Шесть секунд
Он уже отчетливо ощущает, как земля дрожит у него под ногами – это смерть пришла, чтобы увести его за собой.
Дракон, только что перелетевший через высокую стену, продолжает взмывать все выше и выше, чтобы лучше разглядеть, что происходит внизу.
И вдруг видит его: стоящую под дождем неподвижную фигуру, которую вот-вот сотрет с лица земли приближающийся поезд.
Дракон понимает, что ему не успеть вовремя, и все же распахивает свои огромные крылья и устремляется вперед так быстро, как только может, и кричит, и извергает пламя ярости и страха…
Он знает, что жизнь этого мальчика заберет с собой вовсе не поезд и что даже ММ в этом не виноват. Нет, с его жизнью давно покончили те, кто смотрел, но предпочитал не видеть, кто порой даже не хотел замечать. Он знает, что никто в этом мире не может стать невидимкой, если в этом ему не помогают остальные.
И хотя дракон знает, что ему не успеть, он продолжает лететь все быстрее и быстрее.
Пять секунд
Разум понимает, что остался последний шанс.
У него есть только пять секунд, чтобы вернуть те воспоминания, которые уже не подведут.
Четыре секунды
И разуму приходит одна идея; ну ладно, две. Во-первых, застывшее тело надо обмануть, подсунуть правдоподобную ложь про все эти суперспособности, что он сам себе придумал. Ложь, которая даст ему малюсенькую надежду.
А потом сразу наполнить его сердце любовью, но любовью совершенно иного рода, той, которая никогда не заканчивается.
И все начинается со лжи…
Ложь
Я точно не помню, о чем думал в тот момент, просто знаю, что стоял под дождем и не двигался, наблюдая, как черное пятно становится все больше и больше.
И еще помню невыносимое гудение поезда, шум, буквально разрывающий мою голову. Тот самый шум, который не дает мне спать по ночам.
И вдруг, сам не знаю почему, мне в голову пришла одна идея, одна смутная надежда… А что, если машинист поезда видел меня из-за дождя? Ведь так могло быть, это все объясняет. Я по-прежнему оставался невидимкой, но под дождем мой силуэт намок, и именно его стало видно из окна поезда, поэтому машинист дал гудок. Точно! Вот оно! Машинист видел только какие-то очертания под дождем, а не меня самого.
Эта мысль меня немного приободрила, хотя я продолжал чувствовать себя безмерно усталым… усталым от всего: от людей, которые меня не видели, от изоляции, в которой постоянно находился; от того, что Кири больше не обращала на меня внимания; от того, что каждый раз надо было бежать, от того, что каждый день надо проживать вот так…
Три секунды
Я тоже,
я тоже тебя очень люблю,
очень-очень, сильно-пресильно.
Любовь
И тут в моем сознании всплыла она.
Глядя перед собой, я уже не видел поезда, а видел только, как Луна бежит мне навстречу, раскинув руки, как делала это каждый раз, когда возвращалась домой.
Я видел ее совсем малышкой, когда она лежала в своей кроватке, а мои родители говорили мне: «Теперь ты должен нам помочь заботиться о ней». Я видел, как она протягивала мне руку, чтобы я помог ей научиться ходить. Видел, как я пугался всякий раз, когда она падала, и радовался, когда она с улыбкой вставала обратно на ножки. Видел, как она всегда брала меня за руку, когда мы переходили через дорогу, когда спускались или поднимались по лестнице…
Потом я видел ее на маленьком велосипеде – она старалась удержать равновесие, когда ей сняли дополнительные колеса: отец придерживал ее сзади, чтобы она не упала, а я подбадривал подниматься и ехать вперед.
Я видел, как она улыбается, спрашивая меня, можно ли ей спать со мной в кровати, а я говорил, что можно.
Видел, как давал ей тайком печенье, как на каждый ее день рождения дарил специально припасенные карамельки. Я видел, как она ставит мне игрушечный градусник, дает мне игрушечные лекарства и приклеивает по всему моему телу настоящие пластыри.
Темное пятно, приближающееся ко мне, росло с той же скоростью, что и Луна.
И вот она уже была прямо передо мной, рассказывая, как очень-очень, сильно-пресильно меня любит, упрашивая, чтобы я не уходил.
Я заметил, как тянулась ее рука, как будто просящая меня проводить ее, как будто говорящая, что ей страшно, что она не хочет быть там, а хочет вернуться домой, в нашу комнату, в нашу кровать… чтобы я рассказал ей сказку, но не про мальчика, которого никто не любил, нет, не эту, другую… «придумай другую, со счастливым концом…».
Я поднял руку в ответ и потянулся к ней.
Дракон, почти долетев, застывает в безмолвии, увидев, как мальчик протягивает руку, как будто берет чью-то ладонь, и делает шаг в сторону… и в ту же секунду, как он сходит с рельсов, поезд со всей силы отбрасывает его в сторону.
Это был не прямой удар, а смертельная скорость, которая подбрасывает мальчика сначала вверх, а затем кидает на землю так далеко, что дракон теряет его из виду. Дракон тут же взмывает вверх, чтобы с высоты своего полета отыскать его.
И находит лежащим без движения в огромной луже всего в нескольких метрах от рельсов.
Дракон стремглав бросается вниз, пронзая потоки воды, страха и сожалений. Бережно берет его в свои лапы и снова взлетает, направляясь в сторону туннеля.
Приземлившись, он осторожно кладет мальчика на землю. Обнимает своими огромными крыльями его хрупкое тело, пытаясь вернуть в него тепло. В этот момент он замечает, как струйка крови сочится у мальчика из головы, а сам он уже совсем не дышит.
И губы дракона прикасаются к губам мальчика, чтобы передать ему то огненное пламя, что клокочет в его душе.
И он дует, и дует, и дует… стараясь оживить внутри замирающее дыхание.
И дует, и дует, и дует… воздух, огонь, воздух, а главное – надежда.
И дует…
И мальчик вверяется пламени дракона и делает глубокий вдох.
И кашляет.
И шевелится.
И сам того не понимая, обнимает дракона за шею, как обнимает своего спасителя тот, кто потерпел кораблекрушение.
И дракон плачет.
Пока они ждут приезда «скорой помощи», учительница оглядывается по сторонам. Она понимает, что это место было своего рода убежищем для мальчика, где он пытался своими воспоминаниями исправить все то зло, которое происходило в мире.
Она смотрит на рисунки, развешанные на стене, рисунки, сделанные маленькой девочкой – наверное, его сестрой, – на которых всегда изображены два человечка: девочка в платье и мальчик в длинных брюках и рубашке, чуть повыше ее ростом. Оба качаются на качелях, оба играют в месте, похожем на парк, оба загорают на пляже и всегда держатся за руки…
Находит и другие рисунки, сделанные кем-то постарше, возможно, ровесником. На одном воин сражается с каким-то гигантским животным, похожим на белку; на другом изображен пистолет, направленный на инициалы ММ; на третьем – мальчик, запускающий из лука стрелу в виде перьевой ручки в сторону монстра; на четвертом – огромная оса в костюме военного, занимающая собой всю страницу… Рисунки, автор которых сейчас совсем не волнует учительницу.
Она находит также кучу разных вещей на небольшой полке в стене: груду комиксов, маску Бэтмена, статуэтки супергероев, какую-то детскую игрушку, рамку с фотографией девочки, чье лицо ей тоже знакомо, маленький мяч, плюшевую овечку…
Она вздыхает, не в силах сдержать слезы.
А потом поворачивается в другую сторону, к противоположной стене, и замирает от удивления.
Она видит нечто похожее на список, написанный мелом прямо на стене. Огромный список, с бесчисленным количеством имен. Начинает читать сверху вниз:
Учительница социологии, которая сделала вид, что не заметила, как меня повалили на землю на перемене.
Женщина в красном платье и мужчина с портфелем, которые были в парке, когда мои вещи выбрасывали из рюкзака.
Давид и Лилиана.
Пожилая женщина, которая несла корзину с покупками, когда я бежал с пустыря.
Охранник в школе, который никогда не замечает, как я забегаю и убегаю из школы.
Учитель истории.
Мои одноклассники Нико, Сара, Клое и Карлос.
Полицейский, дежурящий возле входа, когда мы заходим в школу.
Полицейский, дежурящий возле входа, когда мы уходим из школы.
Учитель математики.
Мои одноклассники Хави, Икер, Хуан и Веро.
Папа.
Два ученика из третьего класса, которые не видели, как я выходил из туалета.
Заро.
Директриса.
Мамы и папы, сидящие в своих машинах перед входом в школу.
Мама.
Мои одноклассники Эстер, Педро и Мария.
Папа Эстер.
Мама Марины и Марина.
Женщины, которые продолжают что-то спокойно пить на террасе кафе перед школой.
Кири.
Мама Кири.
Женщина, которая прошла мимо меня, когда я возвращался домой в испачканных брюках.
Мои одноклассники Сандра, Патрисия, Сильвия, Ана и Эктор.
До учительницы вдруг доходит смысл этого списка. Это список позора, список всех, кто повинен в том, что этот ребенок, которого она сейчас держит в своих объятиях, превратился в невидимку. Она гладит его рукой по лицу и прижимает к себе изо всех сил.
И в темноте туннеля, читая этот бесконечный список, она спрашивает себя: что за общество мы построили? Когда мы превратились в монстров?
Возвращение
Через несколько минут, когда сирена «скорой» заполоняет собой все вокруг, мальчик открывает глаза и, еле-еле улыбаясь, произносит одно только слово: «Луна…»
Это момент, когда он перестанет быть невидимкой для всех. Он станет видимым для людей, которые будут подходить, чтобы посмотреть – и снять на камеры своих мобильных телефонов, – что случилось на железнодорожных путях, захлебнувшихся волной гудков, визжащих тормозов и воем сирены.