Энди мгновенно отсалютовал, на секунду приложив пальцы к виску.
— Ну, сэр, я, в соответствии с правилами, бросился вдогонку за мистером Макароной, но неожиданно Джимми Ложка, — вот он, — решил поступить также. Мы столкнулись, и в ту же секунду оказались на земле задом кверху, извините мой клатчский.
Трев нахмурился.
Выражение лица Энди не оставляло сомнений. Он врал. И знал, что врёт. И знал, что все это знают, но ему было плевать. Более того, он явно наслаждался ситуацией. На ногах Энди красовались такие тяжёлые ботинки, что к ним можно было спокойно швартовать лодки.
— Они нарочно зажали его, как мясо между кусками хлеба в бутерброде, — пожаловался Трев судье.
— Вы можете доказать своё утверждение, молодой человек?
— Ну вы же сами видели, что сталось с бедолагой.
— Да, но как вы докажете сговор?
Трев явно не понимал о чём речь, и Орехх подсказал ему шёпотом:
— Как ты можешь доказать, что всё подстроено?
— Кто-нибудь может? — спросил рефери, оглядывая игроков. Никто не мог. Трев гадал, сколько из них сказали бы правду, не стой здесь рядом Энди, улыбавшийся невинно, словно акула. — Я судья, джентльмены, но я могу судить лишь то, что видел. В данном случае я не видел ничего.
— Конечно, они нарочно так подстроили, — возмутился Трев. — Послушаете зрителей. Они всё видели!
— Да поглядите же! На них такие ботинки, что можно дуб сшибить одним ударом! — возмутился Чудакулли.
— Разумеется, Наверн, то есть, извините, капитан. Однако правил на сей счёт не существует, да и в любом случае, такие ботинки являются традиционной обувью для игры в футбол.
— Эта обувь опасна для жизни!
— Я понимаю, к чему вы клоните, но мне-то как быть, а? — ответил Генри. — Если я сейчас прекращу игру, с этого поля нам живыми не уйти. Даже если мы избегнем гнева толпы, нас неизбежно настигнет гнев Ветинари. Игра будет продолжена. Невидимые Академики могут выставить запасного игрока, а кроме того, я… — он сверился с блокнотом. — Ах, да. Я назначу свободный удар с того места, где произошёл прискорбный несчастный случай. Кроме того, я не потерплю новых подобных "случаев". Мистер Хряккетт, будьте любезны довести это до сведения вашей команды.
— К чёрту всё, это война тут, что ли? — завопил Трев. — Они только что сбили нашего лучшего игрока, и вы позволите им уйти с улыбочкой?
Однако рефери был когда-то Деканом НУ, в конце концов. Человеком, привыкшим спорить с самим Наверном Чудакулли. Он наградил Трева ледяным взглядом и отвернулся, обратившись к Архканцлеру:
— А вы, капитан, надеюсь, доведёте до своей команды, что мои решения окончательны. Даю вам на это пять минут, а также на то, чтобы вынести бедного профессора Макарону с поля и найти ему лекаря.
— Лекарь уже здесь, — проревел чей-то голос позади них.
Они обернулись. Высокий человек в цилиндре и с маленьким саквояжем в руках приветливо кивнул присутствующим.
— Доктор Лужайка, — сказал Чудакулли. — Не ожидал встретить вас здесь.
— Неужели? — откликнулся доктор. — Да я ни за что не пропустил бы такое зрелище. Так, теперь… кто-нибудь, отволоките пострадавшего за край поля, чтобы я мог заняться им. Счёт за услуги, как обычно, направлять вам, Наверн?
— А вы не хотите забрать пациента в какое-нибудь более спокойное место? — осведомился рефери.
— Ни в коем случае! Я хочу наблюдать за игрой.
— Они вывернулись, — посетовал Трев, уходя вместе с Ореххом с поля. — Все всё поняли, но Юнайтед выкрутились.
— Остальная наша команда в порядке, мистер Трев, — утешил его Орехх, зашнуровывая ботинки. Разумеется, собственного изготовления. Они сидели на ноге, как влитые. — А ещё есть запасной игрок это я, разумеется. Буду играть изо всех сил, обещаю.
До настоящего момента, сегодняшний день казался Библиотекарю довольно скучным. Не считая того раза, когда он влез на ворота в начале игры. Стоять, буквально, на воротах было тоскливо, и он проголодался. Поэтому его весьма порадовал крупный банан, внезапно возникший в поле зрения. Позже все согласились, что, в контексте текущих событий, к такому неожиданному подарку следовало отнестись с известной осторожностью. Но банан всегда банан, Библиотекарь был голоден, а метафизика — пустой звук. Он съел этот банан.
Высоко на трибунах Гленда задумалась, была ли она единственной, кто обратил внимание на ярко-жёлтый фрукт. Она проследила траекторию банана и заметила широкую улыбку миссис Эткинсон, матери Тошера, которая сама по себе была чем-то вроде сорвавшейся с креплений пушки в шторм. Каждому, кто хоть раз побывал в Толкучке, миссис Эткинсон была известна как изобретательница наиболее хитрых уловок. Ни разу она не пострадала за свои проделки, потому что никто в Толкучке не смел поднять руку на престарелую леди. Особенно в присутствии Тошера.
— Извините, — сказала Гленда, встав со своего кресла, — мне срочно требуется спуститься вниз, на поле.
— Прости, милая, — ответил Пепе, — но шансов ноль. Народ стоит плечом к плечу. Здесь вся Толкучка и ещё полстолько.
— Присмотри за Джульеттой, — велела Гленда. Она склонилась вперёд и похлопала по плечу ближайшего зрителя. — Мне нужно вниз, как можно скорее. Не возражаете, если я прыгну?
Он посмотрел мимо неё, на сияющую Джульетту, и ответил:
— Совершенно не возражаю, если вы уговорите свою подружку подарить мне страстный поцелуй.
— Это вряд ли, но вас могу поцеловать я.
— Гм, не беспокойтесь, милая. Ладно, давайте руку.
Спуск получился весьма скорым, её передавали с рук на руки. Процесс сопровождался непристойными шутками и прибаутками, добродушным подтруниванием и глубоким чувством удовлетворения Гленды, которая тихо радовалась, что надела сегодня свои самые взглядонепроницаемые панталоны.[30]
Отчаянно толкаясь и пинаясь, она достигла ворот как раз в тот момент, когда банан был мгновенно сожран. Тяжело дыша, она беспомощно стояла перед Библиотекарем, и не знала, что предпринять дальше. Тот широко улыбнулся ей, на секунду вроде как задумался, а потом рухнул на спину.
В Королевской Ложе леди Марголотта повернулась к Ветинари и спросила:
— Это что, часть игры?
— Опасаюсь, нет, — ответил он.
Её Светлость зевнула.
— Ну и ладно, хоть какое развлечение. Они тут гораздо чаще спорят, чем играют.
Ветинари улыбнулся.
— Вы правы, мадам. Кажется, футбол весьма схож с дипломатией: короткие схватки перемежаются долгими переговорами.
Гленда слегка ткнула Библиотекаря ногой:
— Алё? Вы как, в порядке? — единственным ответом ей был смачный храп. — Люди… ну, кто-нибудь! Помогите!
Сопровождаемые хором "бууу" а также, поскольку это был Анк-Морпорк, приветствиями, игроки и судья, составившие нечто вроде мобильного комитета, спешно переместились к воротам Невидимых Академиков.
— Кто-то подбросил банан, и я, кажется, видела, кто, и он, кажется, был отравлен! — одним духом выпалила Гленда.
— Дышит, вроде, — заметил Чудакулли, что было совершенно излишне, учитывая издаваемый Библиотекарем мощный храп, от которого тряслись ворота.
Архканцлер встал на колени и приложил ухо к груди Библиотекаря.
— Не похоже, что его отравили, — объявил он.
— Почему нет, Архканцлер? — заинтересовался Думмер.
— Потому что если кто-то отравил Библиотекаря, — пояснил Архканцлер, — я, будучи по натуре весьма не мстительным человеком, тем не менее позабочусь, чтобы этого отравителя выследили всеми доступными университету магическими, мистическими и оккультными способами. И потом сделаю его жизнь не просто настолько ужасной, насколько он может вообразить, а настолько ужасной, насколько могу вообразить я. Уж поверьте, джентльмены. Считайте, я уже этим занялся.
Думмер озирался, пока не заметил Ринсвинда.
— Профессор Ринсвинд. Вы были… вы его друг. Не могли бы вы сунуть ему в пасть два пальца, либо предпринять нечто аналогичное?
— Нет уж, спасибо, — откликнулся Ринсвинд. — Я весьма привязан к моим пальцам, и предпочитаю, чтобы они оставались привязанными ко мне.
Толпа шумела всё громче. Зрители хотели смотреть футбол, а не бесконечные споры.
— Но ведь здесь доктор Лужайка, — напомнил Ринсвинд. — Совать пальцы во всякое — его работа. У него к этому талант.
— Ах, да, — согласился рефери. — Наверное, мы сможем убедить его взять ещё пациента. — Он повернулся к Чудакулли. — А вам пора выпускать второго запасного.
— Это будет Тревор Вроде, — объявил Архканцлер.
— Нет! — завопил Трев. — Я обещал старушке-мамочке!
— А я полагал, что вы в нашей команде, — возразил Чудакулли.
— Ну, да, сэр… вроде того… помогаю немного и всё такое… Но я обещал старушке, сэр, после смерти Папы. Я знаю, что был у вас последним в списке, но кто мог ожидать такого оборота?
Чудакулли задумчиво уставился в небо.
— Что ж, джентльмены, мы не станем требовать от мужчины нарушения слова, данного старушке-мамочке. Это стало бы ужасным преступлением, хуже убийства. Значит, будем играть вдесятером. Ладно, справимся.
Высоко на трибунах, редактор "Таймс" взял свой блокнот и объявил:
— Я спускаюсь вниз. Глупо сидеть вдали от места событий.
— Вы идёте на поле, сэр?
— Да. Хочу лично видеть, что происходит.
— Судья вам не позволит, сэр!
— Ты не станешь играть, Трев? — спросила Гленда.
— Я ведь сто раз повторял! Запарился уже, сколько можно-то? Я обещал старушке-мамочке!
— Но ты член команды, Трев.
— Я обещал старушке-мамочке!
— Верно, однако мне кажется, она простит.
— Тебе легко говорить! А мне откуда знать, простит или нет?
— Есть способы, — раздался чей-то бодрый голос.
— О, привет, доктор Икоц, — поздоровалась Гленда.
— Я случайно подслушал ваш разговор, и если мистер Вроде сообщит мне, где она похоронена, а судья даст нам немного времени… ну, тогда, возможно…