Однако в конце следующего года Сукарно поссорился с Пекином в связи с решением запретить китайским подданным вести торговлю за пределами крупных городов Индонезии. Могущественная Коммунистическая партия Индонезии протестовала против этого решения Сукарно, и он счел необходимым пойти с ней на примирение.
28 декабря 1959 года Поуп был предан военному суду. Против него было выдвинуто обвинение в совершении шести бомбардировочных налетов по заданию мятежников и в убийстве двадцати трех индонезийцев, в том числе семнадцати военнослужащих. Высшей мерой наказания за это предусматривалась смертная казнь.
На этом процессе, затянувшемся на четыре месяца, Поуп не признавал себя виновным. Он заявил, что совершил лишь один боевой вылет — 18 мая. Другие вылеты, показывал он, были разведывательного или небоевого характера. В противовес утверждению, что он подписал контракт на сумму 10 тысяч долларов, он заявил, что получал лишь 200 долларов за вылет.
Суду был представлен дневник, отобранный у Поупа при его пленении. В нем имелись подробные записи о различных бомбардировочных налетах. Поуп утверждал, что в записях перечислены вылеты не только его, но и всех летчиков, работавших на мятежников. Такой же ответ он давал, когда речь шла о показаниях, данных им до процесса; он подчеркивал, что отказался подписать протоколы предварительного следствия.
На вопрос о действительных мотивах его прихода к мятежникам Поуп ответил: «Ваша честь, я дерусь с коммунистами с двадцатидвухлетнего возраста — сначала в Корее, потом у Дьан-Бьен-Фу… Я не несу ответственности за смерть индонезийцев, вооруженных или безоружных. Я достаточно долго был мишенью для коммунистической прессы, которая требовала смертного приговора для меня».
29 апреля 1960 года суд вынес смертный приговор, но казалось маловероятным, что он будет приведен в исполнение.
В ноябре Поуп обжаловал приговор, и, когда апелляционный суд подтвердил его, он перенес дело в Верховный военный суд. Поуп 28 декабря обратился лично к Сукарно, когда тот совершал поездку по стране, но результаты были не особенно ободряющими, несмотря на перспективу улучшения отношений между Сукарно и Кеннеди, недавно избранным на пост президента.
Через месяц после того, как Кеннеди принял свой пост, Сукарно получил приглашение посетить Вашингтон. При посещении Вашингтона с официальным визитом в 1956 году индонезийский лидер был хорошо принят президентом Эйзенхауэром; осенью 1960 года, прибыв на сессию ООН, он с трудом добился второй встречи с Эйзенхауэром. В течение большей части своей поездки в Соединенные Штаты Сукарно чувствовал к себе пренебрежительное отношение. Приглашение Кеннеди польстило ему и обрадовало.
Лидеры встретились в Белом доме: это было через неделю после событий в кубинском заливе Кочинос. Встреча прошла довольно хорошо, но Кеннеди был смущен последней неудачной попыткой Центрального разведывательного управления поднять кубинский народ на революцию.
При этой встрече Кеннеди заметил одному из своих помощников: «Ничего удивительного, что Сукарно не особенно нас любит. Ему приходится сидеть с людьми, которые пытались свергнуть его».
Однако было видно, что Сукарно все же хорошо расположен к новому правительству Кеннеди. В феврале следующего года Роберт Кеннеди во время визита доброй воли в Индонезию просил Сукарно освободить Поупа. (К этому времени уже наметились успехи в переговорах об освобождении пилота самолета U-2 Френсиса Пауэрса, и в Белом доме испытывали удовлетворение от того, что в отличие от пилота Центрального разведывательного управления Пауэрса, который свободно рассказывал о своем хозяине, Поуп держал язык за зубами.)
Первой реакцией Сукарно на просьбу Роберта Кеннеди был решительный отказ, но, когда министр юстиции США продолжал настаивать на своем, он согласился принять его просьбу во внимание. Спустя шесть месяцев, 2 июля 1962 года, Поуп без предупреждения был освобожден из заключения и доставлен в американское посольство для опроса послом и другими должностными лицами. Затем его на самолете отправили в Соединенные Штаты.
В течение семи недель Поуп нигде не показывался, и до 22 августа Госдепартамент не заявлял о его освобождении. Поуп настоял на том, чтобы его не подвергали секретному допросу, какому был подвергнут Пауэрс в Центральном разведывательном управлении по его возвращении из России. Госдепартамент объяснял его упорное молчание тем, что Поуп просил держать в секрете факт его освобождения, чтобы иметь возможность в спокойной обстановке встретиться с семьей.
Вернувшись в Майами, Поуп, казалось бы, счастливо зажил со своей семьей; но в декабре миссис Поуп подала на развод, обвинив его в «крайней жестокости» и «потворстве вспыльчивому и неуправляемому характеру».
На слушании по бракоразводному процессу 2 июля 1963 года миссис Поуп показала, что по возвращении из Индонезии ее муж настоял на том, чтобы держать заряженный пистолет 38-го калибра у их кровати, несмотря на потенциальную опасность для двух их маленьких сыновей.
Она также утверждала, что Поуп прислал ей всего 450 долларов с тех пор, как расстался с ней семь месяцев назад.
Миссис Поуп не упоминала в ходе судебного разбирательства о работе своего мужа на ЦРУ. Агент службы безопасности правительства предупредил ее, что рассказ о миссии мужа нанесет ущерб ее делу. Она этого не сделала, и Поуп не оспаривал развод. «В этом деле ужасно много тайн, — сказал ее адвокат из Майами Луис М. Джепвей, который предпочел подробно не обсуждать этот вопрос. — Мне это необязательно должно нравиться, но понять я могу».
Миссис Поуп получила развод и право опеки над детьми на основании жестокого обращения мужа. Но никакого финансового возмещения она не добилась, поскольку Поуп был объявлен вне юрисдикции суда.
4 декабря 1962 года Поуп покинул Соединенные Штаты, отправившись на работу в Южную авиатранспортную компанию. В Пентагоне эту компанию называли частным предприятием, занятым перевозкой грузов и пассажиров на внутренних линиях, соединяющих острова Дальнего Востока. Заграничный адрес этой компании был: Формоза, Тайбей, почтовый ящик 12124.
Когда поинтересовались, какого рода работу выполняла компания, адвокат компании в Майами объяснил, что это небольшая грузовая линия, которая просто «доставляла кур с Вирджинских островов». Адвокатом был Алекс Э. Карлсон, юрист корпорации «Дабл-Чек», которая наняла американских пилотов, совершавших полеты в заливе Качинос.
Глава 8. Лаос. Воины-пацифисты
Уинтроп Браун находился в Лаосе в качестве посла неполных три недели, когда придерживавшееся правой ориентации военное правительство, посаженное Центральным разведывательным управлением ценой затраченных трехсот миллионов долларов, было свергнуто без единого выстрела двадцатишестилетним армейским капитаном Конг Ле.
Браун, высокий, сухощавый, седовласый янки пятидесяти трех лет, был срочно переведен в Лаос из Нью-Дели; он лишь поверхностно был знаком с длительной и мучительной историей американского эксперимента в Лаосе. Однако даже быстрое ознакомление с обстановкой убедило его, что сотрудники Центрального разведывательного управления и их союзники в Пентагоне ошиблись в своей оценке капитана Конг Ле.
Молодой капитан — парашютист, и его батальон из трехсот человек овладели Вьентьяном в результате переворота, совершенного утром 9 августа 1960 года. Три месяца этому батальону не платили жалованья, а ведь это была единственная воинская часть, используемая в боях. Конг Ле был оскорблен обидами, которые причинял ему режим генерала Фуми Носавана, поддерживаемый Центральным разведывательным управлением. Конг Ле решил выступить против Фуми, пока он и его кабинет были вне города.
Центральное разведывательное управление и американская военная миссия с ужасом наблюдали за происходящим. Они считали, что действия Конг Ле инспирированы коммунистами, несмотря на то что он провел много боев с частями прокоммунистического Патет Лао. Но посол Браун, бывший адвокат с Уолл-стрит, стремившийся придерживаться независимого взгляда на вещи, был склонен принять обученного американцами парашютиста за такого человека, каким он и должен был быть: за прекрасного командира своей части, жившего со своими солдатами и питавшегося с ними из одной кухни; за патриота, уставшего от гражданской войны.
«Я воюю уже много лет, — заявил Конг Ле, — я убил много людей, но никогда не видел мертвого иностранца».
Лаос — страна пышной природы, устремленных ввысь гор, быстрых рек и зеленых долин. Это Страна миллиона слонов; единственная товарная сельскохозяйственная культура — опиум; народ Лаоса на 85 процентов безграмотен.
Почти все лаосцы — буддисты, настроенные весьма миролюбиво. В бою они, к ужасу своих американских советников, привыкли стрелять выше цели, полагая, что противник будет поступать так же.
В 1960 году главным, что привлекало рекрутов в армию Фуми Носавана, была денежная плата — 130 долларов в год, что вдвое превышает национальный доход на душу населения. Хотя помощь Соединенных Штатов достигала 25 долларов на каждого из двух миллионов жителей страны, жалованье военным — вот почти единственное, что доставалось из этих сумм на долю среднего лаосца. Более трех четвертей американской помощи тратилось на обеспечение нужд современной моторизованной армии этой страны, не имевшей даже мощеных дорог. Все это, как определил Джон Фостер Даллес, было направлено на то, чтобы превратить Лаос из страны нейтральной, уязвимой для левых идей, в военный бастион против коммунизма.
Когда французы после безрезультатной восьмилетней войны в Индокитае ушли оттуда в 1954 году, в Лаосе было создано нейтралистское правительство во главе с принцем Суванна Фумой. Четыре года он был у власти, ведя безуспешную борьбу за подчинение центральному правительству двух провинций, находящихся под управлением коммунистически настроенных руководителей Патет Лао. Затем, в 1958 году, когда коммунисты одержали победу на выборах и появились признаки проникновения в страну северовьетнамцев, Суванна Фума ушел с поста главы правительства.