Филиппу Пивто предложили чашку кофе, которую он с благодарностью принял. Разговаривать они начали стоя, хотя пустое кресло ожидало около стола, напротив Виктуар, готовой записывать. Клер почти сразу ушла, отговорившись важными звонками. Она хотела оставить сыщиков наедине со свидетелем, дав знак Делестрану. Он все понял и искренно поблагодарил. Бомон порадовалась, что между ее шефом и психологом установилось некоторое взаимопонимание.
Филипп Пивто сел и поставил перед собой пустую чашку. Делестран прошел у него за спиной и присел на угол письменного стола, чуть отодвинув Виктуар. Этот человек был в ужасе от признания, которое собирался сделать. Нужно было немедленно его успокоить.
– Господин Пивто, я понимаю, как трудно вам было решиться прийти к нам. Хочу, чтобы вы знали: госпожа Рибо ничего нам не сказала, следуя этическим правилам, регулирующим ее профессию, однако вы, если мы всё правильно поняли, хотите сообщить нам сведения, которые могут повлиять на ход нашего расследования. Мне пока неизвестно, какие именно, но я отдаю должное вашей смелости. Поверьте, я и мои сотрудники хотим одного – как можно скорее найти вашу жену. Если то, что мы узнаем от вас, никак не повлияет на ход дела, можете быть уверены, что это останется между нами. Полицейские блюдут профессиональную тайну – я считаю это делом чести.
Виктуар слушала шефа и восхищалась тем, как умело он начал разговор. Слова были важны, он не просто так употребил термин «тайна».
– Итак, я предлагаю следующее: мы вас выслушаем, а потом вместе с коллегой решим, стоит ли вносить ваш рассказ в протокол или нет. Хочу сразу сказать, что юридическая процедура сродни тайне исповеди. Так что…
Филипп Пивто слушал и слегка кивал головой в конце каждой фразы, но все еще не мог встретиться взглядом со следователями.
– А теперь объясните причину вашего визита.
Виктуар коснулась пальцами клавиатуры, готовая печатать. Филипп Пивто резко опустил голову и закрыл глаза. Полицейские понимали: нужно ждать.
Наконец он взглянул на них заплаканными глазами и после долгого страдальческого вздоха заговорил:
– Я думал, что пережил худший момент жизни несколько лет назад, но сегодня понимаю, что ошибался. Худшее происходит сейчас. Со мной случилось нечто чудовищное.
Между каждым предложением он делал глубокий вдох. Виктуар максимально бесшумно нажимала на клавиши.
– Весь ужас в том, что мы с женой дали друг другу обещание никому ничего не рассказывать, потому что это слишком болезненно и касается только нас. А сегодня я должен предать ту, о которой ничего не слышал почти три недели…
Пивто больше не сдерживал слез. Он замолчал, чтобы высморкаться и отбросить последние сомнения, словно пытался отсрочить момент, хотя давно принял решение.
– Ну так вот. Три года назад моя жена родила девочку. Не от меня. Минутная слабость обернулась беременностью.
В кабинете все замерло – руки Виктуар и взгляд Делестрана.
– Проблема в том, что жена не сразу поняла, что она в положении. Звучит безумно, но это так. С ней случилось то, что врачи называют «отрицанием беременности». Я тоже ничего не замечал. Это правда. Мы ослепли. Знали бы вы, как мне стыдно!
Филиппу Пивто потребовалось перевести дух, и Делестран протянул ему носовой платок.
– Когда она поняла?
– По ее словам, только на четвертом месяце. После рождения второго ребенка по гормональным причинам она поменяла противозачаточные таблетки, и иногда у нее случались задержки. В один из таких моментов жена пошла на прием к своему гинекологу, который и вынес приговор: крайний срок для аборта прошел. Она почувствовала себя загнанной в ловушку.
– Когда вы узнали?
– Месяц спустя. Думаю, она искала возможность прервать беременность в другой стране, не ставя меня в известность, но, не добившись результата, призналась во всем, тем более что на пятом месяце ее живот начал округляться. Можете себе представить?
Онемевшая Виктуар покосилась на мрачного Делестрана.
– Хотите услышать продолжение?
– Можем обойтись без деталей, господин Пивто. Вы оба оказались в ужасной ситуации, но ребенок все-таки родился. Верно?
– Да. Двенадцатого октября две тысячи первого года. Больше я ничего не знаю.
– Как же так?
Филиппу Пивто потребовалось время, чтобы сформулировать ответ: нелегко заново переживать трагические моменты.
– Моя жена решила рожать анонимно, и я не имел права голоса. Тем не менее я люблю ее и был готов все простить. Я бы воспитал этого ребенка как своего, но она и слышать об этом не хотела. Я не узнавал ее. Она была в ярости, говорила, что допустила ошибку, что решить проблему должна сама, что я не имею права вмешиваться. Могу вас заверить, что проявил максимум понимания, несмотря на боль, которую испытывал. Она сумела сохранить все в тайне – начиная с беременности. Никто не знал – ни родственники, ни дети. Она считала, что мы переживем это трудное время, а потом все вернется на круги своя. И ей удалось – с моей помощью, потому что скрыть беременность от окружающих не так-то просто. Мы четыре месяца ни с кем не виделись, дети ничего не заподозрили, а всего через три дня после родов она вернулась к работе. Впоследствии ничто не напоминало о случившемся. Я обрел прежнюю женщину: восторженную, динамичную, любящую. Знаете, что она сказала, вернувшись из роддома? Отчеканила холодным тоном: «Вот и всё, теперь мы можем вернуться к нормальной жизни». И она вернулась – как ни в чем не бывало. Я испугался, но не знал, что делать.
Виктуар была так ошеломлена, что не сразу продолжила печатать. Она отметила, что госпожа Пивто решила рожать «анонимно», этим и ограничилась. Делестран пришел ей на помощь:
– Господин Пивто, не все из рассказанного мы можем занести в протокол. Мотивация вашей жены и ваши переживания не имеют отношения к делу, хотя мы с лейтенантом потрясены услышанным. Полагаю, вам неизвестна дальнейшая судьба девочки?
– Я даже имени отца не знаю! И никогда не хотел знать. Как я уже говорил, меня исключили из… процесса.
– Вы подтверждаете, что ваша жена родила двенадцатого октября две тысячи первого года?
– Да, в этом я уверен. Она не захотела, чтобы я поехал с ней в роддом, разрешила только вызвать такси. Вернулась наутро, сказала мне, что все прошло нормально – и, следовательно, все кончено.
– Последний вопрос, господин Пивто. Вы знаете, где рожала ваша жена?
– Да, в Университетском госпитале Неккера. Я спросил – на тот случай, если мне понадобится срочно связаться с ней, – и она сообщила название, сказав, что больше мне ничего знать не нужно.
– Я бесконечно вам признателен, господин Пивто. Моя коллега распечатает протокол, и вы его прочтете. Если захотите внести изменения, мы это сделаем, и вам останется только подписать его.
Филипп Пивто удивился, что все закончилось.
– Думаете, это может объяснить исчезновение моей жены?
– Честно говоря, пока не знаю, но зацепка достаточно интересная, и мы будем проверять след, как только вы нас покинете.
Филипп Пивто вытер слезы и посмотрел сыщику в глаза.
– Позвольте спросить вас об одной вещи, майор…
– Конечно, пожалуйста.
– Обещаете, что это останется между нами?
Делестран хотел бы дать слово, но как быть с процедурой… Многие получат доступ к информации. Тем не менее Пивто необходимо успокоить.
– Я обязан хранить тайну и сделаю это.
– Благодарю вас и прошу об одном: найдите Селин как можно скорее. Я, несмотря ни на что, люблю эту женщину и пропаду без нее.
– Мы делаем все возможное. Позвольте сказать, что проявленное вами мужество свидетельствует, с одной стороны, о глубине вашего горя, а с другой – о величии души. Прочтете и подпишете?
Рассказ человека, раздавленного чувством множественной вины, стал тяжким испытанием и для Филиппа Пивто, и для полицейских. Как после случившегося жить достойно и вернуться к нормальному существованию, пытаясь скрыть от всех легший на душу мрачный груз? Следователям нередко было больно видеть подобное саморазоблачение. Оставалось продолжать расследование, чтобы не отравиться ядом жалости. Сосредоточившись на деле, Виктуар сумела подготовить двухстраничный протокол, не исказив содержания и выдержав форму. Она использовала слова несчастного мужа на редкость гладко и не в ущерб серьезности содержания.
Делестран выглядел озабоченным. Подобно шахматисту, предугадывающему ходы, он почувствовал неувязку. В совпадения майор не верил, но по ходу допроса то и дело мысленно возвращался к «своему» трупу. Жорж Бернар, искавший сына, пересекся с Пивто и «анонимными родами». Было ли это знаком судьбы? Все выглядело очень неопределенно, но у него появилось чувство, которого следовало опасаться. Нельзя придавать вес интуитивной истине. Он предпочел промолчать, чтобы не засорять расследование, хотя странная мысль не пожелала убраться вон.
Филипп Пивто поставил подпись на листах протокола, не сделав ни одного замечания. Могло показаться, что фатализм поглотил этого человека. Делестран попросил Клер Рибо заняться им. Он теперь видел реальную пользу от работы психолога в отделе и не мог не чувствовать вины, вспоминая, как в прошлом люди, вышедшие после допроса из его кабинета, ощущали себя брошенными.
Еще одна чашка кофе заполнила паузу. Клер Рибо появилась очень быстро. Вид у нее был подчеркнуто участливый. Делестран решил, что так она заранее готовится к продолжению беседы. Имелась еще одна причина, о которой она сообщила майору, попросив Бомон проводить Филиппа Пивто в свой кабинет.
Клер связалась с Ксавье Лакруа и убедила его приехать в отдел как можно скорее. Делестран изумился: неужели причина та же? Она молча кивнула. Снова «анонимные роды»! Уходя, она сказала, что связалась и с Франсуа Бельфоном.
Он отказывался прийти, что означало одно: этот человек невосприимчив к ее доводам. Или занял оборонительную позицию. Из этого нельзя сделать никакого вывода, и все же…