Ивана вдруг осенило. Случаи смертей мужчин со следами уколов! Но почему они умерли?
— Люсь, а может человек умереть от страха?
Шкребко пожала плечами.
— Ну, конечно, такое случается.
— Я имею ввиду, вот после этой процедуры — проверил, и потом умер, потому что боялся смертельно?
— Но мы-то тут при чем? — Люся не понимала вопроса. — Если он и умрет, то сам в этом будет виноват. Во — первых, его предупредили, а во — вторых, Иван, препарат распадается очень быстро и ни один медэксперт не докажет, что его вводили. А от этого лекарства он никак не может умереть потом, если не умер во время процедуры! Но мало ли от чего умирают люди? Согласись, мы не можем быть абсолютно уверены, что он выполнит уговор. Мы делаем свою работу качественно, он испытывает все ощущения, которые должен испытать. А то, что он через несколько дней или недель захочет напиться и вдруг начнет сомневаться, то это его личное дело.
Иван сделал вид, что согласился.
— Так я могу рассчитывать на тебя? Вдвоем мы будем работать намного убедительнее. Хотя, лучше бы ты был постарше. Может быть тебя состарить?
— Это как?
— Да просто. — Люся вскочила и принялась рассматривать Иваново лицо. — Смотри. Стрижку покороче, немного подкрасим, замелируем волосы, будет типа седины, щетину отпустишь и усы. Лет десять тебе это сразу добавит. На животе пуфик привяжем — типа ты толстенький такой. Это еще лет пять. Рубашку с галстуком под халат — и вот тебе лет тридцать пять — тридцать восемь. Ты пиво пьешь?
— Не люблю.
— Надо! Нет, не пиво, прополощешь горло водкой с глицерином, как Армстронг. И голос станет такой низкий и хриплый! — Люся захрипела: — Хелло, Долли! Тыс из Луис, Долли!
Она слишком близко подошла. Слишком близко. Уперлась. Отскочила и, увидав, во что уперлась, сначала покраснела, потом расхохоталась и убежала в душевую.
Иван не знал, что делать. Он не мог сдвинуться с места. Чертовы девки! Что же вы так мучаете?
Его выручил охранник.
Дверь приоткрылась, и спиной вперед вошел тот самый дядька, который и привел их в эту комнату. В руках он держал столик. Следом второй охранник занес корзину с фруктами, бутылку вина, и несколько судков с горячими блюдами.
— Это вам от хозяйки! Чтобы не голодали. А где эта… — охранник не помнил, как назвать Люсю, — девушка, которая с тобой была?
— В душ пошла. — Ответил Иван, испытывая большое облегчение. Визит охранника успокоил его возбужденное мужское начало. Он снова открыл окно и принялся слушать концерт. Выпускники и их родители расселись за столики, и теперь Ивану стала видна сцена, на ней пели и плясали поп — группы, сменявшие друг друга. Дядьки из под навеса ушли. А Люся все не выходила.
Иван посмотрел на часы, что можно делать почти час в душе? Он подошел к двери, слышался шум воды. Обычно человек как-то двигается под струями, и вода плещется, а тут звук ровный. Иван толкнул дверь, на всякий случай, предполагая, что она заперта, но та вдруг подалась и отворилась. Люся обнаженная сидела на полу, обхватив колени руками и спрятав голову между колен. Купальник валялся в углу. Душевые струи лупили ее по голой спине. Иван закрыл воду и сел на корточки перед ней.
— Люся, — позвал он тихонько. — Что с тобой?
Она потрясла головой и пробубнила, не поднимая ее:
— Ничего.
— Ну, я же вижу.
— Что ты видишь?! — Она подняла зареванное мокрое лицо, — Ты обезьяну видишь?! Что ты еще можешь видеть? Ты знаешь, как меня все это уже достало? Вечно прятаться в темноте, чтобы парень не видел мою рожу, потому что глядя на нее, у него все повисает! Анекдот слышал: «Я столько не выпью!»? — это про меня же. И эти, заботливые буржуи, как издеваются — почему вы не сделаете пластику? Суки! Да если б могла, я бы давно сделала! Стала бы я такой ходить? — Она встала перед Иваном. Потрясла себя за грудь, хлопнула по попе — Кому это нужно? Всем рожу подавай. Уши мои мешают и губы. Всем хочется поиздеваться! Или хихикают за спиной.
— Люсь, — Иван старался смотреть ей в глаза, а не на обнаженное и очень красивое тело, — не плачь, пожалуйста. Я согласен помочь тебе набрать денег на операции. Хорошо, пошаманим. Старить меня не надо, родня не поймет. А вот алкашей кодировать — это можно. Все будет хорошо. Давай, хватит реветь, пойдем. Нам ужин принесли. Пойдем. На сцене На-найцы поют. Там оказывается натуральный сборный концерт. Кого только нет!
Иван еще хотел сказать, что ее лицо нисколько не вызывает повисание лично у него, но не решился. Люсино отчаяние и раскованность результат страшных комплексов, с которыми она борется, как может и избыточная сексуальность как раз из этой категории.
Люся повернулась к Ивану спиной.
— Иди! Я сейчас оденусь и приду.
В шкафу, который Иван сперва принял за книжный, оказались совсем не книги, а видеокассеты. Иван пробежался по обложкам, наугад выдернул одну с названием Cyborg—2 Glass shadow и задвинул ее в приемную щель видеодвойки Sony. По экрану побежали титры на английском, гнусавый голос переводчика сообщил, что в далеком будущем две тысячи семьдесят четвертого года на Земле произошло черт знает что и остались только две корпорации производящие киборгов, одна японская, а другая американская.
Иван не прислушивался к голосу переводчика, на экране шла постельная сцена, какие-то мужики за столом наблюдали ее по большому телевизору из нескольких экранов, обсуждали эффективность киборгов и вдруг взрыв.
Люся не выходила. Ну, что там опять? Должна бы уже прийти в себя? Выговорилась, поревела. Но Ивана успокоил тот факт, что душевые звуки уже не были монотонными, значит, девушка там все — таки что-то моет, а не сидит на полу, как давеча.
Он уже собирался снова подойти к душевой и постучать, и вдруг увидел на экране Люсю, только немного моложе, темноволосую и в белом спортивном костюме. Девушка на экране была очень похожа на Шкребко, но в ней все было как-то в меру. Губы вывернуты, но не слишком, нос курносый, но не плюхой, и зубы не выдавались так сильно и уши — нормальные, аккуратные, а не локаторы. Иван судорожно нажал паузу, сохраняя лицо неизвестной актрисы на экране, и подбежал к двери душа.
— Люся, выходи скорее!
— Сейчас, — отозвалась Шкребко.
Она надела все ту же «лягушачью шкурку», как назвал ее комбинезон Иван. Мокрые волосы зачесала назад. Без макияжа ее веснушки стали ярче.
— Ну чего?
— Смотри, — Иван указал на экран видео.
Люся придирчиво осмотрела застывшее лицо.
— Кто это?
— Я не знаю. Какая-то американская актриса. Потом в титрах можно посмотреть, или вот на коробке. — Он протянул обложку видеокассеты.
Люся прочитала:
— Анджелина Джоли. Интересно. Страшная, губастая. Но я страшнее. И что ты этим хочешь сказать?
— Что все это условности, — Иван нажал «пуск» и сюжет на экране продолжил развитие, — хочешь ее посмотреть дальше? Красота и уродство — все это навязанные и внушенные стереотипы. Ты не урод. Есть некоторые диспропорции, но все это дело вкуса. Это однозначно. Теперь прикинь, вот ты пойдешь на пластику, тебе подтянут уши, нос поправят — немного сведут крылья, зубы подточат, да? И что выйдет? Каждый, кто тебя увидит, станет сравнивать с этой девчонкой. И будут говорить — вы похожи! Ты — вторая Джоли! Но ты — Шкребко, первая и единственная. Что лучше — первая Люся или вторая Джоли?
— Я же говорила, Ванька, что ты психолог! — засмеялась Люся. — Убедил. Я не хочу быть похожей на нее. Но кое — что подкорректировать нужно. Согласись?
— Согласен. — Иван разложил тарелки на столике, — давай ужинать. Выходить нам не позволяют. Молодняк отрывается. Концерт закончился, но вечер продолжается.
Через стеклопакет прорывались забойные ритмы рок-эн-ролла.
Они принялись за еду, поглядывая на экран. Минут через двадцать Люся нажала на «стоп».
— Чего?
— Кино — говно, — сказала она, — поищи какую-нибудь комедию. Или мелодраму.
Иван принялся перебирать кассеты.
— Вот, «Смерть ей к лицу» с Голди Хон и Брюсом Виллисом, «Исповедь невидимки» с Чеви Чейзом, «Бешеные псы» Тарантино, «Полицейская академия — три», «Смертельное оружие» с Гибсоном, тоже третий фильм…
— А наших никаких нет?
Иван вытянул кассету.
— Вот — «Гений», с Абдуловым.
— Я не видела, а ты?
— Я — тоже.
Иван поставил «Гения» и они продолжили ужин.
Вечер убывал, переходя в ночь. Артисты уехали, сцена осталась. Часть школьников погрузилась в автобусы и уехала. Люся не досмотрела фильм, свернулась на краю широкой постели калачиком и уснула. Иван досмотрел.
В десять он набрал номер ноль девять и доложил, что «Абонент Кислород ничего не видел», потому что не знал, как сложится дальнейшее дежурство и решил доложить полковнику об услышанном разговоре и записи — уже потом, когда вернется в Москву.
Ему понравилась песня в финальных титрах фильма, которую пел Абдулов. Он несколько раз ее прокрутил, чтобы запомнить текст и напевал негромко:
— Страна не пожалеет обо мне, но обо мне товарищи заплачут.
Что-то скребло в душе и он вспомнил, что отец очень любил песню на стихотворение Ярослава Смелякова: «Если я заболею…», в стихах Шпаликова сквозила фатальность и грусть, в стихотворении Смелякова ярость борьбы, это Ивану нравилось больше.
Иван продекламировал по памяти финальные строки:
— Порошков или капель — не надо. Пусть в стакане сияют лучи. Жаркий ветер пустынь, серебро водопада — вот чем стоит лечить.
Иван притушил свет в комнате, чтобы он не мешал спящей Шкребко, и, взяв с собой плеер, вышел во двор. Площадка опустела. По периметру светили фонари. Охрана снесла столики и стулья к воротам, чтобы утром все увез грузовик. Сцену разбирать не стали, но куда-то унесли динамики и электронику, видимо, чтобы не подпортила роса.
Иван обошел двор, машины поменялись, уехал Ягуар и «В», добавились два мерседеса и микроавтобус. Он прочитал номера, подумал: «запомню ли?», Хоть весь день, по сути, и не работал, если не считать бабку Сперанскую, но усталость все — равно одолела. Резь в глазах и голова тяжелая.