Лицо у женщины приобрело нормальную окраску, толстые фиолетовые губы возвращали себе привычную красноту. Дыхание замедлилось и углубилось.
— Думала, сдохну.
Голос в спокойном состоянии у Бакировой оказался низким и хриплым.
Заведующий собрал и заполнил небулайзер, включив, отметил удовлетворенно, что из маски идет пар с лекарством.
— На! Дыши!
— Не люблю я гормоны, — Бакирова попыталась отмахнуться от небулайзера.
И вот тут Иван впервые услышал от заведующего мат. Тот коротко резюмировал мнение больной. ЮАН использовал только одно слово, но очень емкое и убедительное, звучащее почти по-французски. Женщина взяла маску и принялась дышать лечебным паром.
— Ну, вот и все. Иван, приберись.
Заведующий сел писать карту.
— Мальчик-то какой молодец! — пробубнила из под маски Бакирова. — Никто в вену не попадает.
Иван пропустил ее слова мимо ушей, но, как ни старался не обращать внимания на похвалу, щеки порозовели. Он собирал шприцы, иглы, ампулы, перчатки и окровавленные тампоны в пустой бумажный пакет.
— Давно на скорой? — спросила Бакирова, непонятно кого, но Иван принял вопрос на свой счет.
— Второй год. — Ответил он.
— Молодец! А еще раз попадешь?
— Не знаю, может быть.
— Юр! Сделайте эуфиллинчик с корглюконом!
Бакировала дышала уже вполне сносно, но сип и свист доносились из — под маски.
— Зачем тебе? — ЮАН недовольно поморщился.
— Хуже не будет ведь?! Основной бронхоспазм сняли, теперь-то можно? — Бакирова от попыток убедить заведующего опять посинела. Говорить ей было еще трудно.
— Вот как выпьешь два стакана с содой, тогда сделаем.
— Шантажист! — Бакирова поманила Рушана, — принеси литровую банку с раствором.
Рушан послушно удалился на кухню и через пять минут вернулся.
Иван не получив приказа от ЮАН набирать лекарство, сидел и ждал, наблюдая, как тот заполняет карту. Бакирова отложила маску небулайзера, пила из банки содовый раствор и бубнила:
— Вот, видишь, я пью!
— Иван, наберите эуфиллин с корглюконом и попробуйте ввести.
ЮАН говорил, не отрывая глаз от карты. Бакирова пила небольшими глотками и старалась отдышаться, но свист был очень силен. Иван понимал, бронхи ее забиты мокротой, после введения гормонов и антигистаминых препаратов спазм уменьшился, но полностью не прошел. Он не понимал, зачем ЮАН заставляет Бакирову пить содовый раствор. Внутривенно ввести соду понятно, это уберет закисание крови, наладится нормальный газообмен в тканях. А пить? Желудочный сок ведь разрушает соду. Иван поставил «зарубку» в уме, не забыть спросить заведующего.
Он со шприцем подошел к креслу, затянул жгут на запястье Бакировой и увидав надувшуюся венку у основания большого пальца, ввел в нее иглу.
— Я в вене! — объявил он, увидав красную каплю внутри шприца.
— Талант! — просипела Бакирова и добавила, — Давай!
— Медленно! — ЮАН посмотрел на стоящего у кресла Ивана, — очень медленно. А ты, давай отхаркивай! Хватит свистеть.
— Изверг, — пожаловалась Бакирова и вдруг закашлялась, будто слова ЮАН что-то включили в ее легких.
Подскочил Рушан с полотенцем. Женщина кашляла страшно, надсадно, будто все легкие пыталась выкашлять из себя. Она отплевывала желеобразную золотистую мокроту. ЮАН тоже подошел и, наклонив за шею Бакирову вперед, принялся выбивать кулаками на ее спине барабанную дробь.
В шприце у Ивана оставалось около трети препарата. Он испугался, что дернувшись во время очередного приступа кашля, Бакирова проколет вену, поэтому остаток ввел побыстрее.
Бакирова продолжала кашлять. Рушан складывал полотенце, в которое вылетали куски мокроты. Иван удалил иглу из вены и заклеил место инъекции приготовленным тампоном с пластырем. Женщина задышала глубже и спокойнее. ЮАН ее отпустил. Он отошел на шаг, осмотрел глаза и лунообразное лицо.
— Раствор допей и еще откашливайся.
— Не бей меня! — улыбнулась Бакирова.
— Я тебя еще и не бил, Неля. — ЮАН был серьезен. — Ты ходишь по краю. Нельзя так себя запускать. Зачем беротек вдыхаешь избыточно? Забыла про рикошет [15]? Ты же сама — фельдшер. Вспомни! В больницу хочешь?
— Нет. Приступ же купировали. Зачем теперь? Ты мне лучше этого мальчика присылай. Руки волшебные! Из твоих-то уродов никто не может попасть, а он — попал два раза! Юра, обещай.
ЮАН дописал карту. Он подошел к Бакировой с фонендоскопом и принялся выслушивать ее легкие.
— Иван, идите в машину, я сейчас отзвонюсь и догоню. — Он дождался пока Иван собрал ящик и вышел. — Что обещать? Ты же знаешь, что найти нужного человека в нужный момент очень трудно. Дежурит он как все сутки через двое. Выдергивать его в выходной я не могу. Если повезет, и он будет дежурить, я дам команду присылать его.
— Спроси его телефон, Юр, я ему заплачу.
— Телефон спрошу, но деньги я думаю, он не возьмет. Идеалист. И не развращай его!
Иван остановился в коридоре и слышал этот диалог. Ему было неловко, но внутреннее чутье подсказывало — подожди, послушай. Когда еще услышишь о себе столько хороших слов?
— Так может быть его подключить?..
Что сделал ЮАН, Иван не понял, но Бакирова оборвала себя на полуслове.
— Пока рано. Проверка не закончена, — голос ЮАНа был тверд. — Не спеши.
Иван, услышав скрип паркета под его ногами, поспешно на цыпочках выскочил за дверь на лестничную площадку и побежал вниз, не дожидаясь лифта.
«Проверка не закончена». Повторял Иван про себя слова заведующего. К чему подключить? Чья проверка, моя? От волнения его затрясло. Вот о чем говорил полковник! Заведующий его проверяет. Все сходится.
Иван занес чемодан с лекарствами в салон, сам залез. Следом вышел из подъезда ЮАН. Самое сложное теперь, не показать вида, что слышал разговор с Бакировой. А она тут при чем?
Иван по совету из книг Добровича, чтобы успокоиться и подумать, сделал десять глубоких вдохов, задержал дыхание и зажмурился, до звезд и огненных кругов. Пришел в себя от прикосновения.
— Иван! С вами все в порядке?
ЮАН тряс его за плечо.
— Да, все хорошо. Устал просто.
— Куда едем? — спросил водитель.
— Возвращаемся на подстанцию. — Ответил заведующий. — Усталость, это норма. Смена кончается, не заметили? Полдесятого уже.
Иван обратил внимание, что ЮАН взволнован, хотя и неплохо скрывал это, но немного изменилось поведение.
Заведующий повернулся к нему, перевесившись через окошко.
— Вы молодец, Иван. Неля со мной работала еще в семидесятые. Знаете главную болезнь скоропомощников?
Иван покачал головой.
— Хронический бронхит, — объяснил ЮАН, — Курят почти все и машины дырявые, сквозняки зимой и летом. А у Нели бронхит перешел в астму. Зимой семьдесят восьмого и девятого был дикий мороз, она в старом РАФе с неработающей печкой заработала воспаление легких. И покатилось. Астма — тяжелое течение. Она на инвалидности уже лет пять. Все вены испорчены. Она не обманывала, когда сказала, что ей никто в вену попасть не может. Я тоже не рискнул бы. А в центральную вену колоть в домашних антисанитарных условиях не положено. Сегодня редкий случай, когда не пришлось ее везти в больницу, благодаря вам.
Ивану стоило немалых усилий, чтобы не спросить заведующего, о какой проверке тот говорил с Бакировой, и к чему она предлагала его подключить? Совет Москвичова — никому не верьте, как бы вам ни хотелось, во время пришел на ум. Иван откинулся на кресле в салоне рафа и снова зажмурился. «Глаза и уши!» — это ужасно. Ему нравился ЮАН, с его внутренней силой и авторитетом. Сколько ему? Пятьдесят? Нет, больше. Шестьдесят? Непонятно. Короткая стрижка седые волосы и черные брови, отчего карие глаза приобретали особую пронзительность. Ивану невольно захотелось к старости стать именно таким, цельнолитым и излучающим энергию.
«Никогда не меряйте людей по себе, — говорил полковник, — это главная ваша ошибка. Вы видите в людях то, что хочется, а совсем не то, что есть на самом деле. Оттого и приходится разочаровываться. Вот, чтобы не было этого потом, чтобы неожиданные открытия не повергали вас в шок, никогда не доверяйте своему первому впечатлению. Оно на сто процентов ошибочно».
Иван вдруг подумал, что полковник очень похож на заведующего, только моложе лет на десять или больше. Допустить мысленно, что ЮАН имеет какое-нибудь отношение к криминалу, не получалось. Не свойственен ему авантюризм.
Романтические приключения агента в стане врага превращались в тяжелые испытания и прежде всего потому, что стан казался совсем не вражеским, а ощущать себя агентом стало совсем не комфортно. Возникла идея связаться с Москвичовым и отказаться от задания. Но в уши сразу полезла песня: «А для тебя, родная, есть почта полевая!». Да уж, армия — не просто крючок — корабельный якорь. Москвичов рассчитал все правильно. Тогда, решил Иван, я еще пару недель поработаю и расскажу все честно заведующему. Если у него на подстанции действительно есть что-то криминальное, пусть разбирается, а если нет, то так и доложу Москвичову.
Машина остановилась, и Иван увидел стеклянный вход подстанции.
— Иван, выгружайте оборудование. Я сдам бригаду. — ЮАН открыл боковую дверь машины, собираясь разбудить фельдшера, если тот задремал.
— А на какой мы дальше будем работать?
— Вы на двадцать первой, а я поеду домой. — Усмехнулся заведующий.
«Вот это номер! — подумал Иван. — Экзамен по сокращенному варианту?». Он вспомнил, что нужно отзвониться по ноль девять и сообщить, что он ничего не видел. Из диспетчерской этого не сделать, там полно народу и такой доклад вызовет недоумение и подозрение у любого человека. С вызова он тоже не мог.
Оттащив мешки и кислород на склад, Иван побежал на улицу, там есть автомат, карточка уже в руке. Времени до окончания контрольного срока оставалось пять минут. Встречать курьера не хотелось, ведь Иван даже не представлял, какие санкции на него наложит Москвичов, но тот намекнул, что наказание за неисполнение приказа будет ужасным. К счастью автомат был свободен и работал.