В настоящее время я работаю менеджером среднего звена в одной из крупнейших китайских веб-компаний, руковожу группой молодых людей: некоторые из них родились после 1985 года, а кое-кто даже после 1990-го. В ходе наших ежедневных контактов я чувствую, что они утомлены жизнью и напуганы мыслью о том, что не смогут добиться успеха. Их волнуют взлетевшие до небес цены на недвижимость, загрязнение окружающей среды, стоимость образования для детей и медобслуживания для стареющих родителей. Их беспокоит, что повышение производительности, созданное огромным населением Китая, практически полностью растрачено поколением, рожденным в 1950–1970-х, и что им достался Китай, страдающий от падения рождаемости и старения населения, Китай, в котором с каждым годом бремя на их плечах становится все тяжелее, а надежды угасают.
Тем временем статьи в правительственных СМИ пестрят такими фразами, как «китайская мечта», «возрождение китайского народа», «возвышение великой страны», «научное развитие»… Между ощущением личного поражения и демонстрацией национального процветания лежит непреодолимая пропасть. В результате люди выбирают одну из двух крайностей: одна сторона по привычке выступает против правительства (иногда даже не понимая, за что или против чего она бунтует) и не доверяет ни одному заявлению властей; другая сторона выбирает национализм, создавая у себя ощущение того, что она сама управляет своей судьбой. Две стороны ведут между собой ожесточенные войны на интернет-форумах, словно в нашей стране может быть только одна Истинная Вера в будущее: все либо черное, либо белое, либо ты с нами, либо ты против нас.
Если мы отстранимся и посмотрим на историю человечества с высоты, то увидим, что общество создает, изобретает утопии — наброски идеального, воображаемого будущего — а затем они неизбежно рушатся, предают свои идеалы, превращаются в антиутопии. Данный процесс воспроизводится раз за разом, по кругу, словно вечное возвращение, о котором писал Ницше.
Сама «наука» — это одна из величайших утопических иллюзий, созданных человечеством. Нет, я ни в коем случае не предлагаю выбрать путь антинауки — в утопии, которую предлагает наука, все осложняется тем, что наука маскируется, представляет себя нейтральной и объективной. Однако мы знаем, что с наукой связана идеологическая борьба, борьба за власть и жажда наживы. Историю науки пишут и переписывают перенаправляемые потоки капитала; одни проекты получают предпочтение, но не другие, и нужды вооруженных сил всегда имеют приоритет.
Хотя микрофантазии лопаются и рождаются заново, словно морская пена, макрофантазия никуда не исчезает. Научная фантастика — побочный продукт постепенного разочарования в науке. Слова создают у читателя определенный образ науки, и он может быть наполнен позитивом или скепсисом — все зависит от того, в какую эпоху мы живем. Современный Китай — это общество, находящееся на переходном этапе, когда старые иллюзии уже рухнули, а новые еще не заняли их место; именно в этом заключается фундаментальная причина раскола, смятения и хаоса.
В 1903 году, в еще один революционный период китайской истории, когда новое приходило на смену старому, Лу Синь, отец современной китайской литературы, сказал: «Прогресс китайского народа начинается с научной фантастики». Он считал научную фантастику инструментом, который пробудит в народе интерес к науке и ликвидирует остатки феодального обскурантизма. С тех пор прошло более ста лет, и теперь перед нами стоят гораздо более сложные проблемы. Их, скорее всего, невозможно решить научными методами, но я все еще верю, что научная фантастика способна объединить расколотое поколение. Благодаря ей разные версии воображаемого Китая будут существовать в мире, мы начнем слушать друг друга, обретем консенсус и будем вместе двигаться дальше.
Даже если это движение будет медленным и неуверенным.
Ся ЦзяЧто делает китайскую фантастику китайской?
Летом 2012 года на «Чайконе-7» я участвовала в «круглом столе», посвященном китайской научной фантастике. Один участник спросил меня и других писателей: «Что делает китайскую фантастику китайской?»
Это совсем не простой вопрос, и у каждого будет свой ответ на него. Однако верно, что в течение последних ста лет, или около того, «китайская фантастика» занимает уникальное место в культуре и литературе современного Китая.
Тяжелая техника, новые виды транспорта, межконтинентальные перелеты, изучение космоса, то есть все то, что вдохновляет писателей-фантастов, является плодами индустриализации, урбанизации и глобализации — процессов, которые уходят своими корнями в современный капитализм. Но когда в начале двадцатого века в Китае появились первые переводы фантастических произведений, их в основном считали фантазиями, мечтами о современности, материалом, который можно применить в строительстве «китайской мечты».
«Китайская мечта» в данном случае означает возрождение китайского государства в современную эпоху — и для того, чтобы реализовать ее, необходимо было изменить мечту китайского народа. Иными словами, китайцы должны были прервать длившийся пять тысяч лет сон и начать мечтать о том, чтобы их страна стала демократической, независимой и процветающей. Поэтому первые написанные на китайском произведения в жанре научной фантастики считались инструментами, которые, по словам знаменитого писателя Лу Синя, «улучшают мышление и помогают культуре». С одной стороны, эти ранние произведения, эти мифы о науке, просвещении и развитии, основанные на подражании «Западу»/«миру»/«современности», пытались преодолеть разрыв между реальностью и мечтой. С другой стороны, ограничения, связанные с историческим контекстом, наделяли их уникально китайскими характеристиками, которые лишь подчеркивали то, какая пропасть отделяет мечту от реальности.
Одним из таких ранних произведений является «Новый Китай» Лу Ши-э (1910 г.). В нем герой просыпается после долгого сна в Шанхае 1950 года. Он видит прогрессивный и процветающий Китай, и узнает, что в основе всеобщего благополучия лежат труды некоего доктора Сю Ханьмина, который учился за границей и изобрел два метода — «духовную медицину» и «технику пробуждения». С их помощью население, утратившее нравственные ориентиры и погрязшее в опиумном дурмане, мгновенно пробудилось и немедленно приступило к политическим реформам и восстановлению экономики. Китайский народ не только возродился, но и справился с проблемами, которые оказались непосильными для Запада. По словам автора, «европейские предприниматели были исключительно эгоистичными, и чужие страдания их совершенно не тревожили. Вот почему они стимулировали рост коммунистических партий». Однако благодаря духовной медицине доктора Сю китайцы стали альтруистами и «каждый считает своим долгом заботиться о благополучии других; у нас уже практически социализм, и поэтому, конечно, коммунисты нам не досаждают».
После создания Китайской Народной Республики китайская научная фантастика стала одним из направлений социалистической литературы: она должна была популяризировать науку, а также описывать прекрасное будущее и мотивировать общество. Например, писатель Чжэн Вэньгуан однажды сказал: «Реализм научной фантастики отличается от реализма других жанров; он наполнен революционным идеализмом, потому что предназначен для юных читателей». Этот лежащий в основе фантастики «революционный идеализм» является продолжением веры китайцев в модернизацию. Он — символ оптимизма, связанного с прогрессом и созданием государства.
Классическим примером революционного идеализма является «Каприччо для коммунизма» Чжэн Вэньгуана (1958 г.). В произведении описывается праздник на площади Тяньаньмэнь, который проходит в 1979 году, по случаю 30-летия Китайской Народной Республики. Во время парада по площади проходят «строители коммунизма», демонстрируя родине научные достижения: космический корабль «Марс-1», огромную дамбу, которая соединила остров Хайнань с материком; заводы, которые синтезируют всевозможные товары из морской воды, и даже искусственные солнца, которые расплавили ледники тянь-шаньских гор, чтобы превратить пустыни в плодородные долины… Увидев такие чудеса, главный герой восклицает: «О, какие фантастические картины создали наука и технология!»
После затишья, вызванного культурной революцией, огонь страсти, связанной со строительством современного государства, снова вспыхнул в 1978 году. В августе 1978 года вышла книга Е Юнле «Маленький всезнайка путешествует по миру будущего». Эта маленькая книжка, наполненная увлекательными картинами жизни в городе будущего, увиденными глазами ребенка, стала предвестником новой волны научной фантастики в Китае: ее первый тираж составил 1,5 миллиона экземпляров. Парадоксальным образом, по мере того как реформы Дэн Сяопина действительно модернизировали Китай, мечты о будущем постепенно исчезли из китайской фантастики. Читатели и писатели, похоже, разочаровались в романтических, идеалистических утопиях и вернулись к реальности.
В 1987 году Е Юнле опубликовал рассказ под названием «Холодный сон на заре». Однажды холодной зимней ночью в Шанхае главный герой не может заснуть в неотапливаемом доме. Ему в голову приходят грандиозные научно-фантастические проекты: геотермальное отопление, искусственные солнца, «замена Северного полюса Южным» и даже «стеклянный купол, как у теплицы». Однако в его мечты вторгается реальность: герой думает о том, одобрят ли его проекты, о том, как добыть необходимые материалы и энергию, его беспокоит возможность международных конфликтов и многое другое — и поэтому каждый проект он отвергает как неосуществимый. «Тысяча миль разделяет любовников, которых зовут Реальность и Фантазия!» Эта дистанция, эта пропасть демонстрируют тревогу и дискомфорт китайцев, которые возвращаются к реальности из фантазии о коммунизме.
Начиная с конца 1970-х в Китае было переведено и опубликовано большое количество научно-фантастических произведений европейских и американских авторов, и китайская фантастика, которая давно находилась под влиянием советской научно-популярной литературы для детей, внезапно осознала свое отставание и маргинальный статус. Китайские писатели-фантасты, увлеченные такими противопоставлениями, как «Китай — Запад», «неразвитый — развитый» и «традиции — современность» и мечтавшие интегрироваться в международную литературную систему, попытались вырваться из режима популяризации науки, который господствовал до сих пор. Они надеялись быстро создать (или, возможно, изменить) китайскую фантастику, вывести ее из неразвитого и задавленного состояния и превратить в зрелый, современный метод литературного самовыражения. При этом разгорелся конфликт: писатели и критики заспорили о том, как приблизиться к международным стандартам содержания и литературной формы, одновременно используя уникальные «национальные характеристики» китайской фантастики, чтобы «Китай» мог занять свое место в глобальном капитализме. Китайским писателям приходилось имитировать формы западной фантастики и делать отсылки к ее темам, одновременно создавая место для китайской культуры в мире, где господствует глобализация.