1
Без десяти пять утра Лао Дао пересек оживленную пешеходную улицу и отправился искать Пэн Ли.
Отработав смену на мусороперерабатывающем заводе, Лао Дао сначала зашел домой, чтобы принять душ и переодеться. Сейчас на нем была белая рубашка и коричневые брюки — единственная приличная одежда в его гардеробе. Манжеты рубашки уже обтрепались, поэтому он закатал рукава до локтей. Лао Дао уже исполнилось сорок восемь, он не был женат, и те дни, когда он еще заботился о своей внешности, остались далеко в прошлом. Поскольку за старую одежду его никто не пилил, он носил ее уже много лет, тем более что случай надеть ее выпадал нечасто — разве что кто-то из друзей приглашал его на свадьбу или на праздник по случаю рождения ребенка.
Однако сегодня ему хотелось выглядеть хотя бы отчасти презентабельно, и, кроме того, он боялся, что после пяти часов, проведенных на заводе, от него будет плохо пахнуть.
Улицу наполнили люди, только что отработавшие смену. Они толпились у каждого уличного торговца, тщательно выбирали овощи и фрукты, и громко торговались. У киосков, где торговали едой, в воздухе витал запах горячего масла; у стоявших рядом с ними пластиковых столов не было ни одного свободного места. Наклонившись к мискам, люди с аппетитом поглощали рисовую лапшу в остром соусе, над которой поднимались облака белого пара. Чуть поодаль на лотках возвышались горы фиников и грецких орехов, а над ними висели куски вяленого мяса. Настал самый оживленный час дня.
Лао Дао медленно протискивался сквозь толпу. Заметив официанта с блюдами в руках, который громко кричал, прокладывая себе дорогу, Лао Дао пристроился вслед за ним.
Пэн Ли жил недалеко. Лао Дао поднялся по лестнице на его этаж, но Пэна дома не оказалось. Соседка сказала, что Пэн обычно возвращается незадолго до закрытия рынка, но когда именно он должен прийти, она не знала.
Лао Дао встревоженно посмотрел на часы: было уже почти пять утра.
Он спустился на первый этаж и встал у входа. Рядом с ним села группа голодных подростков и принялась жадно поглощать еду. Двоих Лао Дао узнал: пару раз встречал их в доме Пэна Ли. У каждого из них была порция лапши «чоу мейн» или «чао фунь», и они делились блюдами друг с другом, словно за семейным столом. Еда лежала на тарелках и уже совсем перемешалась, но чья-то пара палочек продолжала искать последние кусочки мяса, спрятавшиеся среди нарезанных перцев. Лао Дао снова понюхал руки и убедился, что от него уже не пахнет отходами. Знакомый повседневный шум действовал на него успокаивающе.
– Знаешь, сколько тут стоит дважды приготовленная свинина? — спросил у приятеля юноша по имени Ли.
– Твою мать! В лапше песок! — воскликнул коренастый подросток по имени Дин, закрывая рот рукой. Ногти у него были невероятно грязные. — Пошли к торговцу и потребуем деньги назад!
– Триста сорок юаней! — продолжал Ли, игнорируя его. — Слышишь? Триста сорок! За свинину? А за вареную говядину — четыреста двадцать!
– Почему все так дорого? — пробормотал Дин, прижимая ладонь к щеке. — Что они туда кладут?
Двух других подростков этот разговор не заинтересовал, и они продолжали сосредоточенно есть. Ли немного понаблюдал за ними, а затем мечтательно посмотрел куда-то вдаль.
У Лао Дао заурчало в животе. Он быстро отвел взгляд от подростков, но было уже поздно. Пустой живот был словно пропасть. Лао Дао задрожал; он уже целый месяц не завтракал. Раньше он тратил на завтрак около сотни, так что в месяц уходило три тысячи. Если он сможет целый год действовать по плану, то сэкономленных денег хватит на два месяца детского сада для Тантан.
Он посмотрел вдаль, откуда медленно ехали грузовики городской уборочной бригады, и начал собираться с духом: если Пэн Ли не вернется вовремя, Лао Дао придется отправиться в это путешествие, не посоветовавшись с ним. Тогда путь станет куда более сложным и опасным, но время было дорого, и Лао Дао не хотел его терять.
Его размышления прервала торговка, громко расхваливавшая свои финики. От ее воплей у него разболелась голова. Торговцы на противоположной стороне улицы начали упаковывать свои товары, и толпа рассеялась, словно рыба в пруду, куда опустили палку. Драться с уборщиками никто не хотел. Грузовики медленно продвигались вперед, терпеливо дожидаясь, когда торговцы уберутся с дороги. Движение транспорта по этой улице было запрещено, однако для уборочной бригады сделали исключение. Тех, кто тянул кота за хвост, упаковывали силой.
Наконец появился Пэн Ли — в расстегнутой рубашке, с зубочисткой во рту. Он шел вразвалочку, время от времени рыгая. Теперь, когда ему перевалило за шестьдесят, Пэн обленился и стал неряхой, а щеки у него обвисли, словно брыли у шарпея, из-за чего он вечно казался недовольным. Сейчас он выглядел неудачником, у которого в жизни всего одна цель — набить себе брюхо, однако в детстве Лао Дао не раз слышал от отца истории о том, какие подвиги Пэн Ли совершал в юности.
Лао Дао двинулся навстречу Пэн Ли и, не дав ему сказать ни слова, выпалил:
– Я должен добраться до Первого уровня. Объяснять некогда. Научишь, как это сделать?
Пэн Ли был потрясен: его уже лет десять никто не спрашивал о Первом уровне. Он покрутил в пальцах кусок зубочистки (она сломалась у него во рту, а он даже не заметил), а затем, увидев тревогу на лице Лао Дао, потащил его к дому.
– Пойдем ко мне, там поговорим. Все равно начинать придется оттуда.
Бригада уборщиков уже почти добралась до них; завидев ее, люди мчались во все стороны, словно листья на осеннем ветру.
– Расходитесь по домам, расходитесь по домам! Начинается Перемена! — крикнул кто-то, сидевший в кузове одного из грузовиков.
Пэн Ли повел Лао Дао наверх, в свою квартиру — стандартную, скудно обставленную «однушку», предоставленную государством: шесть квадратных метров, туалет, кухонный угол, стол, стул и кровать-«кокон», под которой располагались ящики для хранения одежды и других вещей. На голых стенах, покрытых пятнами воды и отпечатками, были хаотично приклеены крючки для курток, брюк и белья. Пэн снял с крючков всю одежду и полотенца, и запихнул их в один из ящиков. К началу Перемены все предметы следовало надежно закрепить или упаковать.
Когда-то Лао Дао жил в точно такой же однокомнатной квартире, и поэтому на него сразу же повеяло ностальгией.
Пэн Ли сурово посмотрел на Лао Дао.
– Я покажу путь, но только если скажешь, зачем тебе все это.
На часах уже была половина шестого. У Лао Дао оставалось всего полчаса.
Он вкратце изложил Пэн Ли свою историю: он нашел бутылку с запиской внутри; прятался в мусоропроводе, на Втором уровне ему предложили выполнить задание; он согласился и прибыл сюда за советом. Лао Дао подчеркнул, что у него мало времени и что он должен уйти прямо сейчас.
– Ты всю ночь провел в мусоропроводе, чтобы пролезть на Второй уровень? — Пэн Ли нахмурился. — Но это значит, что тебе пришлось ждать целые сутки!
– За двести тысяч юаней я хоть целую неделю буду прятаться, — ответил Лао Дао.
– Не знал, что ты так обеднел.
– Через год Тантан можно будет отдать в садик, — сказал Лао Дао, помолчав. — У меня нет времени.
Когда Лао Дао стал узнавать насчет детского сада, цены его потрясли. К неплохим садам родители стекались за пару дней до начала регистрации — со спальными мешками. Супружеские пары приходили вместе и сменяли друг друга: пока один стоял в очереди, второй мог сбегать в туалет и быстро перекусить. И даже если ты простоял часов сорок или больше, это еще не означало, что ты получишь место. Те, у кого денег хватало, уже купили места для своих отпрысков, а те, кто победнее, надеялись только на то, что одно из оставшихся мест достанется им. И это были всего лишь неплохие сады — про хорошие можно было сразу забыть: все места там скупали богачи.
У Лао Дао не было заоблачных ожиданий, но ведь Тантан обожала музыку. Каждый раз когда она слышала музыку на улице, на ее лице вспыхивала улыбка, и она изгибала свое крошечное тело и размахивала ручками, танцуя. В такие моменты она выглядела особенно милой. Это зрелище завораживало Лао Дао, и он поклялся, что любой ценой устроит Тантан в детский сад, где детей учат музыке и танцам.
Разговаривая с Лао Дао, Пэн Ли снял с себя рубашку и попытался умыться, однако воду уже перекрыли, и поэтому из крана потекла только тонкая струйка. Пэн Ли плеснул несколько капель воды на лицо, утерся грязным полотенцем, которое затем запихнул в ящик. Его влажные волосы маслянисто поблескивали.
– Зачем ты так горбатишься на работе? — спросил Пэн Ли. — Она же не твоя родная дочь.
– Некогда объяснять, — сказал Лао Дао. — Просто объясни мне, куда идти.
Пэн Ли вздохнул.
– Ты понимаешь, что если тебя сцапают, одним штрафом ты не отделаешься? Тебя на несколько месяцев упекут в камеру.
– Мне казалось, что ты много раз был на Первом уровне.
– Всего четыре. На пятый меня поймали.
– Этого более чем достаточно.
Чтобы выполнить поручение, Лао Дао должен был доставить письмо на Первый уровень: в случае успеха он получит сто тысяч юаней, а если принесет ответ — то двести тысяч. Да, это было незаконно, но никто при этом не пострадает, и если выбрать правильный маршрут и метод, то вероятность успеха была весьма велика. А деньги… деньги были очень даже реальные. Лао Дао не видел причин отказываться. Он знал, что когда Пэн Ли был моложе, он сколотил целое состояние, доставляя контрабанду на Первый уровень. Так что способ попасть туда существовал.
На часах уже было без четверти шесть. Лао Дао давно было пора уходить.
Пэн Ли снова вздохнул. Он видел, что разубеждать Лао Дао бессмысленно. Постарев, Пэн Ли обленился и устал от всего, но он понимал, что в юности поступил бы так же, как и Лао Дао. В то время тюрьмы он не боялся. А что в ней такого? Да, ты терял несколько месяцев жизни, и пару раз тебя избивали, но за деньги можно было и потерпеть. Если ты не выдавал, откуда у тебя деньги, как бы тебя ни мучили, ты мог выжить. Да, Бюро безопасности выписывало тебе штраф, но это было просто стандартное наказание.
Пэн Ли подвел Лао Дао к окну, выходившему во двор, и указал на узкую тропу.
– Для начала спустись по водосточной трубе из моей квартиры. Под войлоком спрятаны опоры, я установил их в свое время… Если прижмешься к стене, камеры тебя не заметят. Когда окажешься на земле, прячься в тенях и иди по тропе, пока не доберешься до края. Трещину ты не только увидишь, но и почувствуешь. Иди вдоль нее на север. Запомни: на север.
Затем Пэн Ли объяснил, как проникнуть на Первый уровень во время Перемены. Лао Дао нужно было дождаться момента, когда земля расколется и начнет подниматься. Затем он должен был прыгнуть с поднятого края, пролететь над трещиной на другую сторону, зацепиться там, а потом пойти на восток. Там он найдет куст, за который можно держаться, пока земля опускается и закрывается. Затем внутри этого же куста Лао Дао сможет спрятаться.
Пока Пэн объяснял, Лао Дао уже наполовину вылез из окна и приготовился спускаться.
Пэн Ли вцепился в Лао Дао и проследил за тем, чтобы тот надежно поставил ногу на первую опору.
– Возможно, мои слова тебе не понравятся, ну да ладно. Зря ты туда идешь. Там… не так уж здорово. Если ты попадешь туда, то в конце концов решишь, что твоя жизнь — дерьмо, что в ней нет смысла.
Лао Дао уже опустил другую ногу, нащупывая следующую ступеньку.
– Это не важно, — ответил он. — Я и так знаю, что моя жизнь — дерьмо.
– Береги себя, — сказал Пэн Ли.
Следуя инструкциям Пэн Ли, Лао Дао начал на ощупь спускаться по трубе — так быстро, как мог. Ступеньки казались очень надежными. Он посмотрел вверх и увидел Пэн Ли: тот стоял у окна и курил сигарету, сильно затягиваясь. Затем, потушив ее, он высунулся наружу и, казалось, хотел что-то сказать, но в конце концов тихо вернулся обратно и закрыл окно. Чуть позже оно тускло засветилось.
Лао Дао представил себе, как Пэн Ли забирается в свою постель-кокон — в самую последнюю минуту, прямо перед Переменой. Постель-кокон, как и миллионы других таких же постелей в городе, выпустит сильный усыпляющий газ. Он ничего не почувствует, пока мир будет переворачиваться; он, как и остальные пятьдесят миллионов людей, живущих на Третьем уровне, откроет глаза только вечером следующего дня, сорок часов спустя.
Лао Дао полез быстрее, едва касаясь ступенек. Когда до земли оставалось недалеко, он спрыгнул и приземлился на все четыре конечности: к счастью, квартира Пэн Ли была не слишком высоко, всего лишь на четвертом этаже. Лао Дао встал и побежал, прячась в тени дома, который стоял на берегу озера. Вдруг Лао Дао заметил в траве трещину — место, где земля раскроется.
Но прежде чем он добрался до нее, у него за спиной раздался приглушенный грохот, а затем — резкий лязг. Лао Дао обернулся и увидел, как дом Пэн Ли ломается пополам. Верхняя половина сложилась и двинулась в сторону Лао Дао — медленно, но неумолимо.
Потрясенный, Лао Дао не мог отвести взгляд от дома, но затем пришел в себя. Подбежав к трещине, он бросился на землю.
Началась Перемена — процесс, который повторялся каждые двадцать четыре часа. Мир начал поворачиваться, воздух наполнился грохотом, скрежетом и лязгом стали, сталкивающейся с бетоном. Подобный шум мог бы издавать останавливающийся конвейер. Высокие городские здания собирались вместе, складывались в твердые блоки: неоновые вывески, навесы над магазинами, балконы и все прочие выступавшие структуры уезжали внутрь зданий или расплющивались, превращаясь в тонкий, похожий на кожу, слой. Дома сжимались, чтобы занимать как можно меньше места.
Земля перед Лао Дао поднялась. Лао Дао подождал, пока трещина не расширится достаточно, а затем слез с облицованного мрамором края на земляную стену, хватаясь за куски металла, торчащие из земли. Он начал спускаться, нащупывая опору ногами, но вскоре целая секция земли повернулась, и Лао Дао подняло в воздух.
Лао Дао вспоминал прошлую ночь.
Он осторожно высунул голову из кучи мусора и прислушался — не раздастся ли какой-либо звук за воротами? От гниющего мусора исходил мощный запах — жирный, рыбный, даже сладковатый. Лао Дао подкрался к железным воротам. Мир за воротами просыпался.
Ворота начали подниматься; в щель под ними потек желтый свет уличных фонарей. Лао Дао присел на корточки и вылез наружу. На улице было пусто; из домов вылезали веранды, карнизы поворачивались и падали, вставая на свои места, лестницы вытягивались сегмент за сегментом, опускаясь на улицу. По обеим сторонам улицы разламывались и раскрывались черные кубы, внутри которых находились стеллажи и полки. На верхних частях кубов появлялись вывески; пластиковые навесы тянулись с двух сторон и встречались в центре улицы, формируя коридор из магазинов. Вокруг не было ни души, и Лао Дао даже показалось, что он спит.
Зажглись неоновые огни. Крошечные светодиодные лампочки над магазинами замигали, складываясь в иероглифы, рекламирующие финики из Синьцзяна, лапшу «лапи» из северо-восточного Китая, тесто с отрубями из Шанхая и вяленое мясо из Хунаня.
Весь день Лао Дао не мог забыть эту сцену. Он прожил в этом городе сорок восемь лет, но ничего подобного не видел. Его день всегда начинался с кокона и заканчивался коконом, а в промежутке между ними он либо работал, либо обходил уличных торговцев, с которыми громко торговались прохожие. Сейчас он впервые увидел город обнаженным.
Наблюдатель, находящийся вдали от города — например, водитель грузовика, стоящий на шоссе, которое вело в Пекин, каждое утро мог видеть, как складывается и разворачивается целый мегаполис.
Переночевав в неуютных кабинах, в шесть утра водители грузовиков обычно выбирались из своих машин и выходили на обочину. Зевая, они здоровались друг с другом и смотрели вдаль, на центр города. Разрыв шоссе находился сразу за Седьмой кольцевой дорогой, а вращение земли происходило внутри Шестой кольцевой. Это было идеальное место, чтобы посмотреть на весь город — словно на остров где-то посреди моря.
На заре город складывался и рушился. Небоскребы, словно покорные слуги, кланялись до земли; затем они снова ломались, снова складывались, выворачивали шеи и руки, после чего засовывали их в проемы. Компактные блоки, которые когда-то были небоскребами, двигались, собираясь в плотный огромный кубик Рубика, который погружался в глубокий сон.
Затем части земли, квадрат за квадратом, начали поворачиваться на 180 градусов вокруг вертикальной оси. Здания, которые совсем недавно прятались в глубине, разворачивались, вставали, просыпались, словно стадо под серо-голубым небом. Город, похожий на остров, нашел свое место в оранжевом солнечном свете, раскрылся и замер. Вокруг него закружили туманные серые облака.
Водители, усталые и голодные, восхищенно следили за бесконечным циклом городского обновления.
2
Складывающийся город делился на три уровня. Ближе к земле находился Первый уровень с пятью миллионами жителей. Ему выделялось время с шести утра до шести утра следующего дня. Затем он засыпал, и земля поворачивалась.
Другую сторону делили Второй и Третий уровни. На Втором уровне жили двадцать пять миллионов человек, и выделенное им время длилось с шести утра того второго дня до десяти вечера. На Третьем уровне жили пятьдесят миллионов человек, и они бодрствовали с десяти вечера до шести утра, после чего на поверхность возвращался Первый уровень. Время тщательно отмерили так, чтобы разделить эти группы людей: пять миллионов наслаждались одними сутками, и еще семьдесят пять — другими.
Структуры по обеим сторонам земли даже не были равны по весу. Чтобы это исправить, чтобы скомпенсировать нехватку людей и зданий, слой земли на Первом уровне сделали более толстым, и в него закопали дополнительный балласт. Обитатели Первого уровня считали дополнительный слой почвы природным символом их долгой истории и богатого наследия.
Лао Дао жил на Третьем уровне с самого рождения и прекрасно понимал, кто он, — даже без наставлений Пэн Ли. Он двадцать восемь лет обрабатывал мусор и продолжит заниматься этим в обозримом будущем. Лао Дао не познал смысл жизни и не нашел прибежища в цинизме; вместо этого старался сохранить свое скромное место в обществе.
Лао Дао родился в Пекине. Его отец рассказывал, что в то время он как раз устроился на работу — тоже мусорщиком — и по этому поводу семья праздновала целых три дня. Раньше его отец был строителем, одним из миллионов строителей, которые прибывали в Пекин изо всех уголков Китая в поисках работы. Его отец и другие, такие же как он, преобразовали старый город, район за районом. Они, словно термиты, набросившиеся на деревянный дом, сжевали обломки прошлого, перевернули землю и создали совершенно новый мир. Размахивая молотками и топорами, они окружали себя стенами, пока те полностью не закрыли от них небо. Облака пыли закрывали им обзор, и они не знали, какое великолепие они построили. Однако потом, когда достроенное здание встало перед ними, словно живой человек, бросились прочь в ужасе, словно породили чудовище.
Но успокоившись, рабочие поняли, какая это честь — получить право жить в таком будущем, поэтому они продолжали усердно и покорно трудиться, и искали любую возможность задержаться в Пекине. По слухам, когда складывающийся город был построен, более восьмидесяти миллионов строителей хотели в нем остаться, но в итоге лишь двадцати миллионам из них разрешили это сделать.
Получить работу на мусороперерабатывающем заводе было непросто. Хотя обязанности заключались только в сортировке мусора, на эту вакансию претендовало столько людей, что отбор проводили очень строго: кандидаты должны были быть сильными, умелыми, проницательными, организованными, аккуратными, прилежными, не бояться плохих запахов и тяжелых условий. Отец Лао Дао, обладавший сильной волей, уцепился за эту соломинку, пока вокруг него бурлило людское море, и в конце концов обнаружил, что выжил и выбрался на твердую землю.
Отец Лао Дао затем смирился со своей судьбой: он, построивший этот город, двадцать лет прожил в нем, занимаясь переработкой его едкого, гниющего, зловонного мусора.
Строительство складывающегося города завершилось за два года до рождения Лао Дао. Он никогда не бывал за его пределами и не хотел его покидать. Закончив среднюю школу, он трижды сдавал ежегодный вступительный экзамен в университет — и каждый раз его проваливал. В конце концов Лао Дао тоже стал мусорщиком. Его смена на мусороперерабатывающем заводе продолжалась пять часов — с одиннадцати вечера до четырех утра. Вместе с десятками тысяч сослуживцев он быстро, механически сортировал мусор, выбирал куски, которые можно переработать, и бросал их в печь. Каждый день он смотрел на конвейерную ленту, по которой, словно река, тек мусор. Он соскребал остатки пищи с пластмассовых мисок, брал разбитые стеклянные бутылки, срывал чистую подложку с залитых кровью санитарных салфеток и засовывал все это в бак для перерабатываемых материалов, на котором были выведены три зеленых полосы. Таков был удел мусорщиков: с максимальной скоростью выполнять монотонную работу и получать за это крошечную, словно крыло цикады, зарплату.
На Третьем уровне жили повелители ночи — двадцать миллионов человек, работавших на мусороперерабатывающих заводах. Остальные тридцать миллионов зарабатывали на жизнь, продавая одежду, еду, топливо или страховку, но почти все понимали, что благополучие Третьего уровня зависит именно от мусорщиков. Каждый раз, когда Лао Дао ходил по залитым неоновым светом ночным улицам, ему казалось, что над ним поднимаются радуги, созданные из объедков. С другими он говорить об этом не мог: молодое поколение относилось к мусорщикам свысока. Юноши и девушки выделывались в ночных клубах, надеясь стать диджеями или танцовщицами. Даже работа в магазине одежды казалась им более привлекательным вариантом: тогда их пальцы будут касаться тонкой ткани, а не искать пластмассу или металл в гниющих отбросах. Молодежь уже не беспокоилась о том, как бы выжить, и имидж волновал ее гораздо больше.
Лао Дао не презирал свою работу, но когда он отправился на Второй уровень, он испугался, что его будут презирать другие.
Утром предыдущего дня Лао Дао выскользнул из мусоропровода с запиской в руках и попытался найти ее автора, используя указанный на ней адрес.
Второй уровень находился недалеко от Третьего — на той же стороне земли, хотя и был отделен от него по времени. Во время Перемены здания одного уровня складывались и уходили в землю, и одновременно в воздух поднимались, сегмент за сегментом, постройки другого, используя крыши предыдущего уровня в качестве фундамента. Единственное отличие между уровнями заключалось в плотности застройки. Лао Дао пришлось ждать весь день и всю ночь в мусоропроводе, дожидаясь возможности выйти наружу. Хотя на Втором уровне он оказался впервые, беспокоило его только то, что от него может пахнуть гнильем.
К счастью, Цинь Тянь был великодушным человеком. Возможно, уже в тот момент, когда он положил записку в бутылку, он понимал, кто именно к нему придет.
Он с одного взгляда понял, зачем пришел Лао Дао. Он затащил Лао Дао к себе домой, предложил ему принять ванну и дал один из своих банных халатов.
– Я ведь должен на тебя рассчитывать, — сказал Цинь Тянь.
Цинь, аспирант, жил в квартире, которая принадлежала университету. В той же квартире жили трое его соседей, и в ней помимо четырех спален еще была кухня и две ванные комнаты. Лао Дао никогда еще не купался в такой большой ванне, и ему страшно захотелось полежать в воде и смыть с себя мерзкий запах. Но он боялся запачкать ванну и не смел слишком сильно тереть себя мочалкой. Струйки пузырьков, вылетающие из стен ванны, пугали его, а сохнуть в струях горячего воздуха ему было некомфортно.
Помывшись, Лао Дао, немного помедлив, надел халат Цинь Тяня, а затем он постирал свою собственную одежду и еще несколько рубашек, которые кто-то беззаботно бросил в раковину. Лао Дао пришел сюда по делу, и ему совсем не хотелось оставаться перед кем-то в долгу.
Цинь Тянь хотел отправить подарок молодой женщине, которая ему нравилась. С ней он познакомился на Первом уровне, когда проходил стажировку в департаменте экономики ООН. Цинь сказал Лао Дао, что женщина родилась на Первом уровне, и что у нее очень строгие родители. Отец не разрешил бы ей встречаться с мальчиком со Второго уровня, и поэтому использовать обычные каналы связи Цинь не мог. В будущее Цинь смотрел с оптимизмом: после окончания учебы он собирался подать заявку на участие в программе ООН «Новая молодежь», и если его туда примут, он сможет работать на Первом уровне. До получения диплома ему оставался еще год, но он уже был без ума от этой женщины. Прежде чем просить ее руки, Цинь Тянь решил подарить ей сделанный им медальон в виде розы, который светился в темноте.
– Понимаешь, я участвовал в симпозиуме — ну, в том, где обсуждали ситуацию с долгами ООН. Наверняка ты про него слышал… В общем, я увидел ее, и я такой… «ах!»… И сразу пошел, чтобы с ней поговорить. Она провожала важных персон к их местам, а я не знал, что сказать, поэтому просто ходил за ней следом. В конце концов я притворился, что ищу переводчиков, и попросил ее мне помочь. Она была такой доброй, а ее голос — таким нежным. Понимаешь, я еще никогда не приглашал девушку на свидание и поэтому жутко волновался… Позднее, когда мы начали встречаться, я вспомнил о том, как мы познакомились… Почему ты смеешься?.. Да, мы встречались… Нет, у нас еще не тот уровень отношений, но… В общем, мы целовались. — Цинь Тянь тоже рассмеялся — слегка смущенно. — Это правда! Неужели ты мне не веришь? Ну да, иногда я сам в это не верю. Как думаешь, я ей нравлюсь?
– Понятия не имею, — ответил Лао Дао. — Я с ней не знаком.
Один из соседей Цинь Тяня подошел к ним и с улыбкой сказал:
– Дядя, не бери в голову, это же риторический вопрос. На самом деле он просто хочет услышать: «Ну, конечно, она тебя любит! Ты же такой красивый».
– Наверное, она прекрасна.
– Смейтесь, смейтесь, — сказал Цинь Тянь и зашагал взад-вперед. — Когда увидишь ее, ты поймешь, что значит фраза «несравненное изящество»…
Цинь Тянь умолк и погрузился в раздумья. Он вспоминал губы И Янь — возможно, ту часть ее, которая нравилась ему больше всего. Ее губы были такими маленькими, такими мягкими, а нижняя светилась естественным, здоровым розовым блеском, отчего ему хотелось легонько ее прикусить. Шея И Янь тоже его возбуждала. Иногда она казалась такой тонкой, что на ней проступали жилы, но ее очертания были прямыми и красивыми. У нее была светлая гладкая кожа, вплоть до воротника блузки, так что взгляд Цинь Тяня задерживался на второй ее пуговице. Когда он впервые попытался поцеловать И Янь, она застенчиво отвернулась. Он не оставлял попыток, и в конце концов она сдалась и, закрыв глаза, ответила на поцелуй. Ее губы показались Цинь Тяню удивительно теплыми; он снова и снова проводил ладонями по изгибам ее талии и спины. С того самого дня он жил в мире грез. Ее он видел во сне, а в трудную минуту она была для него путеводной звездой.
Соседа Цинь Тяня звали Чжан Сянь, и он, похоже, был рад возможности поболтать с Лао Дао.
Чжан Сянь расспросил Лао Дао о жизни на Третьем уровне и упомянул, что сам хотел бы ненадолго там поселиться. Ему говорили, что если он хочет делать карьеру в правительстве, то ему было бы полезно поработать менеджером на Третьем уровне. Несколько важных чиновников, которые сейчас занимали высокие посты на Первом уровне, начинали администраторами на Третьем, а если бы они остались на Втором, то ничего бы не добились. Чжан Сянь мечтал устроиться в одно из государственных учреждений, и был уверен, что знает правильный путь. Но сначала он хотел пару лет поработать в банке, чтобы быстро заработать деньжат. Поскольку Лао Дао никак не выразил своего отношения относительно его планов, Чжан Сян решил, что его собеседник принял его за карьериста.
– Наше правительство закостенело и действует слишком неэффективно, — продолжил он. — Оно медленно реагирует на новые проблемы, и на системные преобразования я особо не надеюсь. Но вот если мне выпадет такая возможность, я мигом проведу реформы и уволю всех некомпетентных чиновников. — Поскольку Лао Дао все равно никак не отреагировал, Чжан Сянь добавил: — А еще я создам пул кандидатов, которые могут рассчитывать на получение должностей в государственных учреждениях и на повышение по службе. В нем будут и люди с Третьего уровня.
Лао Дао ничего не сказал, и даже не потому, что он не одобрял подобные идеи, — просто ему было сложно поверить Чжан Сяню.
Разговаривая с Лао Дао, Чжан Сянь надел рубашку в голубую полоску и повязал ярко-синий галстук. Встав перед зеркалом, он причесался, а затем закрыл глаза и, насвистывая, опрыскал себя спреем для волос.
Взяв чемоданчик, Чжан Сянь отправился в банк, где проходил стажировку. Цинь Тянь сказал, что ему тоже нужно уйти, — у него начинались занятия в университете, которые продлятся до четырех часов. Перед уходом он перевел по Сети пятьдесят тысяч юаней на счет Лао Дао и объяснил, что остальное заплатит после того, как тот выполнит поручение.
– Долго копил? — спросил Лао Дао. — Ты студент, денег у тебя, наверно, немного. Если нужно, я соглашусь и на меньшую сумму.
– Не волнуйся, я сейчас на испытательном сроке в одной фирме, которая занимается консультированием в области финансов. Там мне платят около сотни тысяч, так что я отдам тебе всего лишь зарплату за два месяца. Это мне по карману.
Лао Дао промолчал. Сам он получал стандартную зарплату — десять тысяч в месяц.
– Пожалуйста, принеси мне ответ, — сказал Цинь Тянь.
– Сделаю все, что в моих силах.
– Если проголодаешься, бери все, что найдешь в холодильнике. Только не выходи на улицу, пока не начнется Перемена.
Лао Дао выглянул из окна. Он никак не мог привыкнуть к солнцу — ярко-белому, а не желтому, которое он видел всю жизнь. В солнечном свете улица казалась вдвое шире, чем на Третьем уровне, и Лао Дао не был уверен, что это просто оптический обман. Здания здесь были куда ниже, чем на Третьем уровне. По улицам куда-то спешили люди; время от времени кто-то переходил на бег и пытался расталкивать прохожих; при этом они тоже начинали бежать. Через перекресток, похоже, перебегали все. Мужчины в основном были в деловых костюмах, а женщины — в блузках, коротких юбках и шарфах; в руках женщины держали компактные сумочки, отчего выглядели профессионально и деловито. Автомобили стояли в пробках; водители, ожидавшие зеленого сигнала светофора, высовывались из окон и с тревогой смотрели вперед. Лао Дао никогда не видел столько машин; он привык, что мимо него пролетают магнитопланы, битком набитые пассажирами.
Около полудня он услышал шум в коридоре, за дверью квартиры. Выглянув в глазок, он увидел, что пол в коридоре превратился в движущуюся конвейерную ленту, и лежавшие у дверей квартир мешки с мусором сползают на него, чтобы отправиться в мусоропровод. Воздух наполнился туманом, который превращался в мыльные пузыри. Затем система вымыла пол водой, после чего обработала его горячим паром.
Вдруг за спиной у Лао Дао раздался шум. Лао Дао испуганно обернулся и увидел молодого человека, еще одного соседа Цинь Тяня, который выходил из своей спальни. Юноша с бесстрастным выражением лица проигнорировал Лао Дао, подошел к стоявшей рядом с балконом машине и нажал несколько кнопок. Послышался треск, жужжание и лязг шестеренок. В конце концов машина затихла, и до Лао Дао донесся восхитительно вкусный запах. Юноша достал из машины тарелку с горячей едой и вернулся в свою комнату. Через приоткрытую дверь спальни Лао Дао видел, как тот сидит на полу на куче из одеял и грязных носков, ест и смеется, время от времени поправляя на носу очки. Расправившись с едой, он поставил тарелку на пол, встал и начал драться и бороться с невидимым противником. Ему было тяжело, он напрягался и тяжело дышал.
Последнее, что Лао Дао запомнил про Второй уровень, было то, как изысканно люди вели себя перед Переменой. Он выглянул из окна: все показалось ему таким упорядоченным, что ему даже стало завидно. В четверть десятого магазины начали один за другим гасить свои огни; друзья, раскрасневшиеся от выпивки, прощались друг с другом перед ресторанами, юные парочки целовались, стоя рядом с такси. Затем все разошлись по домам, и мир уснул.
На часах было десять вечера. Лао Дао вернулся в свой мир и пошел на работу.
3
Первый и Третий уровни не были соединены мусоропроводами напрямую. По пути на Третий уровень мусор с Первого проходил через несколько металлических ворот, которые сразу же закрывались. Лао Дао не хотелось идти через переворачивающуюся землю, но у него не было выбора.
Под ударами ветра он пополз по все еще вращающейся земле в сторону Первого, хватаясь за торчавшие из почвы металлические элементы конструкции, пытаясь сохранять равновесие. В конце концов ему удалось перелезть через край этого самого далекого мира. От долгого подъема у него закружилась голова; он лег на землю и замер, борясь с тошнотой.
Когда он поднялся, солнце уже встало.
Лао Дао никогда еще не видел подобной картины. Небо было глубоким, лазоревого цвета с оранжевой каймой на горизонте; его украшали тонкие косые перья облаков. Карнизы стоявших рядом зданий закрывали собой солнце и казались особенно темными на слепяще ярком фоне. Когда солнце встало, синева немного потускнела, но теперь небо казалось еще более умиротворенным и чистым. Лао Дао встал и побежал к солнцу; ему хотелось схватить один из угасающих золотистых лучей. Силуэты раскачивающихся ветвей делили небо на части. Сердце Лао Дао бешено забилось. Он и не предполагал, что рассвет может так его тронуть.
Чуть позже он сбросил скорость и успокоился. Он стоял на середине дороги, по обеим сторонам которой, среди широких лужаек, росли высокие деревья гинкго. Лао Дао пришел в замешательство, не увидев ни одного здания; он не знал, действительно ли он добрался до Первого уровня.
Сделав несколько шагов назад, он повернулся в ту сторону, откуда пришел. На улице стоял дорожный указатель. Лао Дао достал телефон — хотя скачивать карты Первого уровня было запрещено, он загрузил перед тем, как отправиться в путь. Лао Дао определил, что находится рядом с большим общественным парком, а разлом, из которого он вылез, находился у озера в том же парке.
Пробежав около километра по пустынным улицам, Лао Дао добрался до нужного жилого района и нашел красивый дом, про который ему рассказывал Цинь Тянь. Затем Лао спрятался за кустами и стал издали следить за домом.
В восемь тридцать из дома вышла И Янь.
Она действительно оказалась высокой, стройной и изящной, хотя, возможно, и не столь красивой. Но Лао Дао не удивился: ни одна женщина не могла быть такой прекрасной, какой ее описывал Цинь Тянь. Кроме того, он понял, почему Цинь Тянь так много говорил о ее губах: ее глаза и нос были довольно обычными. На ней было молочно-белое платье с длинным шлейфом, перетянутое украшенным жемчужинами поясом, а на ногах — черные туфли на высоком каблуке.
Чтобы не напугать И Янь, Лао Дао подошел к ней так, чтобы она его видела, и, остановившись в нескольких шагах от нее, низко ей поклонился.
Она замерла и удивленно посмотрела на него.
Лао Дао подошел ближе и объяснил, какое дело ему поручено, а затем достал конверт, в котором лежал медальон и письмо Цинь Тяня.
И Янь встревожилась.
– Пожалуйста, уходи, — прошептала она. — Сейчас я не могу говорить.
– Э-э… На самом деле мне и не нужно с тобой разговаривать, — ответил Лао Дао. — Я хочу просто отдать тебе это письмо.
И Янь плотно сцепила руки, отказываясь взять конверт.
– Я не могу сейчас это сделать. Пожалуйста, уходи. Я умоляю тебя! — Она достала из сумочки визитку и протянула ему. — Приходи в полдень по этому адресу. Я буду там.
Лао Дао посмотрел на визитку. В ее верхней части было выведено название банка.
– В полдень, — повторила И Янь. — Жди меня в подземном супермаркете.
Лао Дао видел, как она встревожена; кивнув, он снова скрылся за кустами. Вскоре из дома вышел высокий и широкоплечий мужчина в хорошо сшитом темно-сером костюме — ровесник Лао Дао, а, может, на пару лет моложе его. Широкое, ничем не примечательное лицо, очки, расчесанные на пробор волосы.
Мужчина обнял И Янь и поцеловал в губы. И Янь ответила на поцелуй — но, похоже, неохотно.
Лао Дао начал кое-что понимать.
Перед домом остановилась черная одноместная тележка. У нее было два колеса и балдахин; она напоминала древнюю карету или повозку рикши, которые можно увидеть по телевизору, но ее не тянула ни лошадь, ни человек. Тележка наклонилась вперед, а И Янь села в нее и аккуратно расправила платье на коленях. Тележка выпрямилась и медленно поехала вперед, словно ее тащила невидимая лошадь. Когда она скрылась из виду, к дому подъехала машина без шофера, и мужчина сел в нее.
Лао Дао принялся задумчиво расхаживать взад-вперед. В горле у него стоял комок, но он не мог понять почему. Повернувшись к солнцу, он закрыл глаза и сделал вдох. Чистый, свежий воздух наполнил легкие Лао Дао, и это немного его успокоило.
Дом, адрес которого был написан на визитке, находился чуть более чем в трех километрах к востоку. Пешеходов на улицах почти не было, и лишь изредка по восьмиполосной проезжей части проносились машины, похожие на размытые цветные пятна. Время от времени мимо Лао Дао проезжали двухколесные коляски. Их пассажирки — хорошо одетые женщины принимали изящные позы, словно участвовали в показе мод. На Лао Дао никто внимания не обращал. Легкий ветерок раскачивал ветви деревьев; сам воздух, казалось, был насыщен ароматом духов.
Офис, в котором работала И Янь, находился в торговом квартале Сидань. Тут не было ни одного небоскреба, только несколько невысоких зданий, разбросанных по большому парку. Они казались изолированными друг от друга, но на самом деле были частями одного комплекса, соединенного подземными переходами.
В супермаркет Лао Дао прибыл до назначенного времени. Как только он зашел внутрь, к нему подъехала небольшая тележка для покупок и начала повсюду следовать за ним. Каждый раз когда Лао Дао останавливался у одной из полок, на экране тележки появлялись названия товаров, их описания, отзывы покупателей и сравнение данных товаров с товарами других брендов. Лао Дао показалось, что все надписи на этикетках сделаны на иностранных языках. Упакованы товары были очень изысканно, а пирожные и фрукты были заманчиво выложены на блюдах, чтобы привлечь покупателей.
Лао Дао не увидел ни одного охранника или продавца, но не посмел ни к чему прикоснуться и держался от товаров подальше, словно они — опасные экзотические животные.
Ближе к полудню в магазине появились покупатели — мужчины в костюмах. Они поспешно хватали сэндвичи, махали ими перед сканером с выходом и убегали прочь. Как и на улице, никто не обращал внимания на Лао Дао, спрятавшегося в темном углу у двери.
Затем появилась И Янь, и Лао Дао подошел к ней. Посмотрев по сторонам, И Янь повела Лао Дао в ресторанчик, который располагался по соседству с магазином. Там их приветствовали два маленьких робота в клетчатых юбках; взяв у И Янь сумочку, они проводили ее и Лао Дао в кабинку и протянули им меню. И Янь нажала на несколько пунктов меню и вернула его роботу. Робот плавно заскользил прочь.
И Янь и Лао Дао молча сидели друг напротив друга. Лао Дао вытащил конверт и положил его на стол.
И Янь все равно не взяла его.
– Позволь мне все объяснить.
Лао Дао подвинул к ней конверт.
– Сначала возьми его, пожалуйста.
И Янь оттолкнула конверт от себя.
– Может, сначала выслушаешь меня?
– Не нужно ничего объяснять, — ответил Лао Дао. — Не я написал это письмо. Я просто посланец.
– Но тебе нужно вернуться к нему с ответом, — сказала И Янь и опустила взгляд.
Маленький робот вернулся с двумя тарелками. На каждой тарелке лежали, словно красные лепестки, два кусочка чего-то, похожего на сашими. И Янь не взяла свои палочки, и Лао Дао тоже.
– Я не изменяла ему, — сказала И Янь. — Когда мы познакомились с ним в прошлом году, я уже была обручена. Я не лгала ему и не скрывала правду намеренно… Ну ладно, может, это все-таки был обман, но только потому, что он все себе нафантазировал. Однажды за мной заехал У Вэнь, и Цинь Тянь спросил, не мой ли это отец. Я… Я не могла ответить, понимаешь? Это было слишком стыдно. Я…
И Янь умолкла, не в силах вымолвить ни слова.
Немного подождав, Лао Дао ответил:
– То, что произошло между вами, меня не интересует. Мне нужно только одно — чтобы ты взяла письмо.
И Янь подняла голову и посмотрела на него.
– Может, ты не станешь рассказывать ему обо всем, что здесь произошло?
– Почему?
– Не хочу, чтобы он считал, что я просто играла с его чувствами. Он мне нравится, честно. Я не могу разобраться в своих чувствах.
– Все это меня не касается.
– Ну пожалуйста! Я умоляю тебя!.. Он очень, очень мне нравится.
Лао Дао на минуту умолк.
– Но в конце концов ты вышла замуж, да?
– У Вэнь очень добр ко мне. Мы вместе уже несколько лет. Он знал моих родителей, и кроме того… я на три года старше Цинь Тяня, и я боялась, что это ему не понравится. Цинь Тянь решил, что я такой же стажер, как и он, и да, я виновата в том, что не сказала ему правду. Не знаю, почему я соврала, но чем дальше, тем сложнее мне было признаться. Я и не подозревала, что он настроен серьезно.
И Янь рассказала Лао Дао свою историю. На самом деле ее муж так много получал, что она могла вообще ничего не делать, но ей не нравилось целыми днями сидеть дома. Она работала только полдня, а остальное время могла заниматься, чем захочет, — она любила узнавать что-то новое и знакомиться с людьми. Особенно ей понравилось на стажировке в ООН, которая продлилась несколько месяцев. Многие жены так же, как и она, работали только половину дня: более того, когда в полдень она уходила из офиса, ее сменяла еще одна богатая жена. И Янь призналась в том, что утаила правду от Цинь Тяня, но считала, что ее совесть была чиста.
– И поэтому… — она положила на тарелку Лао Дао новое горячее блюдо, — пожалуйста, ничего не говори ему, хотя бы какое-то время. Пожалуйста… дай мне шанс самой все ему объяснить.
Лао Дао не притронулся к своим палочкам. Он умирал от голода, но ему казалось, что есть эту пищу нельзя.
– Поступив так, я тоже обману его, — ответил Лао Дао.
И Янь достала из сумочки бумажник, вынула из него пять десятитысячных банкнот и подтолкнула их по столу к Лао Дао.
– Пожалуйста, возьми это в знак моей благодарности.
Лао Дао был потрясен. Он никогда не видел таких крупных купюр и не оперировал такими суммами. Он пришел в такую ярость, что едва не вскочил с места. Раз И Янь достала деньги, значит, она предполагала, что он попытается ее шантажировать. Вот какими они считают нас, жителей Третьего уровня.
Да, Лао Дао не считал себя другом Цинь Тяня, но ему все равно показалось, что это предательство. Лао Дао хотел швырнуть банкноты на пол и уйти, но не мог. Пять тонких купюр лежали на столе, словно сломанный веер, и он чувствовал, какой властью они обладают над ним. Они были голубого цвета — совсем не такие, как коричневые банкноты в тысячу юаней и красные сотенные. Эти купюры казались более глубокими, почему-то более далекими, обольстительными. Он пытался отвести от них взгляд и уйти, но все его усилия были тщетными.
И Янь тем временем продолжала рыться в сумочке, вынимала из нее все подряд, пока наконец не нашла во внутреннем кармане еще пятьдесят тысяч юаней. Их она положила вместе с остальными.
– Это все, что у меня есть. Пожалуйста, возьми деньги и помоги мне. — Она помолчала. — Я не хочу, чтобы он все узнал, потому что я сама не знаю, как поступить. Возможно, когда-нибудь я наберусь смелости и уйду к нему.
Лао Дао посмотрел на десять купюр, разложенных на столе, а затем бросил взгляд на И Янь. Он чувствовал: она сама не верит своим словам. Она говорила, запинаясь, выдавая себя. Она просто откладывала все на потом, чтобы ей не пришлось устыдиться сейчас. Вряд ли И Янь собиралась когда-нибудь уйти к Цинь Тяню, но ей хотелось сохранить иллюзию того, что это возможно, и тем самым сохранить свою самооценку.
Лао Дао видел, что она лжет самой себе, но он и сам хотел обмануть себя. «Цинь Тяню я ничего не должен, — подумал он. — Он просто попросил меня передать ей сообщение, и я это сделал. Деньги на столе символизируют новое задание — сохранить тайну… Возможно, когда-нибудь она действительно уйдет к Цинь Тяню, и тогда окажется, что я сделал доброе дело, промолчав. Кроме того, мне нужно заботиться о Тантан. Почему я беспокоюсь не о ее благополучии, а о судьбе незнакомых мне людей».
Лао Дао немного успокоился и вдруг почувствовал, что его пальцы уже касаются денег.
– Это… слишком много. — Ему захотелось ощутить себя порядочным человеком. — Я не могу взять такую сумму.
– Забудь. — И Янь втиснула купюры в его ладонь. — Не беспокойся, за неделю я еще столько же заработаю.
– Что… Что я должен ему передать?
– Скажи ему, что сейчас я не могу быть с ним, но что он мне очень нравится. Я напишу записку, передай ее ему.
И Янь достала из сумочки блокнот с павлином на обложке; края страниц были позолоченными. Она вырвала из блокнота страницу и принялась писать. Ее иероглифы походили на ряд покосившихся тыкв-горлянок.
Выходя из ресторана, Лао Дао обернулся: И Янь, элегантная и утонченная, по-прежнему сидела в кабинке и смотрела на картину, висевшую на стене, словно решила остаться там навсегда. Лао Дао сжал лежавшие в кармане купюры. Он презирал себя, но от денег отказываться не собирался.
4
Чувствуя себя обессиленным, Лао Дао покинул Сидань и отправился обратно тем же путем, каким пришел. По одну сторону от пешеходной дорожки росли ивы, а по другую — китайские зонтичные деревья. На дворе стояла поздняя весна, и все утопало в зелени. Солнечные лучи грели застывшее лицо Лао Дао и веселили его пустую душу.
Он вернулся в парк, в котором был утром. Сейчас там было много людей, и два ряда гинкго выглядели величественно. Время от времени в парк заезжали черные автомобили; большинство посетителей парка носили либо сшитые по мерке европейские костюмы из хорошей ткани, либо стильную китайскую одежду темных тонов, но и те и другие держались весьма надменно. Среди них Лао Дао заметил и иностранцев. Люди приветствовали друг друга издали, со смехом обменивались рукопожатиями, беседовали друг с другом, собравшись в небольшие группы.
Лао Дао помедлил в нерешительности, не зная, куда идти. На улице было не так уж много людей, и если он будет просто стоять, то наверняка привлечет к себе внимание. С другой стороны, в любом общественном месте Лао Дао будет выглядеть чужаком. Он умирал от усталости, и больше всего на свете ему хотелось вернуться в парк, подобраться поближе к разлому и поспать в каком-нибудь укромном месте.
Он заметил, что машины въезжают в парк, не останавливаясь, и поэтому сам попытался туда войти. Только подойдя поближе, он заметил, что территорию патрулируют два робота. Автомобили и другие пешеходы проходили мимо них без проблем, но когда к воротам приблизился Лао Дао, они запищали и, развернувшись, поехали в его сторону. В этот тихий день издаваемые ими звуки казались особенно громкими. Все, кто находился рядом с Лао Дао, посмотрели на него.
Лао Дао запаниковал, не понимая, что происходит. Ему вдруг показалось, что внимание роботов привлекла его поношенная одежда. Он шепнул роботам, что оставил костюм в парке, но они продолжали издавать тревожные звуки и мигать красными лампочками. Люди, гулявшие по дорожкам парка, останавливались и смотрели на него, словно на вора или сумасшедшего, а вскоре из ближайшего здания выбежали трое мужчин и направились к нему. Лао Дао показалось, что его сердце уже готово выскочить у него из груди. Он хотел скрыться, но было уже поздно.
– В чем дело? — громко спросил мужчина лет тридцати, подбежавший первым.
Лао Дао не придумал, что ответить, и невольно вытер руки о штаны.
Мужчина подошел к Лао Дао, просканировал его серебристым диском размером с пуговицу и посмотрел на Лао Дао с подозрением, словно на консервную банку, которую нужно вскрыть.
– Данных о нем нет, — сказал мужчина и сделал знак более пожилому человеку, стоявшему у него за спиной. — Бери его.
Лао Дао бросился бежать.
Два робота бесшумно подкатили к нему, схватили его за ноги и легко защелкнули руки-наручники на его лодыжках. Лао Дао оступился и едва не упал, но роботы удержали его. Он беспомощно замахал руками.
– Почему ты пытаешься удрать? — сурово спросил мужчина помоложе, выступив вперед.
– Я…
Лао Дао показалось, что его голова превратилась в гудящий улей. Он не мог думать.
Два робота подняли Лао Дао и поставили его ноги на платформы, прикрепленные рядом с их колесами, а затем параллельными курсами поехали к ближайшему зданию. Они двигались так уверенно, плавно и синхронно, что издали казалось, будто Лао Дао едет на роликах, словно Нэчжа на своих Колесах огня и ветра.
Лао Дао чувствовал себя абсолютно беспомощным и злился на себя за то, что действовал так неосторожно. Как он мог подумать, что в столь оживленном месте не будет никаких мер безопасности? Он ругал себя за то, что не сумел стряхнуть с себя сонливость и совершил такую дурацкую ошибку. «Теперь все кончено, — подумал он. — Я не только лишусь денег, но и сяду в тюрьму».
Роботы подъехали по узкой дорожке к черному входу в здание. Трое мужчин последовали за ними. Молодой, похоже, спорил с пожилым о том, как поступить с Лао Дао, но они говорили так тихо, что Лао Дао их плохо слышал. Пожилой мужчина расстегнул кандалы на ногах Лао Дао и, схватив его за руку, повел наверх.
Лао Дао вздохнул и смирился со своей судьбой.
Мужчина привел его в комнату, похожую на гостиничный номер — очень просторную, даже больше, чем гостиная в квартире Цинь Тяня, и примерно вдвое больше той, которую снимал Лао Дао. Комната была окрашена в темные золотисто-коричневые цвета. Посреди нее стояла большая двуспальная кровать; по стене у ее изголовья тянулся разноцветный абстрактный узор. Перед балконной дверью, закрытой прозрачными белыми занавесками, стоял круглый столик и два мягких кресла. Лао Дао встревожился, не понимая, кто этот пожилой мужчина и что ему нужно.
– Садись, садись! — Мужчина хлопнул его по плечу и улыбнулся. — Все нормально.
Лао Дао с подозрением посмотрел на него.
– Ты же с Третьего уровня, да? — мужчина подтащил Лао Дао к креслам и жестом приказал ему садиться.
Соврать Лао Дао не мог.
– Как вы это узнали?
– По твоим брюкам. — Мужчина указал на пояс Лао Дао. — Ты даже бирку не отрезал. Этот бренд продают только на Третьем уровне. Когда я был маленький, моя мать купила отцу точно такие же.
– Господин, вы…
– Не называй меня «господином», вряд ли я намного старше тебя. Тебе сколько лет? Мне пятьдесят два.
– Сорок восемь.
– Видишь, я старше всего на четыре года. — Мужчина помолчал, а затем добавил: — Меня зовут Гэ Дапин. Можешь называть меня просто «старина Гэ».
Лао Дао немного расслабился. Старина Гэ снял пиджак и помахал руками, разминая застывшие мышцы. Затем он налил в стакан горячей воды из крана и протянул его Лао Дао. У Старины Гэ было вытянутое лицо, а уголки его глаз, кончики бровей и щеки свисали вниз. Даже его очки сидели на самом кончике носа и, казалось, готовы в любой момент упасть. Курчавые волосы Старины Гэ были похожи на лохматую шапку, а когда он говорил, у него комично подпрыгивали брови. Он заварил чай и предложил его Лао Дао, но тот покачал головой.
– Я родом с Третьего уровня, — сказал Старина Гэ. — Мы практически земляки, так что со мной можешь не так осторожничать. Я все еще обладаю кое-какой властью, и не выдам тебя.
Лао Дао выдохнул и мысленно поздравил себя с такой удачей. Он рассказал Старине Гэ о том, как попал на Второй уровень, а затем добрался до Первого, но умолчал о том, что поведала ему И Янь. Он просто сообщил, что успешно доставил письмо и ждал Перемены, чтобы отправиться домой.
Старина Гэ тоже поведал Лао Дао свою историю. Он вырос на Третьем уровне, в семье курьеров. В пятнадцать лет он поступил в военное училище, а затем пошел в армию. Он служил техником на радиолокационной станции и благодаря своему трудолюбию, навыкам стал командиром разведывательной бригады. Поскольку влиятельных родственников у него не было, продвинуться дальше он не мог.
Затем он ушел в отставку и устроился в агентство, которое занималось логистикой государственных компаний, организовывало встречи и общественные мероприятия. Фактически это был неквалифицированный труд, занятие для рабочего, но поскольку он координировал работу правительственных чиновников, ему разрешили остаться на Первом уровне. Здесь было много таких же, как он — поваров, врачей, секретарей, домоправительниц, — опытных работников, создающих для важных персон тот уровень жизни, к которому они привыкли.
Возможно, Старина Гэ поскромничал, назвав себя «простым рабочим», ведь он был директором агентства, но Лао Дао понимал — тот, кто может жить и работать на Первом уровне, должен обладать экстраординарными навыками. Даже шеф-повар здесь, скорее всего, настоящий художник, мастер своего дела. Должно быть, Старина Гэ очень талантлив, если смог пробиться сюда после службы в армии.
– Можешь немного вздремнуть, — сказал Старина Гэ. — А вечером сходим куда-нибудь поужинать.
Лао Дао все еще не мог поверить в свою удачу, и ему было слегка не по себе. Однако белые простыни и мягкие подушки показались ему невероятно соблазнительными, и он почти мгновенно заснул.
Когда он проснулся, за окном уже стемнело. Старина Гэ стоял перед зеркалом и причесывался. Он показал Лао Дао костюм, лежавший на диване, приказал ему переодеться, а затем прикрепил на лацкан его пиджака крошечный значок, тускло поблескивающий красным светом, — символ новой личности Лао Дао.
Большое фойе внизу было наполнено народом. Здесь, видимо, только что закончилась какая-то презентация, и теперь собравшиеся разбились на группы и беседовали. К фойе примыкал банкетный зал; его тяжелые двери были обиты темно-красной кожей. В фойе стояли раскладные столики, и каждый был накрыт белой скатертью, обвязанной внизу золотой лентой. На столиках стояли вазы с лилиями и лежали закуски — печенье и сухофрукты, а у одной из стен за длинным столом официанты наливали гостям вино и кофе. Посетители бродили по фойе и общались друг с другом, а между ними сновали маленькие роботы с подносами в руках, собиравшие пустые бокалы.
Заставив себя успокоиться, Лао Дао последовал за Стариной Гэ в банкетный зал и увидел там транспарант с надписью «Складывающемуся городу — пятьдесят».
– Что… это? — спросил Лао Дао.
– Праздник! — ответил Старина Гэ, расхаживая по залу и внимательно рассматривая убранство. — Сяо Чжао, подойди сюда на минутку. Еще раз проверь, как расставлены таблички на столах. Роботам я в таких вещах не доверяю: они действуют слишком прямолинейно.
Лао Дао увидел большие круглые столы, а на них — вазы с цветами.
Сцена показалась ему совершенно фантастической. Он забился в угол и стал смотреть на огромную люстру, нависшую над ним, словно какая-то сверкающая новая реальность, для которой он был всего лишь крошечной пылинкой.
У одной из стен на возвышении стояла кафедра, а за ней проецировались постоянно меняющиеся изображения Пекина — вероятно, сделанные с самолета. На них был весь город: мягкий свет утренней и вечерней зари, темно-лиловое и синее небо, бегущие по нему облака, луна, поднимающаяся откуда-то из угла, солнце, садящееся за крышу. На этих снимках фотографы запечатлели величественную симметрию древнего Пекина, дворы и большие парки, которые протянулись до Шестой кольцевой, театры в китайском стиле, музеи в японском, концертные залы в стиле «минимализм». И еще тут были снимки города во время Перемены: переворачивающаяся земля, выходящие наружу небоскребы с резкими прямыми контурами; горожане, энергично спешащие на работу; неоновые огни, расцвечивающие ночь и затмевающие собой звезды; высокие многоэтажные жилые дома, кинотеатры, ночные клубы, наполненные красивыми людьми.
Но там не было ни одного снимка, сделанного на заводе, где работал Лао Дао.
Он напряженно вглядывался в экран, искал фотографии строящегося города, надеялся хотя бы одним глазком увидеть эпоху, в которой жил его отец. В детстве отец часто показывал ему здания из окна и рассказывал истории, каждая из которых начиналась словами: «В то время мы…» На стене их крошечной квартиры висела старая фотография, на которой его отец укладывал кирпичи, — эту задачу отец выполнил тысячи, а может, и сотни тысяч раз. Эта фотография так часто маячила перед глазами Лао Дао, что уже вызывала у него омерзение, однако в тот миг он надеялся хотя бы на пару секунд увидеть снимок, на котором запечатлены каменщики.
Он погрузился в размышления. Он еще никогда не наблюдал за Переменой издали. Рядом сели другие люди, но он этого не заметил. Какой-то человек вышел на трибуну и заговорил, но в течение нескольких минут Лао Дао не слышал ни одного слова.
– …выгодно для развития сферы услуг. Сервисная экономика зависит от численности и плотности населения. В данный момент индустрия услуг нашего города составляет более восьмидесяти пяти процентов нашего ВВП, то есть по данному параметру наш город не уступает крупнейшим мегаполисам мира. Другие важные сектора — это «зеленая» экономика и экономика повторного использования.
Лао Дао навострил уши. Он часто слышал фразы «зеленая экономика» и «экономика повторного использования» на мусороперерабатывающем заводе, и они были даже написаны на стенах завода огромными, выше человеческого роста, иероглифами. Лао Дао внимательно посмотрел на докладчика: это был пожилой, седой человек, однако он выглядел крепким и энергичным.
– …весь мусор теперь сортируется и перерабатывается, и мы досрочно добились наших целей по сохранению энергии и уменьшению вредных выбросов. Мы создали системную, крупномасштабную экономику повторного использования, в которой все редкоземельные элементы и драгоценные металлы перерабатываются для повторного использования, и даже уровень переработки пластмасс превышает восемьдесят процентов. Утилизационные станции напрямую соединены с перерабатывающими установками…
Один дальний родственник Лао Дао работал на перерабатывающей установке, расположенной в технологическом центре вдали от города. Этот центр был огромным комплексом со множеством предприятий, и, по слухам, все заводы там были похожи друг на друга; машины там работали практически сами по себе. По ночам, когда рабочие собирались вместе, им казалось, что они — последние выжившие, оказавшиеся в какой-то глухомани.
Лао Дао снова погрузился в размышления, и только бешеные аплодисменты в конце речи вывели его из задумчивости. Он тоже зааплодировал, хотя и не знал почему. Докладчик спустился с трибуны и занял свое место в президиуме. Все взоры были устремлены на него.
Вдруг Лао Дао увидел У Вэня, мужа И Янь.
У Вэнь сидел за столом, который находился рядом с президиумом. Когда старик, выступавший с речью, сел на свое место, У Вэнь подошел к старику, чтобы произнести тост, а затем сказал что-то ему на ухо. Старик встал и вместе с У Вэнем вышел из банкетного зала.
Лао Дао овладело любопытство; почти невольно он встал и последовал за ними. Куда подевался Старина Гэ, он не знал. В банкетном зале появились роботы, разносившие блюда.
Выйдя из зала, Лао Дао снова оказался в фойе. До него донеслись обрывки разговора между стариком и У Вэнем.
– У этого предложения много преимуществ, — сказал У Вэнь. — Да, я видел их технику… автоматическая переработка отходов… они используют химикат, который разлагает и растворяет все, а затем извлекают из него материалы в промышленных масштабах… чисто и очень экономично… пожалуйста, обдумайте этот вариант.
У Вэнь говорил тихо, но Лао Дао четко расслышал слова «переработка отходов». Он сделал пару шагов вперед.
На лице старика отразилась целая гамма чувств.
– Ты уверен, что этот химикат безвреден? — спросил он после долгой паузы. — Ты ручаешься, что его применение не связано с выбросом ядовитых отходов?
У Вэнь помедлил.
– В данный момент он действительно немного загрязняет среду… но я уверен, что они быстро сведут количество отходов к минимуму.
Лао Дао подошел еще ближе.
Старик покачал головой и посмотрел прямо в глаза У Вэню.
– Все не так просто. Если я одобрю твой проект, это приведет к масштабным последствиям. Для твоего процесса рабочие не нужны, но что ты будешь делать с миллионами уволенных людей?
Старик вернулся в банкетный зал, а У Вэнь, потрясенный, застыл на месте. Какой-то человек, который был рядом со стариком — возможно, его секретарь, подошел к У Вэню и сказал:
– Возвращайтесь, насладитесь банкетом. Вы же понимаете, как все устроено. Трудоустройство — это проблема номер один. Неужели вы думаете, что в прошлом никто не предлагал использовать похожие технологии?
Лао Дао смутно понимал, что их разговор имеет какое-то отношение к нему, но точно не знал, радоваться ему или огорчаться. На лице У Вэня отразилось смятение, раздражение, а затем покорность судьбе. Внезапно Лао Дао почувствовал к нему симпатию: у него тоже бывали минуты слабости.
Вдруг секретарь заметил Лао Дао.
– Ты новенький? — спросил он.
– А?.. Э-э… — ошарашенно протянул Лао Дао.
– Как тебя зовут? Почему мне не сообщили, что у нас новый работник?
Сердце Лао Дао бешено забилось. Он не знал, что сказать, и указал на значок на своем лацкане, словно это все объясняло. Но значок ему не помог, и от волнения у Лао Дао вспотели ладони. С каждой секундой взгляд становился все подозрительнее. Он остановил еще одного работника, и тот сказал, что не знает Лао Дао. Взгляд секретаря стал суровым; его лицо помрачнело. Вцепившись в Лао Дао одной рукой, другой он принялся нажимать кнопки на коммуникаторе.
Лао Дао показалось, что сейчас его сердце разорвется, но в этот миг он заметил Старину Гэ.
Старина Гэ подбежал к ним и ловким жестом разорвал вызов на коммуникаторе, а затем с улыбкой приветствовал секретаря и низко ему поклонился. Он объяснил, что сегодня у него не хватило персонала и ему пришлось обратиться за помощью к коллеге из другого отдела.
Секретарь, похоже, поверил Старине Гэ, и вернулся в банкетный зал. Чтобы не рисковать, Старина Гэ отвел Лао Дао обратно в свою комнату. Если кто-то действительно решит установить личность Лао Дао, тогда даже Старина Гэ не сможет его защитить.
– Похоже, побывать на банкете тебе не суждено, — со смехом сказал Старина Гэ. — Подожди здесь, чуть позже я принесу тебе поесть.
Лао Дао лег на кровать и, прежде чем заснуть, снова прокрутил в голове разговор между У Вэнем и стариком. Автоматическая переработка отходов. Как она будет выглядеть? Это хорошо или плохо?
Проснувшись, Лао Дао почувствовал восхитительные запахи. Старина Гэ расставил на круглом столике несколько блюд, а сейчас доставал из разогревающей печки в стене последнюю тарелку. Кроме того, он принес полбутылки байцзю и наполнил им два бокала.
– Там был один столик, за котором сидели только двое, и они рано ушли, так что большинство блюд остались нетронутыми. Их я принес сюда. Тут немного, но, возможно, вкус тебе понравится. Надеюсь, ты не злишься на меня за то, что я предлагаю тебе объедки.
– Я совсем не сержусь, — ответил Лао Дао. — Я рад, что вообще могу поесть. Блюда выглядят восхитительно! Они очень дорогие, да?
– Всю еду для банкета готовили на местной кухне, а не для продажи. Сколько она стоила бы в ресторане, я не знаю, — сказал Старина Гэ, уже принимаясь за блюда. — В общем, ничего особенного. Может, тысяч десять, двадцать за блюдо, а за два — тридцать-сорок тысяч, не больше.
Лао Дао понял, как сильно он проголодался. Он привык обходиться без пищи, и иногда мог протянуть так даже целый день. Правда, тогда у него начиналась неконтролируемая дрожь, но он научился с ней справляться. Но теперь голод был невыносимый. Лао Дао так хотел набить пустой желудок, что даже не успевал жевать. Байцзю оказался очень вкусным и совсем не обжигал горло.
Старина Гэ ел не торопясь и с улыбкой наблюдал за тем, как Лао Дао поглощает одно блюдо за другим.
– Ой… — теперь, когда чувство голода немного притупилось, Лао Дао вспомнил подслушанный разговор. — Кто тот человек, который выступил с речью? Он показался мне знакомым.
– Его постоянно показывают по телевизору, — ответил Старина Гэ. — Это мой начальник. Он обладает настоящей властью, руководит всеми процессами, которые идут в городе.
– Они говорили об автоматической обработке отходов. Как думаешь, они в самом деле ее внедрят?
– Сложно сказать… — Старина Гэ глотнул байцзю и рыгнул. — Полагаю, что нет. Пойми, ведь именно поэтому они с самого начала выбрали ручную переработку. В то время ситуация была почти такой же, как и в Европе в конце двадцатого века: экономика росла, но росла и безработица. Правительство печатало все больше денег, но проблему это не решало — экономика отказывалась подчиниться кривой Филлипса.
Старина Гэ увидел абсолютно потерянный взгляд Лао Дао и рассмеялся.
– Не важно. Ты все равно не поймешь.
Они с Лао Дао чокнулись, выпили и снова наполнили свои бокалы.
– Ладно, буду говорить только о безработице — ты ведь знаешь, что это такое, — продолжил Старина Гэ. — Если стоимость труда растет, а цены на технику падают, то в какой-то момент использовать машины становится дешевле, чем людей. Продуктивность повышается, ВВП идет вверх, но безработица тоже увеличивается. Что делать? Вводить законы, защищающие рабочих? Улучшать систему социальной защиты? Чем больше ты пытаешься защитить рабочих, тем выше стоимость труда, и тем меньше работодателям хочется нанимать людей. Если сейчас ты выйдешь из города и отправишься в промышленные районы, то людей ты там практически не найдешь. То же самое на фермах. На больших коммерческих фермах тоже все автоматизировано, и люди там не нужны. Подобная автоматизация абсолютно необходима для роста экономики — ведь именно так мы догнали Европу и Америку, помнишь? Масштабные проекты! Но вот проблема: что ты будешь делать с людьми, которых ты убрал с полей и заводов? В Европе власти решили принудительно уменьшать рабочий день и тем самым создавать новые возможности для трудоустройства. Но это лишает экономику жизненной силы, понимаешь? Лучший способ — это уменьшить время, которое определенная часть населения тратит на жизнь, а затем позаботиться о том, чтобы этим людям было чем заняться. Врубаешься? Да, точно: запихни их в ночь. Вот еще одно преимущество данного метода: эффекты, связанные с инфляцией, на нижнем уровне социальной пирамиды почти не ощущаются. Те, кто может получить кредит и платить проценты, тратят все деньги, которые ты печатаешь. ВВП растет, а стоимость предметов первой необходимости — нет. И большинство людей этого даже не заметят.
Хотя Лао Дао понимал лишь половину сказанного, он внимательно слушал и чувствовал, что в речи Старины Гэ скрыто что-то холодное и жестокое. Старина Гэ по-прежнему говорил весело, но Лао Дао видел: шутливый тон нужен Старине Гэ для того, чтобы его слова не ранили собеседника — или, по крайней мере, ранили не так сильно.
– Да, может показаться, что это жестоко, — признал Старина Гэ. — Но это правда. Я не защищаю местных просто потому, что живу здесь, — просто после стольких лет ты становишься слегка бесчувственным. Многое в жизни мы не можем изменить, и нам остается лишь смириться с этим и терпеть.
Лао Дао наконец начал понимать Старину Гэ, но не знал, что ответить.
Они оба уже слегка набрались и стали вспоминать прошлое — блюда, которые ели в детстве, драки на школьном дворе. Старина Гэ любил рисовую лапшу в кислом остром соусе и вонючий тофу; ни того ни другого на Первом уровне не продавали, и он сильно по ним скучал. Старина Гэ рассказал о своих родителях. Он нечасто их навещал, потому что для каждой поездки требовалось особое разрешение, которое было сложно получить. Он упомянул о том, что есть официальные способы попасть с Третьего уровня на Первый, и что отдельные избранные люди часто ими пользуются. Старина Гэ сокрушался оттого, что не может заботиться о своих родителях, и надеялся, что Лао Дао отвезет им немного вещей.
Лао Дао рассказал о своем одиноком детстве, вспомнил о том, как бродил вокруг свалки.
Они проговорили до ночи. Старине Гэ нужно было проверить, как проходит мероприятие, и он взял с собой Лао Дао. Танцы внизу уже заканчивались; из зала по двое-трое выходили усталые мужчины и женщины. Старина Гэ сказал, что больше всего энергии у предпринимателей, и что они часто танцуют до самого утра. Банкетный зал выглядел неопрятно, словно женщина, которая сняла с себя макияж после долгого, тяжелого дня. Старина Гэ понаблюдал за роботами, которые занимались уборкой, и вдруг расхохотался:
– Вот единственный момент, когда Первый уровень предстает в своем истинном обличье.
Лао Дао посмотрел на часы: три часа до Перемены. Он собрался с мыслями. Мне пора.
5
Седой докладчик вернулся после банкета в свой офис, просмотрел кое-какие документы, а затем поучаствовал в видеопереговорах с Европой. В полночь он почувствовал, что устал. Он снял очки и потер переносицу. Наконец настало время ехать домой: обычно он работал до полуночи.
Зазвонил телефон. Старик взял трубку и услышал голос секретаря.
Результаты, представленные исследовательской группой, встревожили всех: кто-то обнаружил ошибку в одном из чисел в уже напечатанном заявлении, которое предстояло огласить на конференции. Исследователи хотели знать, нужно ли распечатать заявление заново. Старик немедленно одобрил их просьбу: это был важный проект, и его нужно было сделать как следует. Он спросил, кто ошибся в расчетах, и секретарь сказал, что это директор У Вэнь.
Старик сел на диван и задремал. Около четырех часов ночи телефон зазвонил снова: печать шла немного медленнее, чем ожидалось, и должна была закончиться только через час. Старик встал и посмотрел в окно. В темном небе мерцали яркие звезды созвездия Ориона.
Созвездие Ориона отражалось от поверхности озера, словно в зеркале. Лао Дао сидел на берегу и ждал Перемены.
Глядя на ночной парк, он и думал о том, что, вероятно, видит подобную картину в последний раз, но это совсем его не тревожило. Этот парк — прекрасное, тихое место, но к нему, Лао Дао, он не имел никакого отношения. Он не испытывал зависти или ненависти к местным жителям, а просто хотел запомнить свои ощущения. Ночью здесь горели фонари, совсем не похожие на мигающие неоновые огни, благодаря которым на Третьем уровне было светло, словно днем. Городские здания, казалось, уснули, дыша спокойно и размеренно.
В пять утра секретарь снова позвонил и сказал, что заявление напечатали еще раз и переплели, но документы все еще находятся в мастерской. Поэтому подчиненные спрашивали, следует ли им задержать запланированную Перемену.
Старик сразу принял решение. Разумеется, Перемену нужно отложить.
В пять сорок распечатанное заявление доставили на место проведения конференции, но его еще нужно было разложить по трем тысячам папок.
Лао Дао увидел тусклый свет зари. В это время года в шесть часов утра солнце еще не поднималось над горизонтом, но можно было увидеть, как вдали светлеет небо.
Лао Дао приготовился и посмотрел на экран телефона: до шести оставалась пара минут. Но, к его удивлению, он не заметил никаких признаков Перемены. Возможно, на Первом уровне даже она проходит более гладко.
В десять минут седьмого последний экземпляр заявления был уложен в папку.
Старик облегченно выдохнул и отдал приказ о начале Перемены.
Лао Дао заметил, что земля наконец-то пришла в движение. Он встал, размял затекшие конечности, а затем осторожно подошел к краю увеличивающейся трещины. Когда земля по обеим сторонам разлома поднялась, Лао Дао перелез через край, нащупал ногами опору и полез вниз. Земля начала поворачиваться.
В двадцать минут седьмого старику снова позвонил секретарь, чтобы сообщить о чрезвычайной ситуации. Оказалось, что директор У Вэнь забыл флешку с важными документами в банкетном зале. Он боялся, что роботы-уборщики ее выбросят, и хотел немедленно отправиться за ней.
Старик разозлился, но все же приказал остановить Перемену и изменить ее курс на противоположный.
Лао Дао медленно спускался по разрезу, как вдруг все резко остановилось. Через секунду земля снова задвигалась, но на этот раз в противоположном направлении. Края трещины смыкались. Лао Дао в ужасе полез наверх — так быстро, как только мог: ему приходилось соблюдать осторожность, чтобы рука или нога не сорвалась с уступа.
Трещина закрывалась быстрее, чем он предполагал, и когда он добрался до верха, ее края сомкнулись на лодыжке Лао Дао. Почва была достаточно мягкой и поэтому не раздавила его ногу и не сломала кости, но она держала его крепко, и высвободиться он не мог, как ни пытался. Он вспотел от ужаса и боли. Неужели меня обнаружили?
Лао Дао растянулся на земле. Ему показалось, что он слышит шаги, и он представил себе, что скоро прибудет полиция и арестует его. Возможно, сначала они отрежут ему ногу, и лишь затем бросят в тюрьму. Он не знал, удалось ли кому-нибудь его разоблачить.
Лежа на траве, он почувствовал холодок утренней росы: влажный воздух проникал под воротник и в рукава, не давая Лао Дао заснуть. Ежась от холода, Лао Дао беззвучно считал секунды, тщетно надеясь, что это была просто техническая неисправность. Он попытался придумать, что он будет говорить, если его поймают. Возможно, стоит упомянуть о том, что он двадцать восемь лет честно отработал на заводе, — тогда, возможно, люди почувствуют к нему симпатию. Лао Дао не знал, будут ли его судить. Судьба грозно нависла над ним.
А теперь судьба сдавила ему грудь. Из всего, что он испытал за последние двое суток, наибольшее впечатление на него произвел разговор со Стариной Гэ за ужином. Лао Дао почувствовал, что приблизился к пониманию какого-то аспекта истины, и возможно, именно поэтому смог мельком разглядеть очертания судьбы. Но они были слишком далекими, слишком холодными, слишком недостижимыми. Лао Дао не знал, зачем ему истина. Какой смысл в том, чтобы четко видеть все, но не иметь возможности что-то изменить? А ведь он видел далеко не все.
Судьба была похожа на облако, которое на миг приобретало какую-то знакомую форму, но исчезало, когда он пытался ее рассмотреть. Лао Дао — всего лишь обычный человек, один из 51 280 000 таких же, как он. И если для них подобная точность была излишней, если они говорили только о пятидесяти миллионах, то он превращался в ошибку при округлении, как будто его и не существовало. Он даже менее важен, чем пыль. Лао Дао вцепился в траву.
В шесть тридцать У Вэнь нашел свою флешку. В шесть сорок У Вэнь вернулся домой.
В шесть сорок пять обессилевший седой мужчина лег на маленькую кровать, стоявшую в его кабинете. Приказ был отдан, и колеса мира медленно закрутились. Над кофейным столиком и рабочим столом появились прозрачные крышки. Кровать выпустила облако усыпляющего газа, вытянула со всех сторон прутья ограждения, а затем поднялась в воздух. Когда земля и все на ней повернулось, кровать оставалась на своем месте, словно парящая в воздухе колыбель.
Перемена началась еще раз.
Проведя полчаса в отчаянии, Лао Дао снова обрел надежду. Земля двигалась. Как только трещина открылась, он вытащил из нее ногу, а затем, когда разлом стал достаточно широким, опять полез вниз. Теперь он двигался еще осторожнее, чем раньше. Кровь прилила к онемевшей ноге, и ему показалось, что его голень зудит и болит так, словно ее кусают тысячи муравьев. Боль была невыносимой, и ему пришлось кусать кулак, чтобы не закричать. Он падал; он вставал; он падал снова; он снова поднимался. Он прикладывал все свои силы и навыки, чтобы удержаться на поворачивающейся земле.
Как Лао Дао поднялся по лестнице, он даже не помнил. Когда Цинь Тянь открыл дверь своей квартиры, Лао Дао потерял сознание.
Десять часов Лао Дао проспал на Втором уровне. Друг Цинь Тяня, студент-медик, перевязал рану Лао. Мышцы и соединительные ткани ноги сильно пострадали, но, к счастью, ни одна кость не была сломана. Однако какое-то время передвигаться он будет с трудом.
Проснувшись, Лао Дао передал Цинь Тяню письмо И Янь. Он видел, как Цинь Тянь читает письмо, как на его лице отображается счастье и горечь утраты. Лао Дао ничего не сказал, зная, что Цинь Тянь еще долго будет подпитываться слабой надеждой.
Вернувшись на Третий уровень, Лао Дао почувствовал себя так, словно путешествовал целый месяц. Город медленно просыпался. Его жители теперь продолжили свою жизнь с того момента, где закончили ее в предыдущем цикле. Никто не заметит, что Лао Дао отсутствовал.
Как только торговцы на тротуаре открыли свои ларьки, Лао Дао сел за пластмассовый столик, заказал миску «чоу мейн» и впервые в жизни попросил добавить к лапше свинины. «Всего один раз, — подумал он. — Это награда».
Затем он отправился в дом Старины Гэ и передал две коробки лекарств, которые Старина Гэ купил для своих родителей. Старики уже не могли сами передвигаться, и за ними ухаживала какая-то хмурая девушка.
Хромая, Лао Дао медленно вернулся в свой дом. В коридоре стоял шум и гам, слышались обычные утренние звуки: кто-то чистил зубы, спускал воду в туалете, ссорился.
Лифта ему пришлось ждать довольно долго. Выйдя на своем этаже, он услышал громкие голоса: две девушки, Ланьлань и А Бэй спорили с пожилой женщиной, которая пришла за арендной платой. Все квартиры в этом здании принадлежали государству, но в жилом районе был агент, который собирал квартплату, и в каждом здании, и даже на каждом этаже у него были помощники. Эта пожилая женщина — худая, иссохшая — уже давно жила здесь одна: ее сын уехал, и никто не знал, где он. Она всегда держала дверь закрытой на замок и ни с кем не общалась. Ланьлань и А Бэй, работавшие в магазине одежды, переехали сюда недавно.
А Бэй что-то кричала, а Ланьлань пыталась ее удержать. Повернувшись, А Бэй заорала на Ланьлань, и та заплакала.
– Условия договора одни для всех. — Старая женщина указала на текст, который полз по экрану, установленному на стене. — Как ты смеешь говорить, что я вру! Вот тут черным по белому написано: осенью и зимой цена на отопление увеличивается на десять процентов.
– Ха! — А Бэй, энергично расчесывавшая волосы, свысока посмотрела на женщину. — По-твоему, мы купимся на такой дешевый развод? Ты берешь с нас деньги за электричество не по счетчику, а разницу оставляешь себе. По-твоему, мы вчера родились? Каждый день, пока нас нет, ты отключаешь отопление, и когда мы возвращаемся с работы, дома холодно, как в погребе. Думаешь, раз мы новенькие, нас можно дурить?
Пронзительный голос А Бэй резал воздух, словно нож. Лао Дао посмотрел на А Бэй, на ее юное, возмущенное лицо, и она показалась ему прекрасной. А Бэй и Ланьлань часто приглядывали за Тантан, когда его не было дома, и иногда даже варили ей кашу. Он хотел, чтобы А Бэй забыла про все эти пустяки, перестала кричать и спорить. Он хотел сказать ей, что девушке следует сидеть элегантно и тихо, прикрыв колени юбкой, и улыбаться так, чтобы были видны красивые зубы. Вот тогда другие тебя полюбят. Но он знал, что А Бэй и Ланьлань нужно совсем другое.
Дрожащей от усталости рукой Лао Дао достал из внутреннего кармана десятитысячную купюру и протянул ее пожилой женщине. Женщина, А Бэй и Ланьлань были потрясены. Ему не хотелось ничего объяснять. Он помахал им и зашел в свою квартиру.
Тантан, лежавшая в своей кроватке, уже проснулась и терла глаза кулачками. Лао Дао посмотрел на нее, и его обессиленное сердце смягчилось. Он вспомнил, как нашел Тантан — грязную, заплаканную — у входа на мусороперерабатывающий завод. Он ни разу не пожалел о том, что подобрал ее.
Теперь она смеялась и облизывала губы. Лао Дао подумал, что ему повезло. Да, он повредил ногу, но его не поймали, и он вернулся с деньгами. Он не знал, как скоро Тантан научится петь и танцевать, как скоро она станет элегантной девушкой.
Лао Дао посмотрел на часы. Пора идти на работу.