– на лице Патерсона отразилось некоторое раздражение,– но мы-то знали, когда, сэр,– из показаний швейцара и людей, которые тогда околачивались возле Фэрриерс-лейн и видели Годмена после того, что он совершил.
–Но вы тогда об этом не знали,– уточнил Питт.
–Нет.
–А что вы уяснили, глядя на труп?
–Что это был джентльмен,– начал Патерсон, снова напрягаясь при воспоминании.– Это было понятно по одежде и по рукам – он никогда не занимался тяжелым трудом. Одежда была дорогая и даже вроде праздничная – черный сюртук, рубашка с рюшами, золотые запонки, шелковый шарф и все такое прочее. И плащ, который надевают, когда в оперу едут.
Он опять вздрогнул.
–Перво-наперво мы стали искать людей, которые вокруг этого места всю ночь ошивались. Нашли несколько нищих и пьяниц, которые спали прямо на земле у южного выхода с Фэрриерс-лейн, и стали их спрашивать.– Патерсон почувствовал себя немного свободнее, когда разговор перешел с мертвого тела на обстоятельства.– Они полночи сидели около огня при дороге, жарили каштаны и, наверное, попивали. Эти бродяги показали, что видели, как этот джентльмен прошел на Фэрриерс-лейн примерно в половине первого – высокий, в цилиндре, со светлыми волосами, насколько можно было видеть, они падали немного на лоб. За ним никто не шел. Я в особенности об этом спрашивал, но они заверили, что никого за ним не было. Так что тот, кто это сделал, стало быть, поджидал его в переулке,– сержант невольно содрогнулся.
–Продолжайте.– Питт сейчас мысленно видел ту же картину, что и Патерсон, но не хотел, чтобы тот чересчур ярко представлял себе последующее,– эмоции помешали бы ясности его мышления.– Как они описывали человека, который вышел с Фэрриерс-лейн? Полагаю, он был единственный, кто оттуда выходил?
–Да-да,– ответил с жаром Патерсон.– И больше не было никого, примерно час или больше. Бог знает что он чувствовал тогда! Этот, второй, был как бы пуглив, они сказали.
–Они действительно так выразились?– удивился Питт.– Для подобных людей слово необычное.
–Ну,– Патерсон слегка покраснел,– они на самом деле сказали, что вид у него был опасливый, словно он боялся, что его кто-нибудь увидит. Он прошел по аллее, выйдя из-под тени деревьев, немного постоял, подождал, не идет ли кто, потом выпрямился и пошел довольно прытко по тропинке, не глядя по сторонам.
–А где стояли видевшие его?
–Вокруг жаровни с каштанами, наполовину в канаве.
–Да, но с какой стороны улицы? И действительно ли Годмен прошел мимо них?
–Нет, они стояли с другой стороны, но поблизости от переулка, прямо почти у самого выхода. И поэтому довольно хорошо его видели,– настаивал Патерсон.
–Значит, он прошел по другой стороне улицы, после полуночи, мимо кучки бродяг и пьяниц… А в конце переулка горит уличный фонарь?
Лицо сержанта опять напряглось.
–В двадцати ярдах от него. Он прошел прямо под фонарем. Прямо под ним!
–А как они его описали? Высокий, низкий, худой, полный? Что они об этом говорили? И как он был одет?
–Ну…– Патерсон наморщил лоб,– они говорили, что он был довольно плотный, одет в тяжелое пальто. Оно, наверное, было расстегнуто, почему он казался больше, чем был на самом деле. Но были они не так уж от него близко и не особенно рассматривали. Да и зачем им?
–А что насчет крови? В вашем рапорте о ней не упоминалось. И ее должно было быть много. Нельзя совершить подобное убийство, не залив кровью все вокруг.
Патерсон заморгал и посмотрел на Питта так, словно его сейчас стошнит.
–Они сказали, что видели темное пятно, но решили, что он подрался и ему разбили нос.
–В рапорте вы на этом подробно не останавливались,– настаивал Томас.
–Нет,– ворчливо согласился Патерсон,– не подробно, но все же достаточно. А что касаемо человека, то пока там были эти бродяги, больше из переулка никто не выходил. И во дворе там горит фонарь. Ни один преступник, если он виновен, не мог бы просто так выйти и сразу зашагать прочь!
–Да,– согласился Питт.– Это так. А что вы делали после?
–Врач нам сказал, кто убитый. Он нашел его имя на некоторых вещах, которые достал из карманов; также там был оторванный театральный билет, как раз на этот вечер. Так мы узнали, где он был за час до того, как его убили. Так что мы, натурально, туда и пошли.
–С кем вы встречались?
–Единственный, кто мог нам рассказать кое-что, так это костюмерша мисс Маколи, мисс Примроз Уокер и швейцар, сейчас уж не помню как его…
–Альфред Уимбуш,– напомнил Питт.– И что они сказали?
–Швейцар показал, что мистер Блейн приходил в театр очень регулярно и всегда заглядывал за кулисы к мисс Маколи. Частенько оставался поужинать. Она сама ничего не сказала, но было сразу видно, что они любезничали, не говоря худого слова.– В его голосе прозвучала легкая насмешка, и Питт с трудом сделал вид, что ничего не заметил.– Но она очень переживала,– сказал Патерсон уже мягче.– Очень сильно. Она показала, что мистер Блейн был тем вечером в театре и задержался допоздна у нее. Потом она еще сказала, что он подарил ей очень красивое ожерелье, которое много лет было в семье его жены. И мисс Маколи сказала, что надела его на ужин, но потом отдала обратно и он взял, потому что если бы она оставила его, то вышла бы большая неприятность. По крайней мере, так и мисс Уокер говорила. Но вряд ли он его взял, потому что ожерелья при нем не было, когда его, тело то есть, нашли.
–Значит, мистер Блейн оставался допоздна у мисс Маколи, а потом ушел? Когда?
–Около двенадцати ночи, может, на минуту-две позже. Ну, самое большее пять минут первого. Так нам сказал Уимбуш. Он видел, как мистер Блейн уходил, и закрыл за ним дверь. И еще сказал, что как только Блейн стал выходить, к нему подбежал через дорогу парнишка, остановил его и что-то сказал, словно передал сообщение насчет того, что он должен кого-то встретить в клубе и решить какое-то дельце. Блейн будто понял, кто его ждет, и сказал, что да, сейчас пойдет, поднял воротник и пошел к Фэрриерс-лейн или в том направлении, к Сохо.
–А швейцар видел, кто просил мальчика передать Блейну сообщение?
Патерсон едва заметно вздрогнул.
–Была какая-то фигура, но разглядеть было нельзя. И швейцар сказал, что фигура была довольно большая, но потом переменил показание и говорил, что не уверен, так ли это, потому что тот стоял в тени деревьев. И, конечно, швейцар не разглядел лица.
–Значит, насколько ему удалось разглядеть, это мог быть Аарон Годмен, но, возможно, и кто-то еще?
–Да, кто-то более или менее среднего роста,– подтвердил Патерсон.
–Но если это был Годмен, он, конечно, постарался бы спрятаться, чтобы его не увидели, правда?– Томас вопросительно поднял брови.– Ведь он понимал, что если швейцар его увидит, то узнает и запомнит.
–Верно.
–Но мальчика вы нашли. Что сказал он?
Вид у Патерсона был не слишком уверенный.
–Ну, как я и сказал, он был не очень хороший свидетель. Просто уличный мальчишка, попрошайка, воришка, старающийся как-то выжить. И он ненавидел полицию, как все такие же.– Патерсон фыркнул и заерзал на стуле.– Он говорил, что человек, который просил передать сообщение, был старый, а потом сказал, что нет, мол, молодой. Сначала мальчишка говорил, что он высокий и грузный, а потом – что обычного роста. Честное слово, сэр, он сам не знал, что говорит. Для него было важно одно: тот человек дал ему шесть пенсов. Еще он прибавил, что у него был еврейский нос и он очень волновался. Но оно и понятно. Ведь он собирался убить человека.
–Мальчик путался в показаниях или просто переменил мнение?– спросил Питт, внимательно следя за выражением лица Патерсона.
Тот заколебался.
–Ну как сказать… нет, он переменил мнение, если честно, но мне кажется, что он сам ничего точно не знал. Такие они люди. Не знают, чем вранье отличается от правды.
–Он узнал Аарона Годмена?
–Нет, он сомневался. Сказал, что не уверен. Но ведь эти уличные мальчишки никогда не хотят чем-нибудь помочь полиции.
–А почему вы решили, что это Годмен, а не О’Нил или Филдинг?
–О, мы рассматривали разные варианты, и долго.– Теперь Патерсон был раздражен, его лицо стало сердитым.– И я признаю, что мне казалось иногда, будто мистер Филдинг знает больше, чем говорит. Но было честно и благородно доказано, что убил Годмен.
–А разве не было ссоры между Блейном и О’Нилом?
–Да, и, по словам джентльменов, которые слышали, что они поссорились, разговор у них был очень серьезный – ну, как бывает, когда молодые джентльмены выпьют немного больше шампанского, чем надо, и очень громко разговаривают, словно честь оспаривают.
Он раздраженно посмотрел на Питта, будто тот не понимает очень простых вещей.
–Спорили они насчет какого-то пари всего в несколько фунтов. Для нас с вами это, может, и немало, но для таких людей – мелочь. Никто, кроме сумасшедшего, не пойдет на убийство из-за такой суммы.– Рот у него искривился, и опять ярость и ужас, которые он когда-то испытал, возобладали над всеми его чувствами, в том числе и над минутным раздражением.– Прошу прощения, сэр, но вы не видели тела. Человек должен быть не в своем уме, чтобы сделать такое другому человеку. И нельзя сделать такое только потому, что ты проиграл пари. Этакое можно учинить, если убийца долго кого ненавидел, долго и очень сильно, прежде чем убить.
Питт не стал с ним спорить. Да и не мог, видя, в какой ярости пребывает Патерсон и какую боль ему до сих пор причиняют эти воспоминания.
–Вы, наверное, знаете, что О’Нил женился на вдове Блейна?– спросил он вместо этого.
–Знаю,– процедил Патерсон,– и не удивлюсь, если он не подумывал о ней еще до смерти Блейна. Ну и что тут такого? Это не значит, что он убил… Нет, сэр, это Годмен.– Лицо у него стало жестким, в глазах промелькнуло отвращение.– Блейн вел нехорошую игру с его сестрой. Наградил ее ребенком и обещал на ней жениться, чего, конечно, и в мыслях не держал. Но сами знаете, евреи не очень-то любят, когда мы водим компанию с их женщинами – так же, как нам не нравится, когда они вьются воз