Франции выросло со 170 тысяч до 514 тысяч человек.
Общая площадь, покрытая университетскими зданиями, с 1962 года удвоилась, когда как число студентов почти утроилось. Строения отчаянно не соответствовали новой ситуации, и переполнение зданий стало серьезной проблемой. Это было «социальным трутом», и требовалось совсем немного, чтобы высечь искру[179].
Позиции де Голля были ослаблены, а общественная поддержка серьезно пострадала от финансового кризиса и жестокости полиции против студентов и их сторонников во время восстания мая 1968 года – события, которые агентства американской разведки, действовавшие в гуще студентов, по крайней мере поощряли[180]. Год спустя, в апреле 1969 года, де Голль ушел в отставку.
Круги, управляющие финансовой атакой на франк, искусно распустили слух, что немецкую марку собираются повторно повысить против франка, что и далее подпитывало панические продажи французской валюты и утечку французского золота. Когда накал студенческих протестов спал, результат финансового кризиса стал очевидным: разрушительная утечка французских резервов и ухудшение международной финансовой способности Франции стать угрозой доллару.
Между мартом 1968 года и мартом 1969-го французские золотовалютные резервы упали на 80 процентов, поскольку Банк Франции безуспешно попытался защитить паритет франка к доллару. К августу 1969 года Франция была вынуждена обесценить свою валюту на 12 процентов. К октябрю западногерманские финансовые органы были вынуждены оценить немецкую марку на 8 процентов выше, увеличив на 20 процентов разрыв между двумя самыми сильными экономическими системами Европейского экономического сообщества.
Германия была не в том положении, чтобы поддержать французское требование реформы денежно-кредитного порядка или сопротивляться давлению американских банков, требующих присоединиться к атаке на франк. Она боялась вывода американских войск, на что намекнул Вашингтон. Без американского военного присутствия, как последней гарантии американского ядерного зонтика, Германия чувствовала себя перед СССР очень неуютно.
С помощью финансовой атаки на режим де Голля Уолл-Стрит и Федеральная резервная система выиграли немного времени, прежде чем фокус внимания вернулся к уязвимости доллара. Отсрочка продлилась недолго: атаки на доллар скоро возобновились.
Постеры Situationist International
Глава 7. Рейгановская революция для «денежных мешков»
«Они сделали для уничтожения американской индустрии больше, чем какая-либо другая группа в истории И все же они не останавливаются, приговаривая, что все великолепно. Как волшебник в стране Оз».
Американский нефтепромышленник Роберт О. Андерсон по поводу Волкера и Рейгана[181]
Монетаристский переворот Пола Волкера
Если нефтяной шок в 1973 году вызвал поляризацию американского общества, разделив его на меньшинство, чье состояние росло, и большинство, чей жизненный уровень медленно, но верно понижался, терапия монетарного шока довела этот процесс до логического завершения. Инициированный 6 октября 1979 года Полом Волкером процесс означал переворот «денежных мешков» в США.
Монетарная шоковая терапия, которую Волкер применил в США, была разработана и внедрена несколькими месяцами раньше в Великобритании премьер-министром Маргарет Тэтчер. Волкер и его ближний круг друзей-банкиров с Уолл-Стрит, включая Morgan Guaranty Trust Company, просто перенесли модель Тэтчер в американские условия. Задача в обоих случаях (и в Великобритании, и в США) состояла в том, чтобы резко изменить перераспределение богатства и доходов в пользу пяти процентов или даже меньшей доли наиболее богатых.
Маргарет Тэтчер и Джек Линч, 1980 г.
В мае 1979 года Маргарет Тэтчер выиграла выборы под лозунгом «выдавливания инфляции из британской экономики». Но Тэтчер и ее ближнее окружение из современных Адамов Смитов – идеологов «экономики свободного рынка» – вводили в заблуждение избирателей, настаивая на том, что основной причиной 18-процентной инфляции цен в Британии был перерасход правительственного бюджета, а не 140-процентный с момента свержения иранского шаха рост цен на нефть.
По утверждению советников Тэтчер, растущие в результате инфляции цены можно было вновь понизить только за счет сокращения притока денежных средств, индуцируя таким образом экономическую депрессию. Поскольку, по утверждению Тэтчер, главным источником «лишних денег» являлся хронический дефицит правительственного бюджета, то для обуздания денежной инфляции требовалось суровое урезание государственных расходов. Одновременно в качестве своего вклада в эту политику Банк Англии ограничил кредитование экономики, повысив процентные ставки. Это во всех отношениях совпадало со «Второй американской революцией» Рокефеллера, которая была названа в этот раз «революцией Тэтчер».
В июне 1979 года, всего через месяц после прихода к власти Тэтчер, ее министр финансов сэр Джеффри Хау поднял базовые банковские ставки на ошеломляющие пять процентов. Всего за 12 недель они выросли с 12 до 17 процентов. Это привело к беспрецедентному 42-процентному росту стоимости займов и для промышленности, и для домохозяйств. Никогда еще в современной истории индустриальное государство не испытывало такого потрясения за столь короткий срок, если не говорить о чрезвычайных экономических обстоятельствах военного времени.
Для поддержания высоких процентных ставок Банк Англии приступил к одновременному снижению суммы денег в обращении. В результате монетаристской революции Тэтчер обанкротились многие предприятия, поскольку оказались не в состоянии производить выплаты по займам; семьи не смогли покупать новые дома; долгосрочные инвестиции в электростанции, тоннели, железные дороги и другую инфраструктуру упали практически до нуля.
Тэтчер также проводила драконовскую политику в отношении профсоюзов, вынудив воинственных британских шахтеров сдать позиции после жестоких месяцев забастовки, за что заслужила прозвище «Железная леди». Уровень безработицы в Британии удвоился: с 1,5 миллиона безработных на момент ее прихода к власти до 3 миллионов к концу первых 18 месяцев правления. Это было частью стратегии банкиров: расчет на то, что отчаявшиеся безработные будут работать за меньшие деньги, лишь бы получить любую приличную работу. Тэтчер целила в профсоюзы, утверждая, что они препятствуют успеху монетаристкой «революции», и обвиняя именно их в раскручивании инфляции.
Тогда же Тэтчер оказала еще одну услугу крупным банкам лондонского Сити, устранив контроль над обменом валюты, так что вместо инвестирования капитала в перестройку, прогнившей индустриальной базы Британии, фонды уходили на спекуляции недвижимостью в Гонконге или на выгодные займы странам Латинской Америки[182].
После 1979 года начавшаяся в Британии, продолженная в США, а затем и вышедшая за пределы англо-американского мира шоковая волна радикального монетаризма Тэтчер и Волкера распространялась, как раковая опухоль. Страны одна за другой прогибались под требованиями о сокращении правительственных расходов, снижении налогов, дерегулировании промышленности и подрыве влияния профсоюзов. По всему миру процентные ставки взлетели до уровней, ранее не виданных в мирное время.
В начале 1980-х годов политика монетарного шока Волкера подняла процентные ставки в США до невероятных 20 процентов.
Экономическая подоплека таких жестких процентных ставок вскоре стала очевидной. При ставке 20 или даже 17 процентов любые инвестиции в промышленность, требующие четырех-пяти лет, чтобы окупиться, становились просто невозможными. Уже одна только выплата процентов по займам на строительство это запрещала.
Уничтожение сберегательных банков
Шоковая терапия Волкера была взята на вооружение бездарным президентом Картером, который в марте 1980 года охотно подписал беспрецедентный документ – Закон об отмене регулирования депозитарных учреждений и кредитно-денежного контроля. Этот закон стал первым в серии шагов, предпринятых основными нью-йоркскими банками, возглавляемыми Дэвидом Рокфеллером, в американской и мировой экономике в последующий период.
Он дал ФРС право применять свои резервные требования к банкам, включая ссудосберегательные, даже если они не являлись членами ФРС, позволив кредитному шоку Волкера в достаточной степени перекрыть поток кредитования. Кроме того, новый закон ликвидировал любые официальные ограничения сверху по процентным ставкам, которые банки могли налагать на своих клиентов в соответствии с «Правилом Кью» ФРС, а также отменил все законы штатов, которые устанавливали какие-либо ограничения по процентным ставкам, так называемые антиростовщические законы[183].
«Правило Кью» запрещало банкам выплачивать проценты по вкладам до востребования и, таким образом, поощряло ссудосберегательные банки, которым позволялось платить проценты по долгосрочным вкладам. Крупные нью-йоркские и другие банки в мировых финансовых центрах уже давно обошли это ограничение «Правила Кью» с помощью инвестиционных фондов и других учреждений. У ссудосберегательных банков не было такой возможности, они имели строгие ограничения на сберегательные счета, что делало их менее привлекательными для потребителей, чем конкурирующие инвестиционные фонды больших банков. Отмена «Правила Кью», тогда выглядевшая логичной, на самом деле уничтожила экономику традиционных ссудосберегательных банков в США, открыв их к захвату со стороны крупных коммерческих банков.