– Вернулся домой.
– А где твой дом?
– Я живу в однушке в Вэстра Скугене.
– Итак, ты был в Кунгсхольмене, а живешь в Вэстра Скугене… Ты возвращался на корпоративном транспорте? На метро?
– Да.
– А какой дорогой ты шел с Чапмансгатан?
– Это важно?
– Да.
– Я спустился на Норр Мэларстранд, свернул на первом перекрестке налево. Думаю, это была Пульхемсгатан?
– Верно.
– Потом я свернул на улицу, названия которой не помню, и потом еще на одну, Пилгатан, по которой я шел вплоть до Бергсгатан. Потом свернул направо к метро «Родхюсет».
Главный свидетель Бирка видел Колла как раз на перекрестке между Бергсгатан и Пилгатан. Слова совпадали.
– Бар «Маркус» на Пилгатан. Ты часто его посещаешь?
– В этом месте отличный испанский ликер. В моем родном городе мы с отцом всегда пили испанский ликер в баре, где его было много, и отец всегда забирал порцию домой. Мне до сих пор он нравится.
– Это было «да»?
– Да.
– А бармен? Ты знаешь ее?
– Нет.
– Она, во всяком случае, знает тебя. Интересно, почему?
– А ты как думаешь? Возможно, потому что я посещаю это место.
– Она знала твое имя.
Он пожимает плечами.
– Я всегда плачу наличными. Но как-то раз я назвался.
Это то, что нужно Бирку. Строго говоря, на вопрос о том, кто убил Ребекку Саломонссон, найден ответ. Остается лишь понять, кто заказчик. Обычно я чувствую прилив адреналина и облегчение внутри в таких случаях. Но сейчас я в замешательстве.
– Тот, кто дал тебе инструкции об украшении, являлся тем же человеком, который приказал убить Ребекку Саломонссон?
– Верно.
– Зачем?
– Что ты хочешь сказать?
– Зачем ты должен был убить ее?
Колл поднимает брови, и его глаза бегают, как будто в сомнении.
– Обычно я не задаю таких вопросов, знаешь ли, потому ко мне и обращаются люди. Но на этот раз… подозрительно все это. Думаю, она увидела или услышала что-то, чего не должна была.
– С чего ты так решил?
– Я немного поспрашивал народ в округе. Но слухов мало. Практически никто ничего не слышал.
– По твоему мнению, она что-то знала. О чем?
– Без понятия.
– Мы не на рынке. Думаю, ты знаешь. Почему утаиваешь?
– О таком не говорят вслух, неужели не втыкаешь?
– Нет.
Колл вздыхает и трясет головой.
– Думаю, она каким-то образом узнала… кто он на самом деле.
– Твой заказчик?
– Да. Прошел слух, и я практически уверен в том, что так и есть, что ее знакомый просил его помощи не так давно. И в связи с этим – не спрашивай меня каким образом – она узнала об этом. Ты знаешь этих шлюх из «Чапмансгордена», у них ничего нет. Я думаю, она пыталась давить на него, угрожала разоблачением.
– Она угрожала заявить в полицию?
– А куда же, черт, еще можно пойти? – Колл машет рукой. – Я слишком много болтаю, слишком много… больше ничего не скажу.
– Еще одна вещь, – говорю я. – Прежде чем мы закончим. Почему тебе дали инструкции разговаривать только со мной?
– Он сказал, что ты поймешь, – говорит Колл.
– Я не понимаю, – отвечаю я, но чувствую при этом облегчение: если Колл прав, то она умерла не из-за меня.
– Тогда это твои проблемы.
– Как он сказал его зовут?
– Даниэль Берггрен.
– И Саломонссон узнала это имя?
– Нет, нет. Берггрен – это только, как сказать, прозвище. Насколько я понял, она узнала его настоящее имя.
Даниэль Берггрен. Достаточно распространенное имя, чтобы затеряться в толпе, но вполне уникальное для умышленного сокрытия личности. Хорошо продумано, почти элегантно. Визитная карточка Грима.
– Его настоящее имя? – спрашиваю я.
– Да.
– И ты сам не знаешь?
– Без понятия.
Имя Йон Гримберг не могло быть использовано. Оно хранилось нетронутым довольно долгое время. Должно быть, он пользуется третьим именем, о котором я еще не слышал.
– Что ты знаешь о нем?
– Не так много. Он неуловим. Помогает людям с новыми идентификационными данными.
– Тебе он тоже должен был изготовить?
– Нет. Он предлагал, но мне нужны были деньги, ведь из-за них я и пошел на это. – Колл подался вперед. – Мне он в целом не понравился. И у тебя в глазах тот же страх. Знаешь, я хорошо в этом разбираюсь. Не люблю, когда планы рушатся, когда нет предварительной подготовки. Непрофессионально. Я за минуту понял это. И эти чертовы бусы, не вписывающиеся в общую картину… они меня задерживали. Если б не они, то меня бы не поймали. И я хочу дать тебе совет.
Колл выдерживает театральную паузу.
– Так, так? – говорю я.
– Ты никогда не найдешь его. Слишком много таких даниэлей берггренов. Поэтому, – он почти шепчет, – тебе нужно найти старика Йозефа Абеля. Он может помочь. – Колл взглядом ищет закрытую дверь за моей спиной. – Но твоему коллеге я этого не скажу. Не для записи.
– Йозеф Абель, – говорю я. – Как мне найти его?
– Езжай в Албю. Поспрашивай. Там только один Йозеф Абель. Человек без голоса. – Колл колеблется. – Я рассказываю это только потому, что он мне не нравится. Понимаешь?
Я внимательно его изучаю.
– И тебе не давали никаких указаний, Берггрен не велел сказать все это мне? – спрашиваю я. – Твой рассказ не является частью плана?
Колл слабо улыбается.
– А ты не тупица.
– Так я прав?
– Знаешь, можно быть умным и ошибаться.
– Я ошибаюсь в данном случае?
– А это важно?
Да, думаю я про себя. Как будто все сфабриковано, как будто он постоянно наблюдает и преследует меня. Как будто я следую кривой тропинкой прямо в подготовленную ловушку. Колл прав. Я напуган.
– Я ошибаюсь? – делаю я новый заход, пытаясь скрыть дрожь в руках. – Ты выдаешь его, или это часть плана?
– Кто знает…
Это единственное, что отвечает мне Колл, после отказывается продолжать разговор, несмотря на давление с моей стороны. Под конец я хватаю Колла за рубашку и подношу сжатый кулак к его лицу, чтобы заставить его заговорить, но дальше не иду. Позади меня хлопает дверь, и в комнату врывается Бирк; он сильнее и оттаскивает меня.
XXI
Я стоял у ворот гимназии Рённинге в конце августа. Был погожий день, как я помню. Я ждал Грима, который сказал, что подойдет к первому уроку.
– Лео, – услышал я голос за спиной и, повернув голову, увидел Юлию.
– Привет, – сказал я.
– Я пыталась позвонить тебе вчера.
– Правда? – удивился я.
– Никто не ответил.
Не помню, чтобы звонил телефон, но, с другой стороны, выходные прошли как в белом, тягучем тумане.
– Как странно, – вот и все, что я выдал.
В тишине мы продолжили путь. По дороге меня охватило чувство, что я держу все под контролем и все прекрасно.
– Ты помнишь Тима? – сказала Юлия. – Я рассказывала о нем раньше. Думаю, я видела его в пятницу.
– Где?
– В Салеме, по дороге домой. Но с расстояния, и, к тому же, я тогда напилась.
– Я… и что ты чувствовала? Когда увидела? Я имею в виду, спустя столько времени.
– Было хорошо, – сказала она. – Наверное. Здорово, что он вернулся, несмотря на то, что мы перед его отъездом не ладили. Я все равно рада, что он тут.
– Как хорошо, – выдавил я.
– Нам нужно поговорить, – сказала она и остановилась, сделав шаг мне навстречу. – Я… С одной стороны, я думаю, что Йон знает о нас. Именно знает, а не подозревает. С другой… – Она смотрит на свои наручные часы. – У меня сейчас английский.
– А у меня религиоведение. – Я поколебался. – Мы ведь можем зайти вместе?
Мы продолжили идти, и уголком глаза я заметил, как Тим заходил перед нами через входные двери. Должно быть, это был его первый школьный день после возвращения сюда. Он нервничал и суетился, но, может, он просто опаздывал. Его внешний вид болью отозвался во мне. Вокруг глаза, как отпечаток, угадывался синяк. Но я знал, что, помимо этого, от ударов у него болели мышцы живота, стреляло в ребрах и чувствовалась ноющая боль между ног. И то, чего совсем не было видно. Как страдало сердце.
Юлия его не заметила. Мы шли через школьный двор, и она вложила свою руку в мою и держалась за меня, пока мы не расстались в коридоре. Многие нас видели, но Грима там не было; однако тогда меня не очень заботило, что он мог быть там.
Обед иногда мог продолжаться сорок пять минут, но чаще занимал все девяносто. Полтора часа. Мы не ели в школе, чаще в уличных закусочных в квартале от нее, где можно было курить и слушать музыку. Этот обед мы с Юлией провели вместе в закусочной. Мы разговаривали о вечеринке на спортивной площадке, и она рассказала, что почувствовала тошноту, когда меня не было. Она хотела остаться и подождать меня, но Грим заставил ее вернуться в Триаду. Ее рвало всю дорогу домой.
– Ты быстро напилась, – сказал я.
– Я нервничала, – пробормотала она. – Что случилось после того, как мы ушли?
– Ничего, – сказал я и отпил свой лимонад. – Я тоже пошел домой.
Наши шкафчики находились в разных концах школы, и Юлия до сих пор не знала, какой именно принадлежал мне. А я не имел понятия, какой был – ее. Сначала мы направились к моему.
Я помню, как все произошло: в коридоре было мало народу. Снаружи ярко светило солнце, и от перерыва оставалось еще двадцать минут. Некоторые стояли у своих шкафчиков, другие сидели на потертых скамейках. Телевизор в комнате отдыха не работал. Стекло разбили еще весной во время драки. Я показал Юлии свой шкафчик, и она, записав номер, попросила открыть.
– Зачем? – спросил я.
– Мне интересно, что там внутри.
– Там не прибрано.
– Это не имеет никакого значения.
Я стал открывать ящик, снял замок. Как только я открыл его и заглянул внутрь, чтобы оценить всю степень загрязнения, кто-то вскрикнул, и одновременно я услышал голос Юлии:
– Лео, берегись!
Она так сильно схватила меня за плечо, что развернула, оказавшись впереди меня; я успел поймать ее ясный и теплый взгляд. В тот же момент что-то выстрелило, и ее рука на моем плече сначала сжалась, а потом ослабла и упала.