— Ну? — улыбнулся тот. — Договорились или нет?
Еще секунду Илья стоял неподвижно, потом, не в силах противостоять азарту и алчности, выпалил:
— Договорились! — и сгреб деньги с ладони незнакомца.
…Ждать пришлось недолго. Спустя полчаса толстяк с глазами филина и Илья Клюев встретились снова. Парень смотрел на толстяка во все глаза. На его щеках играл румянец, волосы были взъерошены, глаза блестели от радости.
— Вижу, у вас получилось, — усмехнулся толстяк. — Отыграли свои деньги, да еще и сверху кое-чего получили. Не хотите вернуть мне мои сто баксов?
Илья вынул из кармана пачку денег, вытащил из нее стодолларовую бумажку и протянул благодетелю. Тот хотел взять купюру, но остановился и с упреком посмотрел на Илью:
— Молодой человек, нехорошо начинать новую жизнь с обмана.
Илья покраснел, а толстяк легонько щелкнул пальцами, и в тот же миг из пачки, которую парень сжимал в руке, выскользнула купюра и, перелетев по воздуху, опустилась на ладонь своего хозяина.
Тот взял стодолларовую бумажку, аккуратно сложил и хотел убрать в карман. Но заметив, каким алчным взглядом смотрит на нее Илья, остановился.
— Вижу, вам не хочется расставаться с ней, — с легкой усмешкой произнес он.
Илья облизнул губы, поднял взгляд на толстяка и сказал:
— Продайте ее мне.
— Продать? Какой же в этом смысл? Счастливая купюра выиграет мне столько денег, сколько я пожелаю.
— Продайте, — упрямо повторил Илья. — Я за нее все… Все, что захотите!
Толстяк покачал лысой головой:
— Исключено. — А потом посмотрел ему в глаза своими выпученными глазами филина и добавил с наглой усмешкой: — Ты так и останешься неудачником, студент. Маленьким, голодным, никому не нужным неудачником.
Илья опешил. А потом что-то щелкнуло у него внутри, и он почувствовал, как гнев захлестывает его удушливой волной. А вслед за тем проснулся и ГОЛОД.
Илья уставился на толстяка, представляя, как выпивает его жизненную силу, его энергию, его витальность.
Толстяк покачнулся и стал испуганно пятиться от Ильи. Стодолларовая купюра выпала из его разжавшихся пальцев и спланировала на асфальт. Илья начал так же медленно наступать, усиливая нажим. Но вдруг невидимый канал, по которому жизнь перетекала от толстяка к нему, резко оборвался.
Толстяк остановился и облегченно перевел дух.
— Слава богу, — сказал он, вытирая рукою вспотевший от страха лоб. — Игорь Михайлович, вы чуть не дали ему меня «выпить»!
— Все нормально, Птичник, — проговорил за спиной у Ильи спокойный властный голос.
Илья обернулся и увидел перед собой мужчину со светло-голубыми, почти прозрачными глазами. Мужчина усмехнулся и сказал, обращаясь к толстяку:
— Ты был прав, Птичник, этот парень — очень сильный стригой.
— О чем вы? — хрипло спросил Илья, переводя затравленный взгляд с толстяка на импозантного незнакомца и обратно.
И вдруг напряжение ушло. Илья почувствовал, понял, что может доверять этому прозрачноглазому человеку, что этот человек знает не только его тайну, но и ответы на все мучающие его вопросы. И отныне он, Илья Клюев, больше не одинок. И словно в подтверждение этих мыслей, незнакомец улыбнулся ему и произнес:
— Твой голод, Илья, — это не наказание. Это — награда. И мы здесь для того, чтобы тебе помочь.
Илья растерянно моргнул и глупо спросил:
— А как же счастливая купюра?
— Счастливая купюра? — не сразу понял прозрачноглазый. — Ах, ты об этом.
Он вытянул правую руку и перевернул ее ладонью вверх. Счастливая купюра, лежащая на асфальте, шевельнулась и превратилась в большую бабочку. Взмахнув крыльями, бабочка вспорхнула и перелетела на ладонь прозрачноглазого.
Мужчина осторожно погладил бабочку двумя пальцами. На одном из крылышек у нее угадывался выпученный глаз Бенджамина Франклина, а на другом — надпись: «In God We Trust». Прозрачноглазый легонько провел над бабочкой ладонью, и она снова превратилась в купюру. Затем он сложил купюру пополам и сунул во внутренний карман плаща.
— Что это значит? — пробормотал Илья.
— Это иллюзия, — ответил прозрачноглазый. — Я заставил тебя в нее поверить.
— Но… зачем?
— Затем, чтобы ты знал, какими возможностями я обладаю. — Он улыбнулся и добавил: — С сегодняшнего дня ты больше никогда не будешь голоден. Я об этом позабочусь.
…Илья убрал телефон в карман, дошел до скверика и направился к чугунной скамье, на которой сидел, ожидая его, толстый мужчина с круглыми, как у филина, глазами.
Маг Птицын (а это был именно он) поднялся Илье навстречу.
— Ну? Как? — с любопытством спросил он.
— Все в порядке, — ответил Илья.
Птицын протянул пухлую руку:
— Давай!
Илья посмотрел на руку толстяка, потом — ему в глаза, качнул головой и сказал:
— Нет.
— Нет? — удивленно и недовольно поднял брови Птицын.
— Нет, — повторил Илья. — Я отдам ее Игорю Михайловичу. Хватит уже просчетов и ошибок.
Птицын чуть побледнел.
— Ты мне не доверяешь, стригой? — с недовольством в голосе проговорил он.
— Келлер велел никому не доверять, — сказал Илья. — А никому — значит никому. — Он глянул в сторону дороги и уточнил: — У тебя машина где припаркована?
— Тебе она не понадобится, — вдруг холодно и отчетливо произнес Птицын.
Илья посмотрел на него с удивлением. Птицын что-то негромко прошептал. В тот же миг лицо Ильи побагровело, он схватился руками за горло, словно ему недоставало воздуха, и надрывно закашлялся. Изо рта у него вылетел комок перьев.
— Ого! — насмешливо проговорил Птицын. — Кажется, ты проглотил на завтрак курицу, забыв ее ощипать?
Птицын засмеялся. Илья хотел что-то сказать, но снова закашлялся. Продолжая кашлять, с выпученными от боли глазами он ринулся на Птицына, намереваясь схватить его за горло, но тут две вороны, до сих пор мирно сидевшие на ветках дерева, спикировали Илье на голову и вцепились ему в волосы. Вороны, громко каркая, захлопали крыльями, Илья завертелся на месте, потеряв ориентир.
Птицын достал из кармана нож, выщелкнул лезвие. Быстро огляделся — нет ли свидетелей, затем шагнул к Илье и ударил его ножом в левый бок.
Свет флуоресцентных ламп, отражающийся от зеленого и белого кафеля, был достаточно ярок, чтобы выделить каждую черточку лица Ники. Двадцать лет не изменили ее. Она по-прежнему была юна и прекрасна.
Сидя у белой кровати и продолжая вглядываться в лицо девушки, Игорь Келлер осторожно взял ее за руку.
Прошло двадцать лет с того момента, когда он отправился в страшное путешествие, надеясь вернуть ее. Прошел через все свои земные воплощения, много раз умер и много раз воскрес, пока не открыл глаза и не посмотрел на Нику, которая сидела на асфальте, привалившись к железной арматуре баррикады. В тот момент он окончательно перестал быть человеком — в обычном понимании этого слова.
Путешествие на тот свет что-то выжгло в нем, но в то же время сделало его сильнее. С той поры он ни разу не простуживался, не болел гриппом, не страдал от язв во рту или от головных болей, не испытывал даже слабого желудочного расстройства. Он никогда не болел… И все же он старел. Медленно, но верно. И время его истекало год за годом, а значит, истекало и время Ники. Ибо на кого еще она могла рассчитывать, если не на него, Игоря Келлера?
Врачи, которым Игорь платил огромные деньги, время от времени смущенно напоминали ему, что Ника, вероятно, никогда не выйдет из комы. Но Келлеру было плевать на их мнение.
…Сейчас, сидя у кровати любимой женщины, он с ненавистью вспоминал долгие годы, прожитые в страхе. Двадцать лет назад он стеснялся своих способностей, скрывал их, даже пытался забыть о них.
В то время будущее представлялось Келлеру жутким. Его могли схватить и отправить в какую-нибудь научную лабораторию. Он явственно представлял себе, как любознательные очкастые ученые примутся ставить над ним опыты, придумают кучу экспериментов, которые покажутся им «весьма любопытными и перспективными» и которые станут для него адской пыткой.
Конечно, можно было уехать в какую-нибудь глушь и жить там тихо и скромно, изредка давая пищу для мифов о новом таинственном чудовище, пока однажды какой-нибудь особо пытливый охотник за чудесами не пристрелит тебя или не сдаст в лабораторию, получив щедрые наградные.
Игорь был уверен в одном: какой бы путь он ни избрал, в его жизни всегда будут присутствовать два мрачных компонента: бесконечный страх (страх перед тем, что могут сделать с ним люди, и перед тем, что сделает с ним его собственный дар) и полное, безысходное одиночество, какого не испытывал, да и не сможет испытать ни один человек.
(Если не брать в расчет Платона Хамдаева, конечно. Но о Платоне Игорь старался не думать.)
Он ощущал себя чем-то вроде порождения ада, почти дьяволом. Но даже дьяволу не нравится одиночество. И Келлер стал искать таких же одаренных, как он сам. И нашел. И сумел собрать их вместе, подчинить одной общей цели — выживанию. Он называл их партнерами, но они считали его своим начальником, боссом, первым среди первых. По сути, это так и было. Он умел и знал больше, чем они все, вместе взятые. Он был не только самым одаренным из них, но и самым умным. Он научил их, как можно подчинять людей, оставаясь в тени. Пользоваться их деньгами, благами, жизненной энергией.
Люди, которых они выбирали, часто оставались калеками, а то и просто умирали. Но Келлеру не было их жалко. Разве может лев жалеть антилопу? Антилопа создана лишь для того, чтобы насыщать льва.
Но создание организации не было его главной целью. Все эти годы он думал о том, как вернуть Нику. Он перепробовал множество способов и рецептур, которые почерпнул из старинных волюмов и книг современных «духовных учителей и целителей». И все это оказалось бесполезным. В конце концов Игорь понял, что «духовные учителя и целители» (даже когда они не шарлатаны) обладают способностями несоизмеримо меньшими, чем его собственные. Так что если он и может на кого-нибудь рассчитывать, то лишь на самого себя.