А это значит… значит…
Я внезапно поняла, что у меня остается один-единственный шанс попытаться выяснить правду из первых рук, и со всех ног припустила к выходу из школы. Здесь, в коридоре, подходить рискованно, если наставники увидят, то опять прогонят или еще чего хуже, а мне нужно, очень нужно!
— Мистер Лагранж!
Направляющийся к дверям замка Эрик Лагранж, наверное меньше всего ожидал, что какое-то растрепанное существо рискнет перегородить ему дорогу, и уставился на меня с холодным недоумением.
— Меня зовут Элалия. Элалия Хэмптон., — я задыхалась и частила от волнения, но тем не менее выдала: — Скажите, пожалуйста. Неужели это правда? Про Даниэля? И… и наркотики.
Взгляд из недоуменного сделался ледяным. Да таким ледяным, что у меня кажется позвоночник покрылся инеем и еще какие-то слова объяснений застыли в горле.
— Проблемы моего сына с наркотиками вас никаким образом не касаются, юная мисс. Занимайтесь своими делами, и не суйте нос в чужие.
И он шагнул вперед уверенно и стремительно, и я отступила с его дороги даже не успев подумать, что надо отступить, на каких-то первобытных рефлексах.
За Лагранжем-старшим закрылась дверь замка, а я так и осталась стоять посреди холла, оглушенная короткой беседой.
Проблемы моего сына…
Глава 17
На следующий день всех “задержанных” выпустили.
Всех, кроме Лагранжа.
Как выяснилось, посидеть в подвале пришлось всем, кто в выходные встречался с родственниками, но кроме беседы в кабинете ректора, больше никому никаких вопросов не задали и утром отпустили.
В четверг Даниэля тоже не было.
И в пятницу.
Я не хотела верить. И не могла не верить. Все снаружи утверждало — “да”, все внутри противилось — “нет”.
А вечером пятницы, мистер Кроуч задержал меня на занятии дольше обычного, и когда я вылетела от него, то успела только увидеть в окно, как закрылись за черным автомобилем ворота “Зеленых Гор”.
Суббота, воскресенье…
Недоумение, злость, непонимание, жгучая обида.
Так нечестно! Все это нечестно!
Я не хочу верить, что его секреты — это вот это.
Я была так зла, что вечером не пошла на подоконник. “Пусть сам придет и объяснится!”
Но Даниэль не пришел.
Я проплакала полночи, а потом утром обнаружилось, что вчера он не вернулся.
Неужели отец забрал его их Горок?..
Мне было плохо, настолько плохо, что с трудом получалось это скрывать, и сил не оставалось больше ни на что.
А может и не получалось, иначе почему я постоянно ловила на себе беспокойный и сочувствующий взгляд Алисон?
Он не приехал и в понедельник.
Под вечер вторника на меня навалилась усталость. Я устала злиться, переживать и метаться. И твердо решила, что все. Хватит.
Больше я в эти игры не играю.
Стук в дверь раздался, когда я уже собиралась укладываться спать.
— Кто там? — удивленно спросила я, нашаривая взглядом одежду, которую можно быстро накинуть на легкую по теплому времени пижаму.
— Я.
Сердце ухнуло куда-то в желудок и там неприятно дернулось.
Ярко вспыхнула радость, и тут же погасла, смытая совсем другими чувствами.
Одежда была забыта, я распахнула дверь, и Даниэль, который, кажется, стоял прислонившись к ней лбом, фактически ввалился в комнату.
Злость подняла голову. Яростная, бешеная. Закипела на глазах слезами.
Почти неделю я сходила с ума, два последних дня не зная, где он, что с ним. Лишенная любой возможности выяснить. А он смеет заваливаться ко мне ночью под своим кайфом, как в прошлый раз, когда я, кажется, явно дала понять, что мне это не нравится!
Лагранж привалился к стене, прикрывая глаза. Серебристая радужка тускло мелькнула за густыми темными ресницами.
— Привет, — прохрипел парень.
Я смотрела на него, и сердце разрывалось, от жалости, от боли, от несправедливости. Зачем он пришел? Лучше бы не приходил!
— Я соскучился.
Мне хотелось ударить его. За то, что я волновалась, за то, что я плохо спала, за то, что мне было не плевать, за то, что хотелось ему помочь. Но он и так еле стоял на ногах… Пусть уходит! Пусть хоть сдохнет там за поворотом! Я больше не хочу иметь с ним никаких дел! Я больше так не могу! Хватит меня мучить!
Эмоции распирали с такой силой, что сформулировать их в слова было невозможно и я продолжала молчать.
Лагранж дернул углом рта в попытке ухмыльнуться.
— Хорошенькая пижамка. Жаль не прозрачная.
Меня сорвало. Я замахнулась, но парень перехватил мою руку, обжигая прикосновением.
Сил у него было маловато, и я легко высвободилась, чтобы толкнуть его в грудь и пихнуть в сторону двери. А потом вдруг застыла.
Обжигая.
Он горячий.
Не холодный, как обычно, а горячий.
Какого?..
Я вскинула руку, откидывая со лба светлые волосы и прижимая к нему ладонь.
Кипяток.
Какого дьявола?!..
Даниэль открыл глаза и посмотрел прямо на меня. Разомкнул пересохшие губы.
— Помоги мне, Лали.
Он взял мою руку и переместил со лба на грудь, жестко впечатывая в себя мою ладонь. И я задохнулась.
Это было не истощение. Сила бушевала внутри него как разъяренный дракон. Огромная, необъятная. Я не понаслышке была знакома со срывами, но даже мне ни разу не приходилось видеть ничего подобного — ни один, даже самый впечатляющий срыв не мог сравниться с этим буйством.
А еще это был не срыв.
Даниэль был в сознании, не в трансе.
Его изнутри распирало невообразимой мощью, которая может раскатать этот замок по камешку в одно мгновение, а этот идиот шутил про мою пижаму. И держал эту силу так крепко, что было очевидно — он, может быть, и не выдержит сам, но и ни капельки не прольет во внешний мир, просто выгорит изнутри.
Вот только если для истощения у меня был протокол, то с подобным я никогда не сталкивалась. Мне кажется, что с подобным никто никогда не сталкивался.
Оглушенная увиденным, я растеряла всю ярость.
— Как? — осторожно спросила я. — Что мне делать?
— Не знаю.
Даниэль снова закрыл глаза.
— Наверное, ничего. Просто будь рядом. Так… — он помолчал, будто мучительно подбирал слово, и наконец произнес: — Спокойнее.
Спокойнее.
Прекрасно! Ему спокойнее! Мне прикажете трястись за нас двоих? О, будь проклят тот день, когда я согласилась помочь Крису с его подготовкой!
В очередной раз разозлившись на всех и вся, я вытащила ладонь из-под руки Лагранжа, и принялась расстегивать на нем рубашку. Опережая очередную пошлую шуточку, пояснила:
— Ты горишь. Разденешься — будет капельку легче.
Я помогла ему стянуть рубашку, и ботинки с носками, уложила на кровать. Распахнула окно, откуда ощутимо тянуло весенней ночной прохладой. Передернулась от озноба, и хотела было потянуться за свитером, но застыла. И, поразмыслив мгновение, села на кровать.
— Скажешь хоть слово — вышвырну в окно, будешь охлаждаться там, — на полном серьезе предупредила я прежде, чем улечься рядом и прижаться к горячему мужскому боку.
Ему жарко — мне холодно. Можно помочь друг другу.
Осторожно устроив голову на жестком плече, я закрыла глаза и сосредоточилась, осторожно активируя собственную силу, казавшуюся сейчас, после увиденного, слабенькой полудохлой искоркой. Возможно, от этого впечатления (да тьху, чего этого пшика бояться?) она и откликнулась очень легко. На кончиках пальцев зажглись голубые морозные огоньки, и я осторожно опустила холодную ладонь, на раскаленную кожу.
Даниэль шумно выдохнул, рефлекторно вжался в кровать, убегая от ледяного прикосновения. Я обеспокоенно вскинулась, но Лагранж, не открывая глаз придавил мою голову обратно.
— Нормально. Продолжай.
И я продолжила.
Я гладила его холодной магией, и та оставляла блестящий влажный след на загорелой коже. По груди, по животу, по плечам, по беззащитно запрокинутой шее. Чувствуя ладонью бешено частящий пульс, а макушкой — частое прерывистое дыхание.
Хорошо, что Лагранж молчал. И что я не видела его лица. А потому просто и без стеснения, в каком-то странном трансе, пялилась на красивое мужское тело, испытывая смутные, тянущие ощущения, каждый раз, когда его мышцы подрагивали, если я случайно задевала их пальцами.
Может, Лагранж и засранец, но красивый, зараза…
Хотя, возможно, потому и засранец!
Моя магия начала иссякать, и я, погасив заклинание, приподнялась на локте, чтобы снова потрогать лоб.
Хм, а ведь кажется лучше.
Глаза Даниэля были закрыты, дыхание выровнялось, он, кажется, уснул. Я снова положила ладонь ему на грудь, как это сделал он сам, и осторожно вгляделась.
Дракон тоже уснул. Он свернулся компактным клубочком размером со среднюю гору. И несмотря на то, что на него все равно невозможно было смотреть, не задирая голову и не распахивая от изумления рот, теперь он внушал скорее благоговение, чем ужас.
Я попыталась припомнить, видела ли я когда нибудь силу Лагранжа в спокойном состоянии…
Нет, вряд ли. Я приглядывалась только в моменты истощения. Да, я знала, что природа его щедро одарила, все это знали. Но чтобы настолько?..
По спине прошел озноб, и я встала, чтобы закрыть окно, в котором больше не было необходимости.
Мужская рука сгребла меня за талию и придавила, мешая поднялся.
Я взвизгнула от неожиданности и ужом выкрутилась из ставших вдруг крепкими объятий.
— Идиот! — фыркнула я, одергивая слегка задравшуюся маечку, и выпалила обвинительно: — Я думала ты спишь!
— Заснешь тут, когда ты меня всего облапала, — тихо рассмеялся Лагранж, усаживаясь, и с хрустом потянулся всем телом.
Я рефлекторно ткнула его в лопатку острым кулаком и замерла.
Показалось?
Или не показалось?
Помедлив мгновение, я ткнула в то же место пальцем.
Нет, не показалось. Где-то под кожей мелькнул зеленоватый проблеск.
— Что ты делаешь? — Даниэль с улыбкой обернулся.
— Замри, — строго одернула я, подползая чуть ближе, и положила обе ладони ему на плечи.