–Но у нас была небольшая семья,– ответила Ада, обращаясь к статуе, а не к Шарлотте.– Только один Проспер.
Она стояла близко к статуе. Клио и Кэтлин последовали за ними в Греческий зал и теперь восхищались каким-то экспонатом в дальнем конце, почему не могли их слышать. Ада, казалось, о них забыла. Рядом не было никого, кроме двух пожилых джентльменов, один из которых назидательно что-то говорил другому о художественных достоинствах ваз. Аду поглотили ее собственные чувства; она словно нашла место, где можно побыть в совершенном одиночестве, на несколько минут ослабить внутреннюю настороженность, перевести дух, прежде чем снова взвалить на себя тяжкую ношу. Она выглядела уставшей и странно беззащитной, словно с нее спали все покровы.
Шарлотте захотелось коснуться ее руки и утешить, прикосновение казалось ей менее грубым, чем слова, но этот жест мог показаться неделикатным, навязчивым, даже дерзким при столь недолгом знакомстве и разнице в возрасте. И постоянно где-то на краю сознания Шарлотты маячила мысль об Аароне Годмене. И не только мысль. Странно, но она наделила его лицом, хотя никогда не была с ним знакома и не видела его портрета.
–Но это же просто стыд! Мистер Харримор, человек такой сильный и твердый…
–Вы меня не поняли.– Ада опять воззрилась на статую, затем медленно подошла к чудесной краснофигурной вазе, на которой была изображена сцена вакхического разнузданного веселья, но Шарлотта готова была поклясться, что пожилая дама ее не видит; унее было бы тогда совсем другое выражение лица – не такое неподвижное и полное боли.– Вы еще очень наивны, мисс Питт, хотя, несомненно, ваши замечания продиктованы добрыми чувствами…
В этой неожиданной фразе Шарлотте почудилось какое-то осуждение, однако она подавила инстинктивное желание возразить и вместо этого сказала:
–Я… мне кажется, я не понимаю…
–Конечно, не понимаете,– согласилась Ада.– Вам никогда не приходилось понимать такое и, даст бог, никогда и не придется. Он ущербен, мисс Питт.– Шарлотта смешалась. Странно, что мать так отзывается о сыне, однако та произнесла эту фразу со страстной убежденностью. Значит, не какое-нибудь мимолетное замечание, но что-то другое беспокоило Аду, и настолько, что она никогда не могла об этом позабыть. Шарлотта терялась в поисках слов.
–Но у нас у всех есть те или иные недостатки, миссис Харримор…
–Конечно, мы все не совершенны.– Ада отошла от вазы и приблизилась к витрине, в которой были выставлены блюда более раннего периода, составленные из фрагментов, и опять посмотрела на них невидящим взглядом, как будто они слились в одно туманное пятно.– Но это так обыкновенно и очевидно. Проспер хром. Не верю, чтобы вы не заметили этого до сих пор.
–Ах да, я понимаю, что вы имеете в виду.
–А что, по-вашему, я хотела этим сказать?.. Ладно, не думайте об этом. Не придавайте значения. Это все несерьезно, ничего рокового. Но другие дети, раз источник был отравлен…– Внезапно она осознала, где находится, и резко выпрямилась, словно солдат в карауле.– Не надо было мне говорить то, в чем нет ничего возвышающего душу и поучительного, в чем бы вы нуждались,– и снова в ее голосе прозвучала горечь.– Надо пойти и посмотреть выставку китайского фарфора. Очень умный народ; конечно, не такой умный, как европейцы, не говоря уж об англичанах, но по-своему цивилизованный, и цивилизация у них очень древняя. Разумеется, только Богу известно, что их ждет впереди! Когда я была еще девочкой, мы с ними из-за чего-то воевали. И, естественно, победили.
–Это как будто были опиумные войны?– попыталась вспомнить Шарлотта школьные уроки истории.– В пятидесятые годы?
–Да, очень возможно, что их стали так называть,– пожала плечами Ада.– Это началось сразу после Крымской войны и ужасного мятежа в Индии. Мы тогда все время с кем-то воевали. Но ведь наша дорогая королева была к тому времени на троне только лет тридцать. Теперь все иначе. Все в мире теперь знают, кто мы такие, и очень хорошо подумают, прежде чем затевать против нас войну.
Такая грандиозная самоуверенность не потерпела бы никакого ответа. Шарлотта обрадовалась, увидев вдалеке Клио и Кэтлин О’Нил, и улыбнулась им, чтобы привлечь их внимание.
Примерно через тридцать минут они покинули залы и удалились в буфет, чтобы выпить чаю и поболтать о разных интересных предметах вроде моды, здоровья, погоды, принцессы Уэльской, прочитанных книгах и прочих невинных и идеально подходящих для приятного чаепития вещах.
–Как поживает ваша дорогая матушка?– любезно спросила Кэтлин, глядя на Шарлотту поверх огуречных сэндвичей.– Надеюсь, она составит нам как-нибудь компанию в оперу или театр?
–О, я уверена, что с большим удовольствием,– заверила Шарлотта с большей искренностью, чем можно было бы ожидать,– вы очень добры, что поинтересовались ею. В последнее время она опять стала проявлять интерес к театру. Несколько лет назад, когда умер папа, она редко выходила в свет. И только сейчас снова почувствовала интерес к подобным вещам.
–Очень естественно,– согласилась Ада, величественно кивнув.– Все должны оплакивать умерших в течение какого-то времени, но после надо продолжать обычный образ жизни.
–Она как будто очень подружилась с Джошуа,– быстро вставила, улыбаясь, Клио.– Как это романтично!
–Романтично?– надменно вопросила Ада и круто повернулась на вертящемся стуле к Шарлотте, удивленно вскинув брови.
–Ну…– Та заколебалась, но внезапно приняла решение, о котором потом могла отчаянно пожалеть.– Да-да, это так. Но я… я не вполне уверена в своем отношении к этому. Точнее сказать, у меня есть определенная настороженность…
Клио продолжала угощаться и как раз протянула руку, чтобы взять крошечное пирожное с кремом.
Кэтлин взглянула на Аду, потом на Шарлотту и переменила разговор.
Когда они встали из-за стола, миссис Харримор схватила Шарлотту за руку и отвела в сторону, причем лицо ее приобрело твердое, напряженное выражение; какое-то мучительное чувство промелькнуло во взгляде.
–Дорогая моя мисс Питт. Не знаю, как это сказать, чтобы вам не показалось, будто я бесцеремонно вторгаюсь в ваши личные дела, но я не могу остаться равнодушной к тому, что происходит, и молчать. Ваша матушка попала в очень уязвимое положение. Она лишилась любимого мужа, она одинока в этом мире, и с ее стороны совершенно естественно опять хотеть вращаться в обществе. Но, честное слово,– подружиться с актером!
Шарлотта с готовностью согласилась с ней в душе и в то же время инстинктивно бросилась на защиту Кэролайн.
–Но он очень приятный человек,– выпалила она,– и просто знаменитость в своей профессии, один из ее столпов.
–Но это все так несущественно,– яростно возразила Ада и еще сильнее вцепилась в руку Шарлотты.– Он еврей! И вы, разумеется, не можете позволить своей матери иметь… ну, как бы выбрать слово поделикатнее для того, что я хочу сказать… Ради всего святого, моя дорогая, вы не должны позволять ей иметь с ним отношения!
Шарлотта почувствовала, что жарко вспыхнула. Сама мысль об этом была ей отвратительна – не потому, что речь шла о Джошуа Филдинге, но по той причине, что она просто не могла представить себе мать поддерживающей определенные отношения. Это было бы так… огорчительно, так противно.
–Понимаю, что вы не думали об этом,– продолжала Ада, превратно воспринимая реакцию Шарлотты и думая только о том, что Филдинг – еврей.– Вы слишком невинны. Но, моя дорогая, это не исключено – такие отношения,– а значит, и гибель вашей матушки. Разумеется, не в той степени, как если бы она была еще в детородном возрасте, так что это не осквернит ее, но все равно.
–Осквернит?– Шарлотта смутилась.
–Ну естественно!– Лицо Ады исказили боль и жалость, воспоминание о чем-то, о чем она не могла говорить без содрогания.– Иметь близкий,– она опять поколебалась в поисках слов,– союз с евреем – значит в чем-то измениться. Это нельзя объяснить незамужней девушке, которая хоть сколько-то наделена способностью чувствовать. Но вы должны мне поверить!
Шарлотта буквально онемела от изумления. Ада же истолковала ее молчание как сомнение.
–Я говорю правду,– продолжала она настойчиво,– клянусь. Да простит меня Бог, но я это знаю!– В голосе ее послышались стыд и горечь.– Мой муж, как многие мужчины, удовлетворял свои аппетиты на стороне, но, в отличие от других, с еврейкой. В то время я была беременна. Вот почему мой бедный Проспер родился с физическим недостатком.– Она запнулась на этих словах, словно даже произносить их было больно.– И вот почему у меня больше не было детей.
И внезапно Шарлотта представила все бесплодные годы, стыд, чувство предательства, ощущение нечистоты, которые эта женщина влачила за собой все годы своего существования и влачит до сих пор. Она почувствовала, что ей безмерно жаль Аду и страстно хочется утешить ее, пролить бальзам на ее рану. И в то же время Шарлотте было в высшей степени противно и гадко это слышать. Это противоречило всем ее принципам и убеждениям – думать, что есть люди, так отличающиеся от прочих, что союз с ними может быть нечист не по нравственным соображениям или из-за болезни, но просто потому, что они другой расы.
Шарлотта не знала, что ответить Аде, но страстное выражение неприятия на ее лице требовало ответа.
–О…– Она почувствовала, что такой ответ совершенно неадекватен ненавистническим настроениям старой дамы, но это было единственное, на что она сейчас была способна. И, по крайней мере, это восклицание передало ее изумление.
–Тогда, если вам хоть сколько-нибудь небезразлично поведение вашей матери, вы должны ей об этом сказать,– настоятельно прибавила Ада.– Это начало падения. И кто знает, что будет потом? А теперь нам надо присоединиться к другим, иначе они решат, что случилось что-то неладное… Идем!
На третий день после посещения музея Кэролайн пригласила Шарлотту в театр, навестить Джошуа Филдинга и Тамар Маколи в промежутке между репетицией и вечерним спектаклем. Шарлотта чувствовала себя очень неловко. Еще никогда ей не