– Послушайте, Питт, это было очень трудное дело для следствия, но не для свидетельства, нет – там было все совершенно ясно, свидетели преступления нашлись. Трудным оно было из-за общей атмосферы. Мои люди испытывали ужас, как и все общество. Мы видели мертвое тело Блейна, помилуй нас Господь. Мы видели, что с ним, беднягой, сделало это чудовище.
У Питта на мгновение сжалось сердце. Ему приходилось видеть трупы, и он ощутил одновременно ужас и жалость, вообразив себе страх жертвы в тот момент, когда она глядит в глаза своей смерти, безумие ненависти, исказившей лицо убийцы, потрясение полицейских при виде изуродованного тела, ту ярость, которая пусть ненадолго, но лишила их разума и отпущенного природой запаса гуманности.
Ламберт, очевидно, заметил раздумье Питта:
–Но можно ли осуждать полицейских за такие чувства?
–Нет, нельзя,– согласился Томас.– Разумеется, я не могу их за это осуждать.
–А заместитель начальника полиции каждый день нас песочил, иногда по несколько раз в день, и требовал, чтобы мы как можно скорее нашли того, кто это совершил, и доказательства его вины.
Ламберт вздрогнул, как от холода, хотя в комнате было невыносимо жарко, и лицо его исказила болезненная гримаса.
–Вы представить не можете, как это было! Он каждый день рассказывал, что об этом пишут в газетах, какие страшные антиеврейские выступления происходят на улицах, какие надписи появляются на стенах домов; что народ побивает евреев камнями, швыряет в них отбросы, разбивает стекла в синагогах. Он так распространялся, словно мы сами ничего слыхом о том не слыхали. Говорил, что мы должны все расследовать в течение сорока восьми часов.– Губы Ламберта искривила презрительная усмешка.– Однако не сообщил, каким способом. А мы делали все, что могли,– клянусь, Питт. И все сделали как надо. Мы опросили всех людей в окрестностях места убийства, начиная со швейцара, который сообщил Блейну просьбу, переданную через мальчика…
–Какого мальчика?– перебил Питт.
–О, Годмен передал просьбу Блейну о встрече через какого-то уличного мальчишку,– объяснил Ламберт.– Это была не письменная просьба, а устная; во всяком случае, Годмен был тогда достаточно трезвомыслящ, чтобы так сделать. И, очевидно, затаился в дальнем темном конце улицы и подождал, пока в театре погаснут огни, а Блейн выйдет, и затем сразу же подослал мальчишку сообщить, что О’Нил ждет его в клубе. Чтобы знать наверняка. И поэтому Блейн повернул на север и пошел в Сохо. Это засвидетельствовал швейцар. А Годмен, очевидно, следовал за Блейном, затем опередил его и напал уже на Фэрриерс-лейн, где и убил.
–И все это он спланировал заранее?– полюбопытствовал Питт.– И заранее знал, что найдет там кузнечные гвозди? Или это было неожиданное решение?
–Не имеет значения,– пожал плечами Ламберт.– Главное, он заманил Блейна туда с помощью сообщения, якобы исходящего от Девлина О’Нила, а это уже доказывает, что у него имелись дурные намерения. Это было преднамеренное убийство.
–Вы так решили на основании свидетельства швейцара?
–И уличного мальчишки.
–Продолжайте.
–Мы также располагаем свидетельствами прохожих, которые были тогда поблизости от Фэрриерс-лейн и видели, как с нее появился Годмен. Когда он проходил под уличным фонарем, они заметили пятна крови на его пальто. Конечно, они тогда подумали, что это просто пьяница, который шатается по окрестностям, а кровь – от его собственных травм, может быть полученных вследствие падения; например, кровь из носа. Поэтому они не обратили на это должного внимания.
–Он шатался?– полюбопытствовал Питт.
–Наверное. Возможно, от изнеможения после такой затраты сил или от помрачения ума.
–Но тем не менее он совершенно владел собой – настолько, что остановился по пути и стал шутить с продавщицей цветов, пройдя всего две улицы?
–Очевидно, так,– раздраженно ответил Ламберт,– но к тому времени он действительно совершенно владел собой. И свидетельство цветочницы сыграло особую роль. Оно по-настоящему и привело Годмена на виселицу.– Голос Ламберта опять звучал настороженно; старший инспектор весь подался вперед.– И добыл это свидетельство сержант Патерсон, очень достойный человек.
–Свидетельство цветочницы?
–Да.
–А можно с ним поговорить?
–Конечно, если желаете, но он расскажет только то, что я уже сказал.
–А что вы можете сообщить насчет пальто, запачканного кровью?
–Годмен отделался от него где-то на пути между Фэрриерс-лейн и Сохо-сквер, где повстречался с цветочницей. Мы так и не нашли пальто, но это вряд ли удивительно. Любое пальто недолго пролежит на улицах Лондона. Нашедший мог продать его старьевщику за сумму достаточную, чтобы уплатить недельную квартирную аренду, и даже больше.
Питт знал, что это вполне возможно. Хорошее пальто джентльмена стоит достаточно, чтобы продержаться на дешевой квартире месяц и обеспечить продавшему ежедневный кусок хлеба и тарелку супа к нему. Для кого-то это означало бы жизнь вместо смерти. А то, что на нем немного крови, не имело значения.
–А ожерелье?
–Ожерелье?– удивился Ламберт.– Ради бога, старина, ну конечно же Маколи оставила его себе. Оно было очень дорогое, судя по словам костюмерши, которая знала, что такое бриллианты, и могла их распознать. Конечно, будучи театральной костюмершей, она часто встречалась и с поддельными, но и с настоящими тоже.
Теперь голос его звучал иначе, на лице промелькнула тень – он презирал все фальшивое, непрофессиональное, любительское. Ламберт не делал никаких различий между иллюзией ради пустого развлечения и актерской игрой, передающей глубинную правду; он видел во всем этом лишь способ ввести в заблуждение.
–А вы искали ожерелье?
–Конечно, но мисс Маколи могла при желании припрятать его в сотне разных мест. Она ведь не украла его, и мы вряд ли могли на законном основании учредить полицейский розыск. Могла спокойно отнести его в соседнюю закладную лавочку, после того как стихло всеобщее возмущение.
–А после этого мисс Маколи когда-нибудь носила ожерелье, кто-нибудь видел его на ней?
–Понятия не имею.– Голос Ламберта казался уставшим и раздраженным.– Блейн мертв, Годмена повесили; кому интересно, что сталось с ожерельем?
–Вдове Блейна. Очевидно, ожерелье принадлежало ей.
–Ну, я бы сказал, что у нее были потери посерьезнее,– отрезал Ламберт.– Она, бедняжка, очень порядочная женщина.
Питт с трудом сдерживался, и только потому, что в его интересах было сохранять спокойствие. Ссора ничего не дала бы. По правде говоря, Ламберт не вызывал у Томаса симпатии, несмотря на то что ему можно было посочувствовать. Ему, конечно, сильно досталось в то несчастливое паническое время, когда в обществе царила истерия, а начальство загоняло подчиненных в угол, неотступно следя за каждым их шагом и требуя совершенно невозможных, но скорых результатов.
–А что вы скажете насчет оружия?
Лицо Ламберта опять напряглось.
–Ничего окончательного. Были использованы с полдюжины гвоздей, чтобы распять Блейна. Медицинская экспертиза пришла к выводу, что причиной смерти явился один из них.
–Можно ли мне теперь повидаться с сержантом Патерсоном? Мне кажется, вы рассказали все, что мне хотелось бы знать. Не могу представить, что еще вы могли бы сделать, и сомневаюсь, способен ли кто-нибудь пролить дополнительный свет на случай со Стаффордом. А доказательства вины Годмена мне кажутся – по крайней мере, на сегодняшний день – исчерпывающими. Непонятно, что могло заинтересовать Стаффорда. Никто так и не нашел ни пальто, ни ожерелья. Никто не изменил своих показаний… А вы больше не встречались с цветочницей или с тем уличным мальчишкой, который передал сообщение Блейну?
–Нет; как вы сами сказали, ничего нового не имеется.– Ламберт явно смягчился.– Извините, я был, наверное, не очень-то любезен,– и, сделав усилие, он едва заметно улыбнулся.– Это всё скверные воспоминания, а мисс Маколи пытается опять возбудить дело и утверждает, что мы осудили не того человека. С этим нелегко смириться. Если Стаффорд хотел заставить ее замолчать раз и навсегда, надеюсь, что Господь ему в этом помогал.
–Ну, может, я сумею ее убедить,– улыбнулся в ответ Питт.
Ламберт вздохнул, в глазах его промелькнуло облегчение.
–Тогда пожелаю вам удачи. Сейчас пришлю к вам Патерсона.
Он поднялся и прошел мимо Питта в коридор, Томас слышал его удаляющиеся шаги. Инспектор медленно встал, открыл окно и с наслаждением вдохнул холодный воздух, затем наполовину прикрыл окно и снова сел на место – как раз когда дверь отворилась и вошел сержант в форме. Мундир его был безукоризненно свеж, а пуговицы так и сияли. Сержанту немного перевалило за тридцать, он был среднего роста и довольно плотно сложен, но лицо у него было необычное: длинный орлиный нос и довольно маленький рот. Непропорциональность черт искупали очень красивые темные глаза и прекрасные вьющиеся, откинутые назад волосы.
–Сержант Патерсон, сэр,– представился он и остановился, вытянувшись не то чтобы по стойке смирно, однако явно с уважением.
–Спасибо, что пришли,– ровно проговорил Питт,– садитесь,– и указал на стул Ламберта.
–Благодарю вас, сэр,– принял приглашение Патерсон.– Мистер Ламберт сказал, что вы хотели поговорить со мной о деле Блейна – Годмена.
Лицо его омрачилось, но Питт не заметил в сержанте желания уклониться от разговора.
–Верно,– подтвердил он. Ему не надо было объяснять сержанту, для чего он собирается его расспрашивать, но тем не менее Томас пояснил: – Убийство, которое я сейчас расследую, по-видимому, имеет отношение к тому давнему делу. Мистер Ламберт уже рассказал очень многое, но мне хотелось бы услышать от вас о передвижениях мистера Годмена в ту ночь.
Лицо Патерсона очень ясно выражало его чувства. Только одного воспоминания было достаточно, чтобы сержант снова ощутил гнев и отвращение. Он весь напрягся, плечи его словно свело, голос изменился.
–Я один из первых добрался до того двора на Фэрриерс-лейн. Блейн был очень высокий и совсем еще молодой…