69
Я хочу, чтобы вы послушали это. Это запись моего разговора с Мэри, состоявшегося сегодня вечером. Я встретился с ней после того, как она закончила свою работу.
Я: Могу я вас кое о чем спросить, Мэри? Почему вы согласились увидеться со мной сегодня вечером?
Мэри: Вы имеете в виду, почему я согласилась куда-то пойти с вами после того, как заметила, что вы шпионили за мной в баре в понедельник?
Я: Наверное, я предпочел бы более снисходительное по отношению ко мне описание событий. Но вообще-то вы правы. Так все-таки почему? Я опасался, что вы сочтете меня чудаком.
Мэри: [Смеется.] Я и в самом деле считаю вас чудаком, Грэм.
Я: А-а. Рад тому, что с этим мы разобрались.
Мэри: Я уже говорила вам раньше, что мне нравится, когда в мужчине чувствуется некая неординарность. Это было… даже и не знаю, как сказать… Это как бы очаровывало. А еще это было для меня лестно. Я не привыкла к тому, что из-за меня кто-то волнуется.
Я: Мне трудно в это поверить.
Мэри: Вы полагаете, что здесь большой спрос на тридцатисемилетнюю барменшу, которая еще и пытается избавиться от алкогольной зависимости?
[Редакторское примечание: пауза длительностью одиннадцать секунд.]
Мэри: Ого, да я вас напугала! Да уж, я как-то по-дурацки сообщила вам об этой своей особенности. Ну да, я алкоголичка. Впрочем, я не пью уже больше десяти лет — если это вас успокоит.
Я: Нет, я… я считаю это довольно необычным.
Мэри: Ну, тут я не знаю, что и сказать, — обычно это или необычно. Я всего лишь пытаюсь одолеть демонов, которые сидят внутри меня, — как это делают и все остальные люди.
Я: Но вы строите новую жизнь. Вы ходите на курсы в колледж днем, а работаете ночью. Это производит впечатление.
Мэри: Говорить так очень любезно с вашей стороны.
Я: Мэри, а почему вы устроились работать в бар, если пытаетесь избавиться от алкогольной зависимости?
Мэри: Знаю, знаю — тут вроде бы нет никакой логики, не так ли? Я работаю здесь главным образом потому, что мне нужна работа по ночам, чтобы я могла ходить на занятия днем, а один мой друг является собственником бара. А еще я, возможно, люблю преодолевать трудности.
Я: Преодолевать трудности?
Мэри: Ну да. Мне нравится осознавать, что каждый день я буду сталкиваться с каким-то препятствием и каждый день буду его преодолевать. А ведь здесь я все время вижу бутылки с алкоголем и говорю: «Вы мне больше не нужны. Я вас победила». Это очень вдохновляет.
Я: Так значит, вы одолеваете демонов, которые сидят внутри вас.
Мэри: Да, совершенно верно. А внутри вас разве нет демонов, Грэм?
Я подумал, что весь этот разговор был… удивительным. Она ведь так легко открылась мне! Она ведь посмотрела мне прямо в глаза и сказала: «Вот я какая». Обычно люди так не поступают. Они не показывают свое истинное лицо. Они скрываются за многими слоями лжи перед самими собой и лжи перед другими людьми. Они носят маски. Они сооружают себе фасад. Они лгут. Они прячутся.
Что мне следовало бы сказать ей в ответ? Мне очень хотелось ответить ей тем же. Да, очень хотелось. Она выложила передо мной малоприятные подробности своей жизни и сделала это на одном дыхании. А что делаю я? Говорю ли я: «У меня тоже есть демоны, Мэри»? Нет. Я меняю тему разговора — вот что я делаю.
Это, конечно же, не ускользнуло от ее внимания. Она перестает откровенничать, и у меня внезапно появляется желание поговорить о какой-нибудь ерунде — например, посетовать на плохую погоду. Понятно почему. Я думаю, она знает. Точнее говоря, она не столько знает (а откуда ей знать?), сколько что-то подозревает относительно меня. Да, подозревает.
О-о, как она улыбается! Жаль, что вы не можете увидеть, как при этом морщится ее носик и щурятся ее глаза. Это одна из самых искренних и настоящих улыбок, которые я когда-либо видел. Мэри всегда очень быстро проникается радостными чувствами и очень стойко отгоняет от себя злые, ядовитые мысли.
А ее запах? В нем присутствует еле заметный аромат клубники. Думаю, это ее шампунь. Когда я ощущаю этот запах, мне приходит в голову слово «свежесть», и нет лучше слова, которым можно было бы описать Мэри.
О-о, и затем наступает финал этого вечера, после того как я довел ее до входной двери ее дома. Я не помню, чтобы когда-нибудь так сильно нервничал. Мои руки засунуты в карманы, глаза смотрят вниз, я переминаюсь с ноги на ногу. Я, скажу вам, выглядел, наверное, как неловкий школьник на первом свидании.
Но я поцеловал ее! Я сам толком не знаю, каким образом мне удалось переместиться из точки А в точку Б, но где-то между этими точками я собрал все свое мужество и наклонился к ней, а она встретила меня на полпути. Поцелуй был нежным, медленным и сладким. Наши губы легонько соприкоснулись, и ее ладошка погладила мою щеку. Я почувствовал, как по моему телу пробежал электрический разряд. Я почувствовал себя в невесомости.
Я чувствую себя в невесомости и сейчас!
70
— Черт побери!
Я отодвигаюсь от своего рабочего стола и еду на офисном стуле на колесиках через полкомнаты. Затем поднимаюсь на ноги и тут же чувствую сильное головокружение: стены наклоняются, а пол, как мне кажется, норовит встретиться с моим лицом. Я хватаюсь за спинку стула и пытаюсь восстановить равновесие.
— Черт побери! — повторяю я, потому что не нахожу более подходящей в данной ситуации фразы.
Я разваливаюсь на части. Мне это известно. Я почти не сплю по ночам и практически ничего не ем. Так я долго не выдержу.
И чего я благодаря этому добилась? Сначала просидела всю ночь со среды на четверг, а теперь вот сижу в ночь с четверга на пятницу возле своего компьютера и телефона, ожидая звонка из одного из мест, куда, по нашему мнению, отправится наш субъект — из Окленда, Далласа, Вашингтона или Кливленда. Я жду сообщения о пожаре в жилом доме — таком пожаре, к которому может иметь отношение наш субъект.
Но до сих пор — ничего. Нет, вообще-то пару звонков поступило: пожар в каком-то жилом доме в городе Саусалито и пожар в ресторанчике в Кливленде. Во втором случае, возможно, имел место поджог, совершенный собственником ресторанчика, решившим завязать со своим бизнесом и пытающимся разжиться деньжатами за счет страховки, однако это явно не имеет никакого отношения к нашему субъекту.
Сейчас уже пять часов утра, пятница. Я сплю лишь урывками с самого вторника. Мне необходимо поспать несколько часов, чтобы я смогла продолжать дежурить и сегодня — то есть в ночь с пятницы на субботу, — ибо сегодня наш субъект уж точно кого-нибудь убьет. Очень простая математика: если он собирается убить двух человек на этой неделе до воскресенья, то первое из этих двух убийств он должен совершить вечером в пятницу.
Прекрасно. Я абсолютно точно знаю, что это произойдет именно сегодня вечером, а я уже буквально засыпаю прямо за рабочим столом.
Я чувствую себя измученной, ощущаю слабость в коленках, мои шея и спина достигли уже, наверное, стадии трупного окоченения, пальцы ноют от торопливого шлепанья по клавиатуре компьютера в течение всей ночи, перед глазами туман… Вот в таком состоянии я покидаю здание ФБР и еду во взятом напрокат автомобиле в отель. Доехав до него, я выбираюсь из автомобиля и хлопаю дверцей. Свежий воздух осеннего утра приносит мне некоторое облегчение (улица — о да, я все еще помню, что существует такое понятие, как улица, и что там свежий воздух!).
За моими глазными яблоками возникает боль, и мое поле зрения обрамляется чем-то темным, как если бы я смотрела в туннель. Я осознаю, что мне просто необходимо как можно быстрее лечь спать. Хотя бы на несколько часов…
— Это она! — слышу я крик какой-то женщины.
Моя реакция хотя и стала замедленной, но все же я моментально отскакиваю в сторону. Я так реагирую на внезапно возникшее ощущение опасности, и проходит больше времени, чем потребовалось бы в обычной ситуации, прежде чем я осознаю, что женщина и мужчина, ринувшиеся ко мне, не собираются причинять мне никакого вреда. По крайней мере физического.
Женщина держит в руке диктофон, мужчина — видеокамеру.
— Агент Докери! — Журналистка, хорошенькая молодая афроамериканка, не дает мне пройти. — Меня зовут Дайан Белл, я из газеты «Чикаго трибюн».
Это для меня нечто новое: ко мне впервые обращается подобным образом журналист. В моем мозгу мелькают соответствующие данной ситуации фразы: «Никаких комментариев» и «Я не агент», — но вместо этого я говорю:
— Чего вы хотите?
— Агент Докери, насколько я понимаю, вы разыскиваете по всей стране серийного убийцу — человека, который, возможно, убил десятки людей и устроил пожары, чтобы скрыть следы своих преступлений.
— Я… я… — Качая головой, я выставляю перед объективом камеры ладонь и начинаю шагать по направлению к своему отелю. — Я не могу давать комментарии относительно проводимого расследования.
Я произношу эти слова машинально. Я не раз слышала, как их произносили другие люди — попавшие под шквал критики политические деятели и прокуроры с каменными лицами. «Никаких комментариев. Мы не можем давать комментарии относительно проводимого расследования».
— Значит, расследование все-таки проводится, — говорит журналистка. — Прекрасно. Благодарю вас.
Я энергично мотаю головой, что отнюдь не укрепляет мое шаткое равновесие. Я продолжаю идти, ускоряя шаг и закрываясь плечом, чтобы хоть как-то защититься от назойливой журналистки. Вход в отель — все ближе и ближе, но если я не буду осторожной, то могу потерять равновесие и грохнуться наземь прямо под объективом видеокамеры.
— Кёртис Валентайн? — спрашивает журналистка. — Джоэль Свэнсон?
Я наконец подхожу к двери отеля и открываю ее.
— Ваша сестра Марта?
Я резко поворачиваюсь к ней, но ничего не говорю. Она поднимает руку в успокаивающем жесте и подходит ко мне.