Томас прошел улицу. Пульс у него участился, горло перехватило. Вот она, Фэрриерс-лейн. Переулок был узкий, дорога под ногами гладкая, но Питт почти ничего не видел впереди, кроме очертаний стены прямо перед конюшенным двором. Однако там тоже должен быть свет. Еще шаг-два, и Питт увидел его слабое мерцание. Он представил себе, как Кингсли Блейн избрал эту кратчайшую дорогу, чтобы пройти через переулок в клуб, где ожидал встретиться о Девлином О’Нилом. Думал ли он, что его может кто-то поджидать, когда из-под неверного света уличного фонаря свернул в окутанный тенями переулок? Явилось ли для него нападение совершенно неожиданным?
Шаги Питта звучно отдавались по камням, походка была напряженная, ему было страшно. Туман душил его, дыхание стало прерывистым. Теперь он видел фонарь на стене, освещающий конюшенный двор впереди. Это тогда была конюшня, теперь же здесь находился кирпичный склад. Инспектор тихо, медленно вошел во двор, пытаясь вообразить, как все происходило в ту ночь. Что видел тогда Кингсли Блейн? Кто его ждал? Аарон Годмен, худощавый, хрупкий, очень подвижный актер, одетый, как одеваются, чтобы пойти в театр, с белым шелковым шарфом на шее, поблескивающим в свете конюшенного фонаря, с длинным заостренным кузнечным гвоздем в руке? Или то был кинжал, так и не найденный до сих пор? Да какое это, в сущности, имеет значение? Ведь гвоздь или кинжал было легко потерять. Конечно, полиции не удалось найти ни того, ни другого, и это понятно. Достаточно бросить оружие в водосточную трубу.
Но, может, вместо Годмена его ожидал кто-то другой? Джошуа Филдинг, например… А может, даже сама Тамар, понукающая Филдинга свершить задуманное?
Отвратительная, чудовищная мысль. Даже не понимая почему, Томас поспешно ее отбросил, остановился и внимательно огляделся вокруг. Вот там, слева, наверное, расположена конюшня на шесть стойл. Одна дверь казалась новее, чем остальные.
Питта слегка затошнило, и он снова вышел в темноту переулка, даже не вышел – почти выбежал. Выскочив на улицу и задыхаясь от ужаса, с сильно бьющимся сердцем, инспектор резко остановился и с минуту так стоял. А затем пошел обратно, к Сохо-сквер, где продавали цветы. Теперь Питт шел так быстро, что все время натыкался на прохожих. Он громко стучал каблуками по камням тротуара, дыхание его все еще было учащенным и неровным.
Цветочница стояла на обычном месте – низенькая толстая женщина, закутанная в коричневую, с ржавым оттенком, шаль. Она машинально протянула Томасу букетик из разных цветов и затянула, как обычно, нараспев:
–Свеженьких цветочков, мистер? Купите букетик свежих цветов для своей леди, сэр. Сорваны только сегодня. Посмотрите, какие еще свеженькие. Подышите вместе с ними деревенским воздухом, сэр.
Питт порылся в кармане и вытащил трехпенсовик.
–Да, пожалуйста.
Она не спросила, не надо ли сдачи, а просто схватила монету и подала ему два букета; лицо ее просияло от удачной сделки. Становилось все холодней; по-видимому, весь день в целом был для нее неудачным.
–Давно здесь торгуете?– спросил Питт.
–С шести утра, сэр,– ответила она, нахмурившись.
Мимо них прошла пара, направляющаяся в гости. Длинная юбка женщины намокла от влажной мостовой, шелковый цилиндр мужчины блестел от дождя.
–Я имею в виду, давно ли вы торгуете на этом месте?
–О, наверное, лет четырнадцать…– Она сощурилась.– А почему вы спрашиваете?
–Значит, это вы видели Аарона Годмена после совершения убийства на Фэрриерс-лейн?
Где-то в дальнем конце площади заржала лошадь и выругался кучер.
–Прошу прощения, сэр, но зачем вам это знать?– спросила торговка, настороженно взглянув на него.
–Вы знали мистера Годмена?
–Видела, как он выступает.
–А как он был одет в ту ночь? Не помните?
–Ну, в пальто, конечно, ведь поздно уже было. А что же еще он мог надеть?
–В цилиндре, белом шелковом шарфе?
–Да что вы! Это же актер был, бедняга, а не богатей какой-нибудь.
–Вы как будто о нем жалеете?
–Ну и что? Даже если и жалею? Этот ублюдок Блейн обрюхатил его сестру, шлюху несчастную, но парня, бедолагу, все равно повесили.
–Но был ли на нем белый шарф?
–Я уже говорила – он был одет, как на работу.
–Значит, шарфа не было. Вы в этом уверены?
–Ага. Да сколько мне еще вам повторять? Не было на нем никакого шарфа!
–А вы случайно не встречались недавно с полицейским Патерсоном?
–А если и встречалась?
Питт сунул руку в карман и достал полшиллинга.
–Пожалуй, еще прикуплю цветочков.
Торговка молча взяла монету и вручила ему четыре букетика. Чтобы не уронить цветы, Томасу пришлось наполовину засунуть их в левый карман. Мимо прошли двое джентльменов в вечерних костюмах, поблескивая цилиндрами и удивленно оглядывая Питта и его собеседницу.
–Вы недавно видели Патерсона?
–Да, он приходил позавчера. Спрашивал опять обо всем. Я ему ответила, как тогда. А затем пробили часы.– И она кивком указала на часы, висевшие на здании за ее спиной.– И он спросил меня о них.
–А что спросил? Разве не из-за этих часов вы решили, что Годмен подошел к вам без четверти час ночи?
–Так мне мистер Патерсон говорил. Он стоял на этом. Я не могла его с этого сбить и сама потом решила, что так оно, наверное, и есть. Но сначала я сказала: нет, это было в четверть после двенадцати. Но я тогда так и думала! Понимаете…– И она взглянула на Питта исподлобья, словно желая убедиться, что тот слушает ее внимательно.– Понимаете, часы эти у нас чудные. Они бьют один раз в первую четверть, два раза бьют в половине и только третью отбивают как положено. Вот он и говорит, что они били третью четверть, ведь я уже тогда много продала букетов. Но сначала-то я думала, что било только первую, потому что после того, как часы почистили, они стали бить так чудно, но только в без четверти, словно жужжат при этом. Но в ту ночь этого не было,– и она широко, словно испугавшись, раскрыла глаза,– а, начитца, били-то они первую четверть, а не третью, верно?
–Да,– тихо подтвердил Питт, чувствуя что-то странное: возбуждение, ужас и изумление одновременно.– Да, верно, если вы ничего не путаете. Вы сами-то уверены? Вы видели, как он брал кеб?
–Да, вон на том углу.
–Вы уверены в этом?
–Да уверена ж, мистер! Я и мистеру Патерсону так сказала, и ему вроде стало нехорошо. Я думала, что он грохнется без памяти прям рядом. Да что там, вид у него был – краше в гроб кладут.
–Понятно.
Питт выгреб из кармана оставшуюся мелочь – два шиллинга, девять пенсов и полпенни – и протянул всё цветочнице. Она уставилась на деньги, не веря глазам своим, затем сгребла их, засунула поглубже в карман и больше не вынула оттуда руки.
–Да, все так и есть,– тихо сказал Питт.– Если Аарон Годмен купил у вас цветы в четверть первого ночи и сразу же поехал домой в Пимлико, значит, он не мог убить Кингсли Блейна в половине первого на Фэрриерс-лейн.
–Нет, не мог,– покачала она головой.– Получается, что никак не мог, бедняга он этакий! Но его все равно повесили, и он уже не воскреснет. Да упокоит Господь его душу с миром…
Глава десятая
Питт приехал домой почти в одиннадцать вечера, промокший насквозь под проливным дождем. Он был бледен, волосы прилипли ко лбу. Томас снял верхнюю одежду в коридоре и повесил ее на крючок, но она рухнула под тяжестью впитавшейся воды и теперь лежала мокрой грудой на линолеуме. Он решил не обращать на это внимания и прошел на кухню, к теплу очага, где можно наконец стянуть сырые ботинки и протянуть к огню онемевшие от холода ступни.
Шарлотта встретила его в дверях. Лицо у нее было испуганное, волосы распущены по плечам. Очевидно, ожидая его, она заснула в кресле-качалке.
–Томас! Ты же совершенно промок! Где ты был и что делал? Входи, входи же!– Затем она увидела его лицо и выражение глаз.– Что случилось? Что такое? Еще кто-нибудь умер?
–Да, случилось.– Он грузно опустился на стул возле плиты и начал расшнуровывать ботинок.
Шарлотта встала рядом на колени и принялась расшнуровывать другой.
–Что ты этим хочешь сказать?
–Аарон Годмен. Он не убивал Блейна.
Она остановилась – пальцы ее застыли на мокрых шнурках – и пристально поглядела на него.
–А кто же?
–Этого я еще не знаю, но это не он. Продавщица цветов неправильно указала время, когда он подошел к ней, и Патерсон понял это в день своей смерти. Может быть, он догадался, кто убийца, и вот по этой-то причине его убили.
–А каким образом она могла ошибиться насчет времени? Разве они не допросили ее, как следовало?
Питт рассказал ей о часах и о том, что после ремонта они стали неправильно бить. Жена кончила расшнуровывать его ботинки, сняла их и поставила поближе к плите, чтобы просыхали, затем сняла носки и стала растирать ему ноги теплым полотенцем. Томас с наслаждением пошевелил пальцами, объясняя тем временем, как сначала ошибся Патерсон, как он настаивал на том, что виноват именно Годмен, как сбил женщину с толку и она сдалась.
–Бедняга Патерсон,– ответила тихо Шарлотта.– Он, наверное, ужасно чувствовал себя. Вероятно, именно сознание вины заставило его забыть о собственной безопасности. Он отчаянно стремился как-то поправить положение.
Она встала, подошла к котелку, который тихонько пел сбоку на плите, и поставила его на горячую конфорку, чтобы тот сразу закипел, а другой рукой подвинула к себе чайник.
–Почему же он написал судье Ливси, а не тебе или своему начальнику?
–Не знаю,– Питт растирал холодные ступни, закатав брюки, чтобы мокрая ткань не касалась ноги.– Наверное, он думал, что Ливси обладает достаточной силой и влиянием, чтобы снова открыть дело. Я такой власти не имею. Если у меня в руках окажутся самые неопровержимые доказательства, я в таком случае могу обратиться с ними в суд. Однако Ливси может сделать то же самое гораздо быстрее и непосредственнее. И он заседал в Апелляционном суде во время процесса. Более того, фактически вел тогда заседание. И это он представил суду окончательное решение по апелляции.