Атаров ушел, а медики посидели с женщиной еще с полчаса. Иван попытался разговорить ее.
— Этот его особняк? — спросил он.
— Нет, — гордо ответила Сперанская, — моей дочки.
— Дорогой домик, — Иван добавил уважения в интонацию.
— У нее несколько банков, — объяснила женщина, — и еще какие-то заводы и фирмы. Я всего не знаю. А начинали они с небольшой фабрики по производству подсолнечного масла под Воронежем еще в конце восьмидесятых. Витя у нее — третий муж.
— Ее фамилия Атарова? — Иван напряг память, но та никаких данных об этой особе не подкинула.
— Нет, — улыбнулась Сперанская, — мне в туалет надо. Люсенька, проводите меня.
Сперанская присела на роскошной кровати. В спальне интерьер в стиле «Людовик шестнадцатый» — все белое с золотом и на гнутых ножках с лилиями. Шкребко повела ее под руку.
— Ее фамилия Маркевич, по второму мужу. Она у него при разводе отсудила два банка из трех и какой-то нефтяной завод. Аллочка моя — хищница, ей палец в рот не клади! — гордо добавила Сперанская и скрылась в туалетной комнате.
Иван вспомнил из новостей двухмесячной давности, что Борис Натанович Маркевич — владелец финансового холдинга «Комета» был найден мертвым в офисе. Сердечный приступ в сорок пять лет! В газетах писали, но новость, на фоне событий в стране, замылилась очень быстро.
«Аллочка Маркевич — хищница!», повторил в уме Иван слова Сперанской. «Все они тут хищники. Шакалы и гиены. Стервятники, пируют на теле моей страны. Они празднуют ее гибель. Жрут ее, рвут на части, а я ничего не могу сделать!»
Из туалетной комнаты вернулись дамы. Сперанская двигалась уверенно. Люся просто шла рядом.
— Наталья Ивановна, — обратился к пациентке Иван, не выходящий из образа Иоганна Вайса, — мне сказали, что сейчас приедут дети, нам пора вернуться в свою комнату и начать дежурить. Если будет нужно, вы скажите охране, и мы тот час же прибежим.
Люся по дороге негромко жужжала Ивану в ухо:
— Сперанская сказала, что первого ее мужа застрелили.
— Кто?
— Какие-то бандиты. Это было еще в Воронеже. Ее дети от этого брака сегодня закончили десять классов.
— Двойняшки? — догадался Иван.
— Нет.
— Не понял.
— Тройняшки. Два парня и одна девочка, — объяснила Люся. — А еще у нее два мальчика от Маркевича — вот эти как раз близнецы. Ты их видел, когда мы шли в бассейн, им по десять лет.
Иван вспомнил мальчишек, игравших в приставку в большом зале. Он решил перевести тему. Не надо, чтобы Люся вспоминала об этом разговоре, если ее вдруг кто-нибудь спросит, о чем они с Иваном говорили.
— Ты поедешь завтра в «Институт красоты»?
— Поеду, — как-то равнодушно ответила Шкребко.
— Не веришь, что дадут скидку?
— Верю. Только….
— Что?
— Боюсь вспугнуть. — Люся в комнате упала на кровать и вытянулась, закинув руки за голову. — Примета верная, если во что-то, кому-то поверишь — все окажется туфтой. Вот, пока я калькуляцию и направление на операцию не получу — не поверю. А если честно, то надежды мало, Ваня. Ну, кто я ему? Что это за благотворительность? В их обществе не принято помогать друг другу бесплатно. Так что, я не особо рассчитываю на скидку. Если только эта Эмма действительно не захочет мне помочь, как медику.
Иван отошел к окну, не столько интересуясь происходящим во дворе, сколько, чтобы не видеть Люсину фигуру.
— Значит, с Атаровым у них детей нет? — сказал он, невольно возвращаясь к теме, от которой только что хотел отойти.
— Сперанская сказала, что у него от прежних браков детей хватает. — Люся села на постели, — Вообще, знаешь, она не сказала этого прямо, но мне показалось, что этот их нынешний брак — скорее деловое соглашение, чем любовь. — Она снова легла по диагонали.
— Вполне возможно, — согласился Иван, не оборачиваясь. Он дернул замки на раме и приоткрыл окно. В комнату хлынули звуки музыки и гам огромного числа людей. Из-за спин и голов сцены видно не было, зато отлично слышно.
— Концерт для избранного, можно сказать подрастающего элитного класса России, посвященный окончанию средней школы, гори она огнем, начинаем! — хохот сотни мальчишек и девчонок перекрыл голос ведущего.
Иван невольно усмехнулся. Скучать по школе он стал только недавно. А в мае восемьдесят восьмого он точно также как и сейчас думал: «Наконец-то!».
— Люсь!
Она приподняла голову, все еще лежа на кровати.
— Что?
Иван решил подтвердить догадку.
— Ты халтуришь, чтобы накопить на операцию?
— Ну да. Хотя, сам понимаешь, пятьдесят тонн зеленых копить можно до морковкина заговения.
Иван впервые услышал это выражение.
— Что это значит?
— Значит, очень долго. Так — ничего. — Она перевернулась попой кверху, — у меня пока всего пять тысяч. Даже если они дадут скидку вполовину, от объявленного Рудиным — это не решит ничего.
— Значит, ты на выведении из запоев хочешь набрать? — Иван прикрыл окошко, потому что с площади понеслись бешеные ритмы группы Дюна: «Страна Лимония, страна без забот!».
— Знаешь, сколько платят за одну процедуру? — Люся села на кровати.
— Нет. — Соврал Иван. Эту тему они обсуждали еще на первом совместном дежурстве.
— Я разве не говорила? Ладно — триста долларов. Сто я иногда отдаю шоферу, чтобы он молчал. Двести остается мне. За месяц если повезет, может подвернуться две, ну три процедуры. Вот и посчитай, сколько лет мне еще копить? Если с тобой работать — значит и тебе надо долю отдать.
Иван даже не стал напрягать мозг. Ясно, что несколько лет.
Люся в упор смотрела на него.
— Ты хочешь помочь или так интересуешься, чтобы разговор поддержать?
— А чем я тебе помогу? — Иван пожал плечами, — на «бомбеже» тоже много не поднимешь. Только на жизнь хватает и на всякие мелочи.
— Есть способ. — Люся не отрывала от него взгляда. Видимо лицо Ивана убедило ее, что ему можно довериться. — Если пошаманить.
Иван выдохнул мысленно. Во — первых, Люся не предложила ограбить банк, а во — вторых, он не пошутил на эту тему и тем самым не отбил у нее желание откровенничать.
— Что значит — пошаманить?
— Ты слышал про кодирование от алкоголизма с помощью лекарства?
Иван слышал. Но без подробностей. Вроде как есть какой-то препарат, который вводится в вену и год сохраняется в организме, вызывая непереносимость к водке и вину. Им на психиатрии рассказывали про французский препарат «эспераль», который вшивается под кожу на спине, чтобы алкоголик не мог достать. Как действует лекарство, если его ввести в вену и почему оно ровно год сохраняется в организме, Иван не понимал и представить себе не мог.
Он так и ответил.
Люся немного волновалась.
— «Эспераль» это «антабус» или «тетурам [21]» — настоящее антиалкогольное средство, которое вызывает непереносимость алкоголя. Этот препарат очень дорогой. А для «шаманства» он не нужен совсем. Другой способ. Понимаешь, на самом деле, нам не нужно никакое лекарство, которое сохраняется в организме год. Все просто, но немного сложно. Я подрабатывала в наркодиспансере, и там меня научили. В общем, этот препарат на самом деле копеечный короткий миорелаксант [22].
— Рестенон? [23] — сообразил Иван.
— Именно. Он дает остановку дыхания на три — пять минут. — Люсин голос задрожал, — все дело именно в этом и тех словах, которые говорит врач. Смотри, алкаша нужно готовить. Он слушает лекцию про дорогой швейцарский контрабандный препарат, одна ампула стоит пять тысяч долларов, «…но для вас со скидкой, по знакомству, сделаем за три». Он соглашается. Ему дают бумагу на подпись — «информированное согласие», мол, предупрежден о последствиях.
— Каких?
— Ну, что если он в течение года после процедуры выпьет водки — умрет.
— Реально умрет?
— Да нет, конечно. — Люся нервно хихикнула. — Но он должен верить в это. Иначе нет смысла. И вот, чтобы он поверил, а в этом и заключается главная фишка процедуры, во время введения препарата — ему в рот капается три капли спирта. Он это чувствует, и в этот момент у него останавливается дыхание. Понимаешь? Он не может ни вдохнуть, ни выдохнуть. Врач в это время кричит: «Маску скорее, АМБУ! Дышим, он может сейчас умереть!» Я ему маску на рожу, дышим, он живет, но понимает, что если бы не врачи и маска — он бы сейчас умер. Врач так и говорит: «Как проспиртован организм! Какая бурная реакция! Мы же просили не пить три дня! Вы, наверное, вчера все — таки пили?» По глазам алкаша ясно — пил! И вот действие препарата кончается, дыхание восстанавливается. Врач говорит главную фразу: «Теперь вы закодированы на год. Если выпьете даже пятьдесят граммов водки — вы умрете! „Скорая“ к вам наверняка не успеет! И никто вас не спасет!»
Все. На этом представление заканчивается, мы получаем деньги, алкаш и его родственники по — разному счастливы, но мы свою работу сделали. Вот это и называется — «шаманить». Пять таких клиентов — пятнадцать тысяч долларов.
— И что для этого нужно? — спросил Иван.
— Два человека в халатах, кардиограф, амбу, шприцы, спирт, препарат.
— Почему два?
— Для солидности. Три уже много. Третий для мебели, а деньги надо отдавать! — Пояснила Люся, — здесь очень важен специалист и его свита. Пациент должен нутром прочувствовать, какая это опасная и непростая процедура!
Иван смотрел на нее в упор, как до этого смотрела на него она. Люся отвела глаза.
— Ты уже шаманила?
— Раньше, был у меня напарник.
— И одна тоже?
Люся молчала, потом кивнула.
Иван понял. Люсе позволили сделать процедуру, даже, наверное, заплатили, но не поверили в эффективность.
— Ты вернула деньги?
— Да.
— Сколько таких было?
— Не знаю, двое первых меня нашли и потребовали деньги обратно. Еще двое не требовали, и я не знаю, пробовали они, проверяли или нет.