Веспасия сидела в своей личной маленькой гостиной – не парадной, для светских визитеров, довольно скромно обставленной: всего три стула, обитых гобеленом и с прекрасной резьбой. На полу в пятне солнечного света нежилась бело-черная собака с густой шерстью. По виду она напоминала помесь гончей и колли, причем в ее морде было что-то от спаниеля. Собака была в высшей степени умна, худа, создана для бега – но с неправильным окрасом. При виде Шарлотты она завиляла длинным хвостом и подвинулась поближе к Веспасии.
–Не обращай внимания на Уиллоу, она не кусается, к тому же совершенная дурочка. У лесничего Мартина сбежала сука – и вот результат. Ни рыба ни мясо и даже не селедка. А они-то думали, что получат выводок хороших, красивых собак… Говорят, сука после своего морального падения сошла с ума. Конечно, это бред собачий, но что поделаешь: люди всегда верят разным глупостям.– Веспасия ласково потрепала собаку по голове.– Обожает пачкаться в каждой первой луже и прыгает, словно кролик.
Шарлотта нагнулась и поцеловала тетушку в щеку.
–Ладно, садись,– приказала Веспасия.– Полагаю, раз ты явилась без предупреждения, да еще и в самый неурочный час, стало быть, собираешься сообщить нечто необыкновенное…– Она с предвкушением поглядела на Шарлотту.– Что случилось? Надеюсь, ничего трагичного?
–О,– замялась Шарлотта,– для тех, с кем это приключилось, событие трагично.
–Новое дело?– Светло-серые, серебристого оттенка глаза Веспасии под высокими дугами бровей смотрели очень ясно и проницательно.– Ты собираешься вмешаться, и тебе требуется моя помощь.
Она улыбалась, но сознавала, что каким бы странным и загадочным ни было дело, дошедшее до суда, оно всегда означает для кого-то страх и боль, а возможно даже, трагедию всей жизни. После случайности, заставившей ее познакомиться с Томасом Питтом, Веспасия узнала мрачную сторону жизни, бедность и отчаяние, которых не представляла ранее, вращаясь в блестящем светском обществе, и не встречала во время своих политических крестовых походов, которым отдавала столько сил и энергии. Ее личная способность сочувствовать и негодовать с тех пор очень развилась.
Но обе женщины понимали все это без слов. Слишком многое они уже разделили друг с другом, чтобы нуждаться в подобных пояснениях.
Шарлотта села и, когда Уиллоу подошла к ней, деликатно пофыркивая и виляя хвостом, рассеянно потрепала ее мягкую холку.
–Судья Стаффорд,– начала она,– по крайней мере, наполовину…
–Вот как?– невозмутимо вставила Веспасия.– Ты наполовину обеспокоена его смертью? В некрологе говорится, что он внезапно скончался в театре. На романтической пьесе, последнем и довольно банальном для такого блестящего судьи зрелище. Бедняга. Теперь, когда я об этом думаю, не могу не заметить, что его кончина в некрологе никак не комментировалась.
–Значит, будет,– сухо отозвалась Шарлотта.– В его виски была добавлена опиумная настойка.
–Господи боже!– В высшей степени утонченное и умное лицо Веспасии выразило причудливую смесь эмоций.– Полагаю, это не было случайностью или продиктовано собственным намерением?
–Это не было случайностью. Что за случайность могла бы привести к такому исходу? И, полагаю, никто не считает причиной смерти самоубийство.
–Никто и не может так считать,– согласилась Веспасия.– Люди, подобные Сэмюэлу Стаффорду, не склонны совершать самоубийства… Мы, конечно, вряд ли должны осуждать людей, сводящих счеты с жизнью, но все же это очень серьезное нарушение заповедей и людских законов; всем известно, что самоубийц хоронят лишь в неосвященной земле и на Страшном суде они понесут за сей грех наказание – так, во всяком случае, считают.– Внезапно ее лицо исказилось от гнева и жалости.– Я знала несчастных девушек, которые в отчаянии наложили было на себя руки, но их спасли – только затем, чтобы в наказание повесить… Да простит нас Бог. Есть ли хоть малейшее основание предполагать, что Сэмюэл Стаффорд сам покончил с собой?
Шарлотта моргнула и сделала глубокий вдох, чтобы успокоиться.
–Нет и быть не может. Существует несколько причин, по которым не один человек желал бы видеть его в гробу.
–Невероятно. Кто же? Неужели из-за такой скучнейшей и банальнейшей вещи, как деньги?
–Никогда и ни за что. Но, говорят, у его жены любовная связь, и она либо ее любовник могли желать судье смерти. И у обоих была возможность подлить ему в тот день яд во фляжку с виски. Но дело, которое привело меня к вам, гораздо мрачнее.
Глаза Веспасии расширились.
–Неужели? По-моему, то, что ты рассказала, уже достаточно мрачно. Наверное, ты хочешь знать, знакома ли я с миссис Стаффорд? Нет, не знакома.
–Но… может быть, вы знаете кого-нибудь из тех, кто имел отношение к Кингсли Блейну?
С минуту Веспасия очень напряженно и сосредоточенно обдумывала вопрос.
–Нет, боюсь, имя Блейна мне ничего не говорит,– наконец ответила она с явным разочарованием.
–А Годмена?– сделала Шарлотта последнюю попытку, хотя и не надеялась, что Веспасия могла быть знакома с Аароном Годменом, разве что видела его имя в газетных заголовках.
Веспасия нахмурилась, смысл вопроса доходил до нее медленно.
–Шарлотта, дорогая моя, не имеешь ли ты в виду то отвратительное убийство на Фэрриерс-лейн? Но какое отношение, ради всего святого, смерть судьи Стаффорда в театре два дня назад может иметь к тому делу? Ведь оно было закончено в восемьдесят четвертом году.
–Нет, оно не было закончено,– ответила Шарлотта очень тихо.– По крайней мере, очевидно, что мистер Стаффорд снова начал им заниматься.
Веспасия нахмурилась еще больше.
–Что ты хочешь сказать этим «очевидно»?
–Существуют разные мнения,– объяснила Шарлотта,– но совершенно бесспорно, что в день его смерти к нему приходила Тамар Маколи, сестра Годмена, а после ее ухода мистер Стаффорд отправился к Адольфусу Прайсу – адвокату, который тогда выступал в качестве консультанта-обвинителя,– а потом нанес визит судье Ливси, тоже члену Апелляционного суда, который вместе с ним выносил окончательное решение по тому делу. Заходил он также к Девлину О’Нилу и Джошуа Филдингу. Двое последних проходили по делу как подозреваемые.
–Силы небесные!– Теперь лицо Веспасии выражало лишь напряженное внимание, на нем не осталось и следа праздного любопытства или недоверия.– Так в чем же проблема?
–Вопрос в том, намеревался ли он пересмотреть дело или же еще раз доказать – с новыми свидетельствами,– что вынесенный приговор был совершенно справедлив.
–Понимаю,– кивнула Веспасия.– Теперь я ясно понимаю, почему возникли предположения относительно тех, кому не хотелось, чтобы он пересматривал дело. А также о том – а иначе быть не могло,– кому потребовалось устранить источник беспокойства, убив судью, в случае если бы он не захотел отказаться от пересмотра. Все теперь ясно.
Шарлотта проглотила комок, застрявший в горле.
–Дело осложняется еще тем, что моя мать познакомилась с мистером Джошуа Филдингом и принимает его положение близко к сердцу.
–Неужели?– Слабый отблеск иронии промелькнул в глазах Веспасии, но она ничего не сказала.– Значит, поэтому и ты собираешься… принять его близко к сердцу?– Она немного поколебалась, подыскивая нужные слова. Затем выпрямилась.– Сожалею, что у меня нет даже шапочного знакомства с миссис Стаффорд, судьей Ливси и мистером Прайсом. Не сомневаюсь, что мне было бы довольно трудно снискать расположение мистера Филдинга, но, полагаю, это излишне.– Она даже не взглянула на Шарлотту, но легкий юмор замечания обе ощутили почти физически, словно внезапно повеяло теплом.– Однако я очень хорошо знакома с судьей, который вел то слушание… Это мистер Телониус Квейд.
–Неужели правда?– обрадовалась Шарлотта, уловив некоторое колебание в голосе Веспасии, но поняла его значение несколько позднее.– А вы достаточно хорошо его знаете, чтобы навестить? И сможете затронуть эту тему в разговоре? Или же это было бы… нетактично?
Едва заметная улыбка коснулась губ Веспасии.
–Полагаю, это может быть сделано без всякого нарушения приличий. Но я правильно понимаю, что действовать надо довольно быстро?
–О да! И я надеюсь на это… Спасибо, тетя Веспасия.
Леди Камминг-Гульд снова улыбнулась – на этот раз с искренней нежностью.
–Пожалуйста, моя милая.
Нельзя нагрянуть к судье в середине дня без предупреждения и ожидать, что он найдет время для светского общения. Поэтому Веспасия написала записку следующего содержания:
Извините, что обращаюсь к вам с несколько внезапной – и, возможно, не совсем хорошего тона – просьбой принять меня сегодня вечером, но мы с вами давние друзья и не относимся к числу тех людей, кто строго следует условностям и скрывает за пустой вежливостью мысли или чувства. Возникло дело, касающееся очень дорогого мне друга, молодой женщины, к которой я отношусь как к родственнице; ия полагаю, что вы смогли бы помочь делу своими воспоминаниями, касающимися одного общественного вопроса.
Если я не получу извещения, что встреча сегодня вам неудобна, то навещу вас в ваших апартаментах на Пикадилли ровно в восемь.
Леди Камминг-Гульд запечатала письмо и позвонила в колокольчик. Вошел лакей. Она отдала ему записку, приказав немедленно отвезти ее на квартиру судьи Телониуса Квейда в Иннер Темпл [4]и ожидать ответа, сколько бы ни пришлось ждать.
Через час он вернулся с ответом.
Как прекрасно снова получить от вас весточку, какова бы ни была ее причина. Весь день я пробуду в суде, но на вечер у меня нет никаких неотложных планов, и я был бы рад видеть вас, особенно если вы сочтете возможным пообедать со мной, рассказывая тем временем о заботах своего друга.
Будьте уверены, я сделаю все возможное, чтобы помочь вам, и сочту это своим долгом. Нет – привилегией, мне дарованной.