Принять предложение Хрущева, рассуждал Кеннеди, означало бы подтвердить подозрения Европы о Соединенных Штатах: когда на карту поставлены жизненно важные интересы США, интересы Европы будут принесены в жертву.
Кеннеди признал, что ситуация была странная и пародоксальная, поскольку в прошлом году он принял решение вывезти устаревшие ракеты из Турции, и рисковать развязыванием ядерной войны из-за ракет, в которых США не нуждались, было бы сомнительно.
Кеннеди выступил с публичным заявлением, фактически обойдя тему обмена ракетами. Затем он отправил личное сообщение Хрущеву, проигнорировав предложение о Турции и согласившись с условиями первого послания советского лидера[37].
Тем временем опасения Исполкома усилились по мере поступления сообщений, во-первых, о том, что на Кубе был сбит самолет ВВС США U-2, и, во-вторых, о том, что еще один U-2 оказался над Сибирью во время миссии по «отбору проб воздуха» вблизи Полярного круга. Первый инцидент с U-2 в тот день навел Исполнительный комитет на мысль о том, что Хрущев, возможно, за одну ночь изменил свое мнение и решил пренебречь требованиями Кеннеди, заподозрив, что американский президент планировал какие-то прямые военные действия против России.
Президент и Исполнительный комитет с тревогой ждали всю ночь. Затем, вскоре после десяти часов утра в воскресенье, 28 октября, Москва опубликовала текст другого послания Хрущева Кеннеди. Советский лидер сообщал, что приказал прекратить работы на кубинских базах и распорядился, чтобы ракеты были возвращены в Советский Союз. Представителям Организации Объединенных Наций предлагалось подтвердить демонтаж.
Кеннеди приветствовал решение Хрущева и выразил «сожаление» по поводу инцидента с U-2 над Сибирью, на который русский лидер указал в своем письме.
Ракетный кризис закончился. Кеннеди одержал, возможно, величайший триумф в ходе холодной войны. И на ноябрьских выборах в конгресс этот триумф выразился в крупной победе демократов.
Кризис стоил республиканцам целых двадцати мест в палате представителей, заявил представитель Калифорнии Боб Уилсон, председатель Республиканского комитета конгресса. Он настаивал на том, что администрация еще в конце сентября знала о российских ракетах на Кубе, но отложила объявление об этом факте, чтобы принять участие в выборах во время кризиса, когда нация традиционно сплачивается вокруг президента.
Уилсон сказал, что чиновники администрации провели секретный брифинг для него и других членов подкомитета ЦРУ в палате представителей за шесть недель до выборов и раскрыли, что наступательные ракеты находились тогда на Кубе (Уилсон, очевидно, имел в виду сообщение очевидца о составной части ракеты, которое поступило в ЦРУ 20 сентября).
Администрация поставила под сомнение обвинение Уилсона, но вскоре Артур Сильвестр, помощник министра обороны по связям с общественностью, сделал ряд заявлений, которые допускали, что администрация, возможно, манипулировала фактами в официальных заявлениях. «Генерирование новостей в результате действий правительства, — заявил Сильвестр 30 октября, комментируя кубинский кризис, — в напряженной ситуации становится одним из видов оружия. Результаты, на мой взгляд, оправдывают методы, которые мы используем… Действия правительства по определенной полноте информации и срокам доведения ее до сведения являются частью арсенала оружия, которым располагает президент для решения политических проблем или для оказания международного политического давления без применения военной силы».
Сильвестр пошел еще дальше в своей речи 6 декабря: «Это неотъемлемое право правительства при необходимости лгать, чтобы найти выход, когда оно сталкивается с угрозой ядерной войны. Мне это кажется главным».
С целью тотального контроля над правительственной информацией Сильвестр распорядился, чтобы представитель его офиса отслеживал каждое интервью, данное с чиновниками Пентагона. Госдепартамент ввел аналогичную практику, но несколько недель спустя под давлением общественного мнения отменил ее. Администрацию обвиняли в «контроле над новостями» и даже использовании лжи, чтобы защитить себя.
Октябрьский триумф Кеннеди был еще больше скомпрометирован, когда Кастро отказался допустить инспекцию ракетных объектов представителями Организации Объединенных Наций на месте. Республиканцы воспользовались этим, чтобы заявить, будто наращивание российской военной мощи продолжается и все наступательные вооружения не были вывезены.
Возглавлял атаку республиканцев сенатор Китинг, который приобрел репутацию эксперта по разведке благодаря своему заявлению 10 октября, за двенадцать дней до телеобращения Кеннеди, о наличии на Кубе наступательных ракет.
Кульминацией посткризисных заявлений Китинга стала речь 31 января 1963 года, в которой он сказал: «Существуют постоянные, абсолютно подтвержденные и неопровержимые доказательства того, что Советы сохраняют военные объекты, которые они ранее построили на Кубе… возможно, у них остались ракеты средней дальности на острове, и им нужно только выкатить их из укрытий. Без инспекции на месте нельзя утверждать, что мы когда-либо узнаем истинную ситуацию с ракетами на Кубе».
Заявление Китинга попало в заголовки газет по всей стране. И администрации было трудно добиться общественного признания своих опровержений. Ее неспособность унять бурю вокруг Кубы подрывала усилия по превращению октябрьского триумфа в прорыв в холодной войне.
Наконец Кеннеди решил, что ему придется урезонить своих критиков фотографическими доказательствами. Первоначальная идея состояла в том, чтобы пригласить небольшую группу репортеров, поддерживающих заявления Китинга, на специальный брифинг, который был подготовлен для нескольких комитетов конгресса. Однако в последнюю минуту президент решил, что если секретные материалы должны быть обнародованы, то он может пойти до конца. Кеннеди приказал Макнамаре выступить по общенациональному телевидению в тот вечер — 6 февраля — и показать фотографии воздушной разведки, проведенной на Кубе.
Решение было принято так быстро, что не нашлось времени посоветоваться с Маккоуном. Начальник ЦРУ выступил бы против этой идеи на том основании, что телешоу показало бы высокую степень достоверности, достигнутую с помощью камер U-2 (куда лучших, чем те, которые попали в руки Хрущева, когда самолет Пауэрса был захвачен в 1960 году).
Во время принятия решения Маккоун находился на Капитолийском холме, давая объяснения: «Мы убеждены вне всяких сомнений. что все баллистические ракеты среднего действия и бомбардировщики, которые, как нам известно, находились на Кубе, были выведены».
Несколько часов спустя Макнамара выступил по телевидению. В течение почти двух часов американский народ был ознакомлен с некоторыми из «самых черных» секретов невидимого правительства. Большую часть брифинга проводил тридцатичетырехлетний помощник генерала Кэрролла Джон Хьюз. Он продемонстрировал десятки увеличенных разведывательных фотографий, на которых были изображены кубинские ракетные объекты, сначала строящиеся, а затем находящиеся в процессе демонтажа, и, наконец, он показал, как ракетное оборудование грузится на корабли и вывозится с острова.
Это была захватывающая демонстрация высокой степени достоверности, достигнутой в области электронной разведки. Но презентация вызвала два вопроса, которые грозили поставить администрацию в неловкое положение. Во-первых, не было показано ни одной фотографии за период с 5 сентября по 14 октября, что поднимает вопрос о том, пренебрегло ли разведывательное сообщество проведением воздушной разведки в течение этого периода, или администрация скрывала соответствующие фотографии. И во-вторых, брифинг дополнился молчаливым признанием того, что не было фотографического подсчета общего количества ракет, отправленных на Кубу, и, следовательно, не могло быть уверенности в том, что число обнаруженных ракет соответствует общему арсеналу.
Макнамара, отвечая на вопросы после брифинга, обошел эти проблемы стороной. Но на следующий день Кеннеди откровенно признался на своей пресс-конференции: «Мы не можем доказать, что в укрытиях нет ракет или что Советский Союз не собирается отправлять их на следующей неделе». Однако он отметил, что Советы отдавали себе отчет в том, что, если какие-либо ракеты будут обнаружены, это «приведет к величайшему кризису, с которым мир сталкивался в своей истории».
Президент выразил сожаление по поводу «слухов и спекуляций», по его словам вынудивших администрацию выступить по телевидению и раскрыть «большое количество информации о наших средствах сбора разведданных, которую обычно мы довольно неохотно предоставляем».
Что касается так называемого «пробела в фотографиях» между 5 сентября и 4 октября, Макнамара наконец объяснил на пресс-конференции в феврале, что полеты U-2 в течение этого периода «не имели отношения» к районам, где были обнаружены российские ракеты. Таким образом, Макнамара прямым текстом говорил, что ЦРУ не удалось сфотографировать западную часть Кубы в течение шести недель, предшествовавших полету, в ходе которого были обнаружены наступательные советские ракеты.
На своей пресс-конференции 6 марта Кеннеди утверждал, что на самом деле это не имело большого значения, потому что Советы так быстро установили свои ракеты, что до 14 октября, вероятно, было не на что смотреть. «Я полагаю, — заметил президент, — мы, возможно, могли бы обнаружить эти ракетные базы несколькими днями раньше, но за десять дней до этого, скорее всего, ничего не было бы обнаружено. Поэтому я считаю, что разведывательные службы проделали очень хорошую работу… Я доволен мистером Маккоуном, Разведывательным управлением министерства обороны и работой, которую они совместно выполняли в эти дни».
Но многие авторитетные члены администрации были не так довольны невидимым правительством. Они подозревали, что кто-то из Пентагона или высокопоставленных чинов ЦРУ передавал республиканцам компрометирующие доказательства, возможно, необработанные разведданные, которые еще не были проанализированы или доведены до сведения президента. 25 марта, когда Маккоун пришел на одну из своих