Хао не ограничивает себя каким-то одним жанром: ее последний роман, «Год рождения: 1984», например, можно отнести к «большой литературе». Ее истории, наполненные интересными образами и точными описаниями, обычно тщательно выстроены на нескольких уровнях.
Широкий диапазон интересов и литературных приемов Хао Цзинфан нашли свое отражение в этой антологии: «Невидимые планеты» — сказка в традиции Итало Кальвино, а «Складывающийся Пекин» — антиутопия «ближнего будущего», в которой акцент сделан на экономике. Оба произведения можно рассматривать с разных точек зрения. «Складывающийся Пекин» также вошел в две другие антологии — Best Science Fiction & Fantasy 2015 (редактор — Рич Нортон) и The Best Science Fiction of the Year (редактор — Нил Кларк).
Невидимые планеты
– Расскажи мне о потрясающих планетах, которые ты видел. Но в истории не должно быть жестокости и мерзости, — говоришь ты.
Отлично. Я с улыбкой киваю. Конечно. Не вопрос.
Чичи-Раха
Чичи-Раха — потрясающее место. Те, кто видел ее цветы и озера, никогда их не забудут. Там нет ни пяди голой земли; вся поверхность покрыта растительностью. Там растет трава «ануа» с тонкими, словно шелковые нити, листьями; там растут деревья «куцинь» — такие высокие, что задевают облака; там множество странных, безымянных кустарников и деревьев, плоды которых источают соблазнительные ароматы.
Чичирахцы никогда не беспокоились о том, как заработать на жизнь. У них высокая продолжительность жизни, медленный метаболизм, а естественных врагов у них нет. Они питаются фруктами, а живут в огромных полых стволах деревьев определенного вида. Средний диаметр этих «трубок» такой, что взрослый чичирахец может спокойно в них улечься. В хорошую погоду ветви этих деревьев висят, а во время дождя они поднимаются, образуя полог, похожий на зонтик.
Все, кто оказался на Чичи-Рахе впервые, не могут понять, как на подобной планете могла возникнуть цивилизация. С точки зрения гостей, на планете, где нет ни кризисов, ни конкуренции, жизнь может вполне существовать и без разума. Но цивилизация здесь есть — прекрасная, мощная, полная творческой энергии.
Многие туристы мечтают поселиться на Чичи-Рахе после выхода на пенсию. Большинство из них полагает, что самой главной проблемой станет питание, и поэтому они с тревогой пробуют все виды местных фруктов. Но те, кто уже побывал на нескольких пирах, обнаруживают, иногда к своему большому удивлению, что еда здесь отменная, но жизнь на этой планете, особенно для пожилых людей, просто невыносима.
Оказывается, что все чичирахцы с рождения учатся врать; более того, для них вранье является самым важным занятием. Всю свою жизнь они сочиняют истории о событиях как реальных, так и вымышленных. Они пишут и поют про них, рисуют картины, но никогда их не запоминают. Им совершенно все равно, есть ли какая-либо связь между словами и фактами; для них существует только один параметр — является ли история интересной. Если вы спросите их про историю Чичи-Рахи, они расскажут вам сотню разных версий. Ни одна из них не будет противоречить другим, поскольку на каждом шагу противоречит сама себе.
На этой планете все говорят: «Да, я это сделаю», но ничего не делают. Никто не относится к подобным обещаниям всерьез, хотя благодаря им жизнь действительно становится интереснее. Только в исключительных случаях местные жители держат слово — и о подобных случаях слагают легенды. Например, если двое чичирахцев назначают встречу и по счастливой случайности на нее приходят, то они, скорее всего, станут парой и будут жить вместе. Разумеется, подобные истории очень редки, и поэтому большинство чичирахцев всю жизнь проводят в одиночестве. Более того, когда им рассказывают о проблемах, связанных с перенаселением на других планетах, чичирахцам кажется, что только они владеют тайной счастливой жизни.
Поэтому на Чичи-Рахе появились восхитительная литература и искусство, а сама планета стала знаменитым центром цивилизации. Туристы приезжают туда в надежде услышать, как один из местных рассказывает историю своей семьи, сидя в густой траве под кроной одного из домов-деревьев.
В прошлом многие сомневались в том, что на подобной планете может возникнуть стабильное общество. Они представляли себе, что на Чичи-Рахе царит хаос, что там нет ни правительства, ни торговли. Но это не так: у местных жителей богатые политические традиции, и они уже в течение нескольких веков успешно экспортируют фрукты. Привычка лгать никак им не повредила, а может, даже и помогла. На Чичи-Рахе нет только одного — это науки. Здесь каждое разумное существо обладает фрагментарными знаниями о тайне вселенной, но никто и никогда не соберет эти фрагменты воедино.
Пимаче
Вот еще одна планета, в истории которой нельзя быть абсолютно уверенным. Когда ты бродишь по ее музеям, ресторанам и отелям, тебе расскажут столько версий ее прошлого, что ты окончательно запутаешься. Каждый из твоих собеседников будет говорить настолько искренне, что ты невольно ему поверишь, но примирить между собой все эти разные истории будет просто невозможно.
Эта планета славится легендарными пейзажами. Строго говоря, она даже не сферическая: Южное полушарие значительно ниже Северного, и по ее экватору идет почти отвесная скала, разделяющая планету на две совершенно разных половины. Над скалой: лед и снег; под скалой: бесконечный океан. На этой опоясывающей планету скале построен город Пимаче. От моря к небу тянутся дома, образуя идеально прямые проспекты, похожие на части огромной картины.
Никто не знает, как возник этот город, но те, кто живет в нем сейчас, расскажут вам кучу романтических, невероятно увлекательных историй. Среди них есть легенды о героях, есть горькие и трагические сюжеты, многие из них — это истории о любви. Общее настроение зависит от рассказчика, но ни одна из историй не может убедить всех. По мере того как они передаются из поколения в поколение, Пимаче становится все более таинственным и очаровательным.
Многие туристы проникаются прекрасными видами и историями настолько, что не хотят уезжать. Жители Пимаче открытые и доброжелательные, и поэтому каждого гостя здесь ждет теплый прием. Туристы — теперь уже поселенцы — радостно строят свои собственные дома на скале, начинают пересказывать услышанные ими истории новым гостям и постепенно превращаются в местных жителей.
Это состояние эйфории длится до тех пор, пока они не узнают один факт про себя. Внезапно они понимают, что бесчисленные подсказки раскрыли им истинную историю Пимаче: каждый обитатель этой планеты — гость. Местных жителей тут нет.
Да, когда-то у Пимаче была славная история, но от нее почему-то отказались. По какой-то причине аборигены покинули ее, оставив после себя только чудесный город-призрак, который до глубины души поразил межзвездных странников, которые обнаружили его позднее. После первых обитателей также остались фрагменты языка, который никто не может расшифровать; они — словно метафоры, которые заполнили пустоту между домами. Они укоренились в сознании тех, кто прибыл сюда позже, и расцвели, превратившись в самые красивые варианты воображаемого прошлого.
Никто не знает, кто обнаружил эту необитаемую планету. Историю тех, кто посетил ее, тоже стерли из памяти, сознательно или нет, пока ее передавали из поколения в поколение. Все, кто поселился здесь, хотят считать себя народом Пимаче. Они защищают эту планету и играют роль ее хозяев — до тех пор, пока не поверят в то, что это их родная земля.
Лишь горстка настоящих странников, побывавших во всех уголках вселенной, раскрыли тайну этой планеты. Они чувствуют, что местные жители слишком часто называют себя Народом Пимаче. На планетах, где аборигены сохранили власть, о таких вещах даже не думают.
Бинвоу
Если оставить Пимаче где-то в стороне, посреди моря звезд, то, чтобы увидеть такое же разнообразие видов, вам, скорее всего, придется лететь до самой Бинвоу. У каждого вида разумных существ там своя цивилизация и культура, и они сталкиваются друг с другом, высекая искры.
Бинвоу не слишком большая и не слишком маленькая. Времена года на ней не сильно отличаются друг от друга, и климат очень мягкий. Поверхность планеты в основном состоит из равнин и немногочисленных гор; и перепад высот здесь небольшой. Здесь есть все, что должно быть на среднестатистической планете, но не более: хорошая почва, неплохие залежи полезных ископаемых, разнообразная фауна и флора, и даже круговые поля, закрытые со всех сторон зарослями кустарника, — именно на таких полях любят петь и танцевать туристы. Но ничего примечательного на планете нет.
В обитателях Бинвоу тоже нет ничего из ряда вон выходящего: это млекопитающие среднего размера — хорошие, не капризные существа. Структура их общества не отличается особой четкостью, но все живут в гармонии друг с другом. Если у них и есть какая-то уникальная черта, так это их добрый нрав. Спорят они крайне редко и прекрасно умеют слушать; и взрослые, и дети, широко раскрыв глаза и часто кивая, внимают вашим речам; глядя на их лица, можно понять, что они опьянены вашей мудростью.
Узнав об этой особенности Бинвоу, все амбициозные искатели приключений поспешили ею воспользоваться. Кто же не хочет стать правителем такой планеты и такого народа? Ведь здесь огромное количество ресурсов и комфортная среда обитания; кроме того, планета находится на пересечении великого множества торговых путей.
Поэтому на планеты прибыли преподаватели, миссионеры, политики, революционеры и репортеры. Они описывали местным жителям свои варианты рая, рассказывали им о своих идеалах, а обитатели Бинвоу кивали, вздыхали, искренне восхищаясь ораторами, и принимали новые философские системы. Власти некоторых планет даже отправили на Бинвоу «инспекторов», чтобы те правили новообращенными. Местные жители и против этого не возражали.
Но после подобных триумфов инопланетные гости всегда испытывали разочарование. Более того, чем дольше они жили на Бинвоу, тем сильнее они разочаровывались.
Оказалось, что на самом деле местные жители совсем не верят пропаганде. Даже если они принимали новую религию, то все равно не делали то, чего от них требуют. Да, они с энтузиазмом слушали про новые системы законов, но с тем же энтузиазмом не соблюдали их.
Амбициозные колонизаторы, столкнувшиеся с подобной реакцией со стороны местных жителей, не могут ничего сделать, ведь аборигены поступают так не из злого умысла, а просто в силу привычки. Если спросить местных об этом напрямую, они будут очень удивлены. «Да, то, что ты говоришь, очень похоже на Истину, — ответят они. — Но в мире великое множество Истин. Возможно, ты знаешь одну из них. И что?»
Некоторые планеты попытались захватить Бинвоу силой, но из этого ничего не вышло, поскольку за них всегда вступались обитатели других планет. Баланс сил сейчас такой, что все конфликты улаживаются за пределами Бинвоу.
Именно поэтому Бинвоу — одна из немногих планет, на которых местная культура сохранилась в неприкосновенности.
Тебе нравятся эти истории?
– Да… и нет. Мне не нравится, что на каждой планете полно гостей с далеких звезд. Из-за этого планеты похожи на зоопарки.
Да, все верно. Мне это тоже не нравится. Из-за этого планеты постепенно лишаются уникальности, словно кто-то стирает с поверхности отпечаток пальца. Ладно, я расскажу тебе истории о настоящих аборигенах.
Амиячи и Айуову
Я расскажу тебе о двух планетах, которые все еще принадлежат их изначальным обитателям. На этих планетах живут два вида разумных существ, однако каждый из них считает себя единственным повелителем планеты.
Амиячи вращается вокруг двойной звезды: одна из них — яркий голубой гигант, другая — тусклый белый карлик. У них почти одинаковая масса, однако они сильно отличаются друг от друга по объему и типу излучения. Поэтому орбита Амиячи похожа на несимметричную тыкву. Она танцует вальс по гиперболическому параболоиду гравитационных полей двух звезд.
Когда Амиячи находится рядом с голубым гигантом, на ней начинается долгое лето, но когда она сближается с белым карликом, на планете начинается в равной степени долгая зима. Летом местная флора размножается, растет и, словно безумная, тянет во все стороны свои ползучие побеги. Зимой почти все живое спит, и только несколько холодостойких трав тихо цветут над пустой землей.
Когда сменяется время года, власть над планетой переходит от одного вида к другому: один танцует по зеленым летним лесам, другой шагает в одиночестве по голым зимним равнинам. Летние амиячийцы живут в домах, сплетенных из ползучих побегов, которые обрушиваются с наступлением заморозков. Зимние амиячийцы живут в пещерах, вырытых в высоких горах; когда становится жарко, входы в пещеры зарастают высокой травой и папоротниками так, что становятся совершенно невидимыми.
Когда летние амиячийцы собираются впасть в спячку, они выделяют из себя жидкость, которая покрывает их тело, образуя защитный слой. Затем они погружаются под землю. Жидкость стимулирует насекомых под названием «вусусу», и они приступают к размножению, тем самым оживляют невзрачный холодостойкий кустарник «алудон». Зацветая, он запускает долгий процесс пробуждения зимних амиячийцев.
Когда сезон жизни зимних амиячийцев подходит к концу, они производят на свет потомство. Новорожденные, каждого из которых защищает твердая мембрана, развиваются в почве. Выделяемые ими вещества меняют уровень pH почвы и заставляют семена растений прорастать. Так начинается лето и период правления летних амиячийцев.
Таким образом, два вида разумных амиячийцев по-прежнему ничего не знают друг о друге. Ни те ни другие не понимают, что их собственное существование зависит от другой цивилизации; они — две стороны одной монеты. В своих произведениях искусства представители обоих видов прославили мудрость богов, благодаря которым они могут возрождаться от сна. Но они так и не поняли, что они — и дети, призванные богами, и сами боги.
Ситуация на Айуову кардинальным образом отличается. На поверхности этой планеты два вида разумных существ прекрасно знают о существовании второго, но представители каждого из них считают, что только они обладают чувствами, логикой и моралью.
Причина проста: два вида живут в разных временных интервалах.
Айуову — планета со странной орбитой. Угол между ее осью вращения и плоскостью орбиты очень маленький, и сама ось вращения медленно редуцирует за прецессию. Поэтому поверхность планеты можно поделить на четыре региона: там есть узкая полоса рядом с экватором, где ночь и день сменяют друг друга в соответствии с вращением планеты, и полюса, где длительность дней и ночей зависит от того, как смещается ось вращения. Полярный день в сотни раз длиннее дня на экваторе, и поэтому для существ, рожденных в этих регионах, скорость времени отличается в сотни раз.
Айуованцам, которые живут рядом с экватором, кажется, что на таинственных полюсах очень длинные ночи и дни. Но для тех, кто живет на полюсе, на экваторе дни и ночи сменяют друг друга стремительно, словно вспышки. Экваториальные айуованцы — миниатюрные и проворные; в их небольших колониях обитают сотни тысяч жителей. Полярные айуованцы, напротив, обладают медленным метаболизмом и большими телами — и то и другое соответствует длинным дням и ночам, и их ощущению времени.
Время от времени экваториальные айуованцы приезжают на полюс в поисках приключений и исследований. Они всегда сбиваются с пути в огромных похожих на лабиринты лесах и принимают дома, на которые изредка натыкаются, за отвесные скалы. С другой стороны, полярные айуованцы, которые решили побродить в окрестностях экватора, часто не смотрят под ноги, и поэтому беспечно разрушают дома и топчут поля экваториальных айуованцев. Эти два вида живут на одной планете, но в совершенно разных мирах.
Иногда кто-нибудь из экваториальных айуованцев высказывает предположение о том, что огромные существа, живущие на полюсах, тоже разумны. Но в душе все верят, что такие медленные существа, которые за сотню лет могут не сдвинуться и на несколько футов, в лучшем случае обладают лишь зачатками разума.
Айуованцы, живущие на полюсе, с таким же сомнением относятся к гипотезе о разумности тех, кто живет на экваторе. Вздыхая, они качают головами: они понимают, что столь крошечные существа, которые рождаются и умирают в течение одного дня, не способны создать настоящую цивилизацию.
И так два вида разумных существ Айуовы занимаются одним и тем же — учатся, работают, занимаются любовью и воюют. Их исторические процессы идут в разных временных рамках, и один вторит другому. Но эти существа остаются загадкой друг для друга; они не знают, что если речь идет о времени, то каждый измеряет вселенную линейкой своего срока жизни.
– Минуточку, — говоришь ты. — Откуда ты знаешь про все эти цивилизации? Когда ты побывал на Амиячи? И в каком времени ты жил на Айуову?
Я знаю. Просто я знаю. И ты тоже знала бы, если бы побывала там. Именно в этом и заключается разница между гостями и местными жителями. В этом весь смысл путешествий.
– Вот как? И поэтому ты путешествуешь?
И да и нет. Если ты в самом деле хочешь узнать, почему я странствую, тогда я расскажу тебе о планете, жизнь на которой посвящена путешествиям.
Лунацзи
Обитатели Лунацзи производят лучшие автомобили, корабли, летательные аппараты и пассажирские катапульты во вселенной. Гости с других планет даже в самых безумных фантазиях не могут представить себе, какими сложными и качественными являются эти машины. По уровню развития технологий данная сфера значительно превосходит все остальные отрасли местной промышленности.
Те, кто обладает интуицией, сразу же делают вывод о том, что путешествия играют особую роль в жизни лунацзийцев. Но есть и другое объяснение, до которого большинство не доходит. Туристы не могут понять, почему столько разумных существ посвящают свою жизнь путешествиям и подготовке к ним, вместо того чтобы достичь чего-то в другой более плодотворной работе. Только те, кто изучил жизненный цикл лунацзийцев, отчасти понимают, чем вызвано это беспокойство, которое может показаться иррациональным.
На Лунацзи есть большая котловина, где концентрация кислорода выше, чем где-либо еще. Почва там богатая и влажная, из чистого озера туда стекают маленькие водопады; среди зарослей плодовых деревьев круглый год цветут цветы и растут грибы всех цветов радуги. Все лунацзийцы проводят там свое детство, и никто не знает, как они появились на планете. Впервые открыв глаза, они видят только эту котловину.
Рано или поздно у юных лунацзийцев появляется мечта — раскрыть тайну своего происхождения или найти дом, где живут боги. Постепенно они растут и становятся настолько высокими, что уже могут перебраться через камни, которые преграждают путь к склонам котловины. Они заходят в густые, похожие на лабиринт, леса, лезут по склону — туда, где начинается большой мир. Они не могут сказать, сколько им лет, потому что каждый из них взрослеет по-своему.
Выбравшись из котловины, молодые лунацзийцы идут дальше — бродят, ищут… и ничего не находят. Они встречают других, которые покинули котловину раньше и кто все еще ищет, все еще странствует. Поэтому жизнь лунацзийца — это одна долгая миграция. Они переходят из одного места в другое, нигде не задерживаясь. Они строят корабли, автомобили, самолеты, чтобы ускорить скорость своего перемещения, чтобы побыстрее обойти каждый квадратный сантиметр планеты и добраться до границы неба.
Иногда — случайно — кто-то из них выбирает непроторенный путь и выходит на луг где-то в глуши. Там цветет прекрасный серебристый цветок, обладающий пьянящим ароматом. Этот аромат пьянит лунацзийцев и заставляет их испытывать невероятно нежные чувства друг к другу. Они обнимаются, они держатся за руки, они занимаются любовью. Затем они производят на свет потомство на берегу ручья, и он уносит малышей в котловину.
А родители? Они умирают и погружаются во влажную землю.
Таким образом, бесконечные странствия лунацзийцев — это часть довольно простого жизненного цикла.
Ян-Янни
Раз уж речь зашла о росте, я хочу рассказать несколько историй. Первая — о Ян-Янни.
Возраст яняннийца можно определить с одного взгляда. Они, словно деревья, никогда не перестают расти: взрослый в несколько раз выше ребенка, а молодой ян-янниец на несколько футов меньше пожилого. Самый старший из них всегда на несколько голов выше всех окружающих и возвышается, словно одинокая башня.
Поэтому в мире яняннийцев нет такого понятия, как дружба, которой все возрасты покорны. Яняннийцу сложно даже поговорить с соплеменником, который сильно отличается от него по возрасту, ведь если беседа затянется, у обоих будет болеть шея и плечи, поскольку молодой смотрит снизу вверх, а старший — сверху вниз. Более того, у них мало общих тем для разговора. Их дома разной вышины, и товары в магазине они берут с разных полок. Один из них доходит другому только до пояса, и ни один из них не видит выражения лица собеседника.
Однако янянниец не может расти бесконечно. Однажды, проснувшись поутру, он обнаруживает, что его рост не изменился, и тогда янянниец понимает, что скоро умрет. Но это знание не печалит его, ведь на самом деле рост — весьма утомительный процесс; многие его не выдерживают и просто ищут причину его прекратить. Яняннийцы умирают долго, но никто не знает — сколько. Продолжительность данного процесса никто не замерял, и чтобы не усложнять, возраст смерти они считают по тому дню, когда прекратился рост. Для них время — это мера изменений, и когда прекращается рост, время останавливается.
Самый высокий дом на Ян-Янни построили более ста лет назад. В то время жил один старик, который рос год за годом до тех пор, пока его голова не коснулась потолка самого высокого здания, существовавшего на тот момент. Тогда яняннийцы построили башню для него, срубив для этого целый парк. После смерти старика никто не смог побить его рекорд долголетия, и поэтому башню разделили на два этажа и превратили в музей.
По легенде, старик оставил у каждого окна по дневнику; в них он записывал события своей жизни в те годы, когда его рост соответствовал высоте того или иного окна. Позднее другие яняннийцы залезали по лестницам, чтобы почитать дневники, но постепенно они потерялись.
Теперь посетители просто проходят мимо окон и представляют себе, как обедал и чистил зубы человек, способный перешагнуть с одного берега реки на другой.
Тису-Ати и Лутикавулу
Планеты Тису-Ати и Лутикавулу — полная противоположность друг другу. Их разделяют сто тысяч световых лет, и они, словно два конца диполя, и отрицают, и характеризуют друг друга.
Тисуатийцы гораздо меньше обитателей большинства планет. Их кожа особенно мягкая, а их тела могут быстро менять форму. На этой ламаркистской планете развитие экспрессии генов достигло своего максимума и даже превзошло его. Вся эволюция была втиснута в короткую жизнь одного существа.
Тисуатийцы могут изменять свои тела в соответствии со своими предпочтениями. Те, кто занимается альпинизмом, удлиняют руки. Те, кто работает с техникой, отращивают пять-шесть рук, чтобы одновременно открывать или закрывать многочисленные вентили. Выйдя на улицу, вы не найдете там двух похожих тисуатийцев: у кого-то огромный рот на пол-лица, у другого талия тоньше макаронины, у третьего шарообразное тело, покрытое похожей на броню чешуей. Эти изменения уникальны для каждого тисуатийца, и по внешнему виду невозможно выяснить, кто от кого произошел. После определенного срока даже родители тисуатийца с трудом находят своего ребенка в толпе.
Но «в соответствии со своими предпочтениями» — не совсем точное определение. Не каждый тисуатиец может выбрать облик, о котором мечтает; в большинстве случаев они довольно смутно представляют себе, как хотят выглядеть. Только когда тисуатиец делает невероятно большой шаг или на что-то натыкается, он понимает, что его ноги удлинились еще на тридцать процентов, или что на спине у него вырос ряд крошечных шипов. Через несколько лет такой тисуатиец сможет преодолевать целый лестничный пролет одним прыжком, а острые и твердые шипы помогут ему одолеть врага на поле боя.
Многие тисуатийцы гораздо более осторожны, чем жители других планет. Они осторожно говорят, они осторожно работают. Жизнь тисуатийца наполнена страхом: он боится, что на секунду утратит бдительность, и глупая физиономия, которую он скорчил, прежде чем лечь спать, останется на его лице навсегда, превратится в опухоль, удалить которую невозможно.
На оживленных улицах Лутикавулу с одного взгляда можно понять, кем работает любой местный обитатель, и какая у него жизнь. И это, возможно, — единственное в чем сходятся тисуатийцы и лутикавулуанцы.
Лутикавулуанцы — бегуны, певцы, скульптуры, мыслители и т. д. — тоже сильно отличаются друг от друга. Различия между ними, как и у тисуатийцев, четко отражены в их чертах лица, мускулатуре, форме и размерах тела.
Но на Лутикавулу жизненный путь является полной противоположностью жизни на Тису-Ати. Лутикавулу — дарвинистская планета, и здесь каждый считает, что любые попытки направить эволюцию по определенному маршруту бессмысленны. У лутикавулуанцев стабильный геном, который медленно эволюционирует в соответствии с принципами случайных изменений и естественного отбора, но поскольку лутикавулуанцы размножаются бесполым путем, генетические изменения в их клетках накапливаются и передаются потомству.
В результате сын кузнеца рождается более сильным, чем другие дети, а дочь часовщика лучше видит, и у нее более ловкие пальцы. Подобные отличия, накопленные за несколько тысяч лет, постепенно повышают уровень специализации, и представители каждой профессии эволюционируют, превращаясь в отдельные виды. И хотя некоторые ремесла исчезли, связанные с ними физические особенности сохранились и продолжают изменяться.
Все эти разные виды объединяет общий язык и хромосомный набор; в остальном у них нет ничего общего. Ни один лутикавулуанец не завидует другому — так же, как обезьяна не завидует динозавру. Как гласит пословица, «у птиц есть небо, а у рыб — море». Лутикавулуанцы ходят по одним и тем же улицам, но не замечают друг друга.
Хотя тисуатийцы воспроизвели процесс эволюции сотни миллионов раз, настоящую эволюцию они отвергают. Как бы ни менялся их собственный облик, новорожденные тисуатийцы начинают с одной и той же исходной, примитивной формы. Лутикавулуанцы — их полная противоположность: ни один индивидуум не ощущает изменений в себе, но если посмотреть на него сквозь призму времени, станет ясно, что он — точка на одной из многочисленных расходящихся кривых.
– Ты врешь, — говоришь ты, надув губы. — Каким образом во вселенной может действовать два противоположных набора правил?
Почему бы и нет? Милая, ничего невозможного нет. Отдельное событие, возможно, и не имеет смысла само по себе, но если их много, то они становятся правилом, принципом. Возможно, сейчас ты рассмеешься, или нахмуришься, и будущее разделится на две ветки, и в каждой будет свой набор правил. Но как ты — ты, существующая в данный момент, — можешь это знать?
– Это правда? — спрашиваешь ты, наклонив голову, и ненадолго умолкаешь.
Я смотрю на тебя и смеюсь. Ты качаешься на качелях, и ветерок треплет твои локоны над ушами. Ответ на твой вопрос заключается в методе размножения, но отвечать так сухо и холодно я не хочу.
Знаешь что? Главное — не то, говорю ли я правду, а то, веришь ли ты мне. С самого начала и до самого конца сюжетом управляет не язык, а ухо.
Чинкато
На Чинкато язык и ухо играют самые важные роли. Для жителей этой планеты речь — не просто способ провести время, а занятие, необходимое для выживания.
На Чинкато нет ничего необычного, если не считать плотной атмосферы. Она настолько плотная, что свет не может сквозь нее проникнуть, и поэтому поверхность планеты укутана тьмой. Жизнь на Чинкато рождается в теплых глубоководных морских течениях, наполненных органическими веществами; их подогревает лава, бурлящая в самом сердце планеты. Для чинкатойцев кратер подводного вулкана — это их солнце, обитель богов, источник мудрости и силы. А за пределами кратера они могут найти сахара, которые являются их пищей, основой их жизни.
У чинкатойцев нет ни глаз, ни других органов, которые воспринимают свет. Друг друга они ищут по звуку. Уши нужны как для восприятия речи, так и для наблюдения. Хотя, если быть точным, ушей у них нет: они слушают всем телом. Верхняя часть их тела покрыта трапециевидными диафрагмами; каждая из них тысячами волосков разной длины, которые резонируют со звуком определенной частоты. Диафрагмы воспринимают звук по-разному, и благодаря этому мозг чинкатойца может определить место, где находится источник звука, расстояние до него, и даже точную форму этого источника.
Поэтому чинкатойцы целый день без передышки разговаривают и слушают. Они издают звуки, чтобы ощутить присутствие других, а также сообщить всем о своем существовании. Молчать они не могут: молчание опасно, в тишине они паникуют. Только постоянно разговаривая, они подтверждают свое собственное положение и убеждаются в том, что они еще живы. Они соревнуются друг с другом, стараются говорить громче остальных, ведь только так они могут сделать себя более яркими, более заметными.
Иногда у чинкатойцев рождаются дети с дефектами органов речи. Эти дети практически не способны выжить. Им постоянно грозит опасность: более крупные и быстрые сородичи могут их затоптать, и никто даже не узнает, что такой ребенок когда-то существовал.
– Это так печально. Твои истории становятся все короче и короче, но почему все они еще и такие грустные?
Что именно печально — история, которую я рассказываю, или то, что ты слышишь?
– Какая разница?
Разница огромная. Я был на планете, где местные жители издают десятки тысяч звуков разных частот, но слышат лишь малую часть диапазона. Чувствительность их ушей не идет ни в какое сравнение с возможностями их голосовых связок, и поэтому они слышат значительно меньше, чем говорят. Но самое интересное — то, что у каждого из них — свой диапазон, в котором он воспринимает звуки. Им кажется, что все они слышат одну и ту же песню, хотя на самом деле тысяча индивидуумов слышат тысячу разных песен, но никто из них об этом не знает.
– Опять ты выдумываешь. Такого не может быть. — Ты прикусываешь губу и широко раскрываешь глаза. — Я начинаю подозревать, что ты не был на всех этих планетах. Может, ты просто придумал их, чтобы меня позабавить?
Милая, каждый странствующий рыцарь, начиная с Одиссея, рассказывал романтические истории о далеких краях, чтобы покорить сердце дамы, в которую он влюблен. Отличишь ли ты правду от вымысла? Я путешествую с одной планеты, словно Марко Поло по городам Востока, словно Кубла-хан — по своим бесконечным владениям: все происходит в мгновение ока. Можно сказать, что я действительно там побывал, или что я никуда не уезжал. Планеты, о которых я говорю, разбросаны по всем уголкам вселенной, но иногда сближаются, словно они всегда были вместе.
Ты хихикаешь.
– Теперь поняла — они объединяются в твоих историях, и ты рассказываешь про них, чтобы они собрались и в моем сознании?
Я смотрю на твое счастливое лицо и вздыхаю — так тихо, что моя улыбка не кажется тебе странной. Как тебе объяснить, чтобы ты поняла? Истории не могут объединить то, чему не суждено быть вместе.
Да, — тихо отвечаю я. — Мы с тобой просидели здесь целый день, рассказывая истории, и вместе мы владеем целой вселенной. Но эти истории — не просто слова. Сегодня мы и слушатели, и рассказчики.
Цзинцзялин
Цзинцзялину посвящена последняя история, которую я расскажу сегодня. Она короткая. Скоро я закончу.
Обитатели Цзинцзялина ни на кого не похожи: они напоминают мягкие воздушные шары или, быть может, плывущих по воздуху медуз, прозрачных и гибких. Поверхность цзинцзялинца — мембрана, похожая на клеточную. Соприкоснувшись, две мембраны могут объединиться.
Во время контакта двух цзинцзялинцев их тела частично сливаются, обмениваясь содержимым. То есть эти существа не особенно заботятся о своих физических телах и сами не знают, какая часть их тела принадлежала встреченным ими чужакам. Они верят, что по-прежнему являются собой, и им совершенно не жалко поделиться частью своих материалов с другими.
Но цзинцзялинцы не понимают, что это ощущение «себя» — иллюзия. В тот миг, когда двое из них сливаются, исходные личности перестают существовать, превращаются в единое существо, а после его раздела появляются два новых индивидуума. Новые личности не знают всего, что произошло до их встречи, и каждый из них считает себя личностью, которая никогда не меняется.
Понимаешь? Когда я закончу рассказывать истории, когда ты закончишь их слушать, я уже не буду собой, и ты тоже изменишься. Сегодня мы ненадолго слились воедино, и даже если мы оба забудем наш разговор, с тобой навсегда останется частица меня, а у меня будет частица.
– Ты хочешь сказать, что Цзинцзялин — это наша планета?
Наша планета? Разве мы можем владеть какой-либо планетой? И есть ли планета, которой мы можем принадлежать?
Не спрашивай у меня про координаты этих планет; они — самые старые тайны вселенной. Они — воздух между пальцами. Ты тянешься, чтобы схватить их, но когда разжимаешь кулаки, в них ничего нет. Ты, я и они встретились лишь на миг, и нам суждено снова расстаться. Мы просто путники, поющие непонятные песни и бредущие по темному небу. Вот и все. Ты знаешь, что они поют, ловя ветер, прилетевший с далекой родины.