— Умолкни! — скомандовал чей-то голос, и меня оттащили в сторону. Оказалось, это все тот же коротышка-толстяк.
Я зажал рот, только сейчас осознав, что все это время пронзительные вопли исходили от меня самого. Растянув уголки рта, толстяк просветлел лицом.
— Так-то лучше, — гаркнул он мне в ухо. — Он простой смертный. Запомни. Простой смертный!
Я порывался сообщить ему, что мистер Нортон — далеко не простой смертный: он богач, за которого я отвечаю головой, но сама идея ответственности за него просто не укладывалась в слова.
— Давай-ка поднимем его на галерею, — сказал ветеран, подталкивая меня к ногам мистера Нортона.
Я машинально взялся за костлявые щиколотки, а толстяк рывком подхватил под мышки белое тело и поволок к лестнице. Голова мистера Нортона болталась на груди, точно у пьянчуги или покойника.
Ухмыляясь, ветеран шаг за шагом пятился по лестнице. Но стоило мне задуматься, не надрался ли попечитель вместе с остальными, как три девицы, что, перегнувшись через перила, наблюдали за потасовкой, сбежали вниз, чтобы помочь нам дотащить мистера Нортона.
— Похоже, папаша всерьез разволновался, — крикнула одна.
— Да он в дрова.
— И не говори, белому не впрок здешнее пойло.
— Говорят же вам: он не пьян, а занемог! — разгорячился толстяк. — Ступай, отыщи свободную койку, чтобы белый человек мог немного отдохнуть.
— Конечно, милый. А другие услуги не потребуются?
— Пока нет, — ответил он.
Одна из девушек забежала вперед.
— У меня как раз свободно. Несите его сюда, — предложила она.
Через несколько минут мистер Нортон, едва дыша, уже возлежал на небольшой двуспальной кровати. Я смотрел, как толстяк вполне профессионально измеряет ему пульс.
— Ты никак доктор? — спросила девушка.
— Уже нет, всего лишь пациент. Но определенные познания имею.
Еще один, подумал я и поспешил отодвинуть его в сторону.
— С ним все будет в порядке. Как только оклемается, мы уедем.
— Не волнуйся, парень, я не такой, как остальные, — заявил ветеран. — Я бывший врач и не причиню ему вреда. У него легкий шок.
Мы смотрели, как он снова склонился над мистером Нортоном, прощупал его пульс и оттянул веко.
— Легкий шок, — повторил он.
— «Золотой день» кого угодно повергнет в шок, — сказала одна из девиц, разглаживая фартук, под которым просматривался мягкий, чувственный животик.
Другая убрала со лба мистера Нортона седую челку и гладила его по голове, рассеянно улыбаясь.
— Довольно миленький, — сказала она. — Как белый ребеночек.
— Старенький ребеночек? — переспросила невысокая худышка.
— А хоть бы и так: старенький ребеночек.
— Тебя просто на белых тянет, Эдна. К гадалке не ходи, — подытожила худышка.
Эдна покачала головой и улыбнулась, будто посмеиваясь над собой.
— Не то слово. Просто обожаю их. Пусть даже старик, а всегда милости прошу заглянуть ко мне вечерком.
— Тьфу ты, прибила бы такого дедулю.
— Их голыми руками не возьмешь, — ответила Эдна. — Ты разве не слыхала, дорогуша, что у богатых белых стариков семенники обезьян и яйца козлов? Ненасытное старичье. Весь мир хотят поиметь.
Доктор посмотрел на меня с улыбкой.
— Ну вот, с ними всю эндокринологию выучишь, — засмеялся ветеран. — Я ошибся, сказав, что он просто человек: нет, он, видимо, полукозел или полуобезьяна. Может, и то и другое.
— Так и есть, — подтвердила Эдна. — Был у меня один в Чикаго…
— Ну уж, в Чикаго тебя никогда не заносило, подружка, — перебила ее вторая девица.
— Ты-то почем знаешь? Два года назад… Тьфу, да вы вообще не в курсе. Белый старикан из Чикаго пришивал липовые яйца!
Осклабившись, толстяк-медик поднялся с места.
— Как ученый и врач, вынужден опровергнуть ваши слова, — сказал он. — Подобные операции пока невозможны.
Затем он выпроводил девиц из комнаты.
— Вдруг проснется, услышит подобные разговоры, — объяснил ветеран, — и снова скиснет. Кроме того, научное любопытство может завести их так далеко, что они действительно решат проверить, есть ли у него обезьяньи железы. А это, боюсь, зрелище не для детских глаз.
— Мне нужно отвезти его в колледж, — сказал я.
— Понял, — ответил он. — Помогу, чем смогу. Иди-ка лед поищи. Да сам успокойся.
С галереи открывался вид на макушки ветеранов. Они не желали расходиться, ревел музыкальный автомат, гремело пианино, а в конце зала, словно загнанный конь, лежал упившийся Суперкарго.
Еще спускаясь по лестнице, я приметил большой кусок льда, поблескивающий в недопитом стакане, схватил его и, пока холод обжигал мою горячую руку, помчался обратно.
Ветеран сидел и наблюдал за мистером Нортоном, который дышал с каким-то неровным призвуком.
— Быстро ты, — сказал бывший врач, приподнявшись и взяв лед. — На нервах еще не так ускоришься, — добавил он, как будто про себя. — Подай-ка мне чистое полотенце, вон там, над умывальником.
Я протянул ему полотенце, а он завернул в него лед и приложил ко лбу мистера Нортона.
— Как он? — спросил я.
— Сейчас оклемается. Чего с ним приключилось-то?
— Я взял его прокатиться, — ответил я.
— В аварию попали?
— Нет, — сказал я. — Он просто поговорил с фермером и, видимо, перегрелся на солнце… А потом уже нас окружила эта толпа снизу.
— Сколько ему лет?
— Не знаю, но он в попечительском совете…
— Да уж, явно большая шишка, — сказал ветеран, промакивая моему пассажиру веки с голубыми прожилками. — Попечитель сознания.
— Что вы сказали? — спросил я.
— Ничего… Ну вот, приходит в себя.
Внезапно мне захотелось выбежать из комнаты. Я боялся того, что мог услышать от мистера Нортона, боялся выражения его глаз. Но не меньше я страшился уйти. Мне было не оторвать взгляда от его подрагивающих век. В бледном свете электрической лампочки попечитель мотал головой, будто бы споря с каким-то настойчивым, не слышным мне голосом. Наконец веки его открылись, обнажив две бледно-голубые туманные лужицы, которые затем собрались в точки, застывшие на лице ветерана; тот без улыбки отвел взгляд.
Люди нашего племени не должны подобным образом смотреть на людей из племени мистера Нортона, и я спешно шагнул к постели.
— Это врач, сэр, — сказал я.
— Сейчас все объясню, — произнес ветеран. — Принеси стакан воды.
Я замешкался. Он бросил на меня строгий взгляд.
— Воды принеси, — повторил эскулап и стал помогать мистеру Нортону сесть.
За водой я обратился к Эдне, которая, проведя меня по залу в маленькую кухню, наполнила стакан из старомодного зеленого бачка.
— Малыш, если захочешь его угостить, у меня есть отменная выпивка, — сказала девушка.
— Ему сейчас вода полезней, — ответил я.
У меня дрожали руки, вода выплескивалась через край. Когда я вернулся, мистер Нортон уже сидел без посторонней помощи и беседовал с ветераном.
— Вот для вас вода, сэр, — сказал я.
Он взял у меня из рук стакан.
— Благодарю.
— Только не слишком усердствуйте, — предупредил ветеран.
— Ваш диагноз полностью совпадает с мнением моего специалиста, — сообщил мистер Нортон. — Мне пришлось обратиться к нескольким титулованным профессионалам, чтобы получить толковую консультацию. Как вам это удалось?
— Так ведь и я некогда был специалистом, — ответил ветеран.
— Но каким образом? На всю страну людей с достаточным образованием — раз-два и обчелся…
— Значит, один из них — узник недосумасшедшего дома, — парировал ветеран. — Впрочем, никакой загадки здесь нет. Выехал из страны во Францию в составе Армейского медицинского корпуса, а после перемирия остался за границей повышать квалификацию.
— Вот как, и долго во Франции пробыли? — поинтересовался мистер Нортон.
— Достаточно долго, — коротко ответил ветеран. — Достаточно долго, чтобы забыть то, чего забывать нельзя.
— Например? — спросил мистер Нортон. — Что вы имеете в виду?
С легкой улыбкой ветеран склонил голову набок.
— Да про жизнь всякое. То, что большинство фермеров и простых работяг обычно усваивают посредством опыта и почти никогда — через посредство сознательного мышления…
— Извините, сэр, — обратился я к мистеру Нортону, — если вам полегчало, может, мы поедем?
— Не сейчас, — ответил он. — Вы меня заинтриговали, — сказал попечитель доктору. — Что же с вами случилось?
Капля воды, повисшая на его брови, сверкала, как осколок алмаза. Я подошел к стулу и сел. Черт бы побрал этого ветерана!
— Вы точно хотите узнать? — спросил ветеран.
— Конечно, уверяю вас.
— Тогда юноше, возможно, лучше сойти вниз и там подождать…
Едва я открыл дверь, как в комнату ворвался гвалт бушевавшего внизу бедлама.
— А впрочем, лучше останься, — рассудил бывший врач. — Возможно, если бы мне, студенту колледжа на холме, поведали то, о чем сейчас будет речь, не дошел бы я до нынешнего своего состояния.
— Присядьте, молодой человек, — распорядился мистер Нортон. — Значит, вы посещали учебное заведение, — обратился он к ветерану.
Я снова уселся, не зная, что скажу в свое оправдание доктору Бледсоу, а ветеран завел рассказ об учебе в колледже, о врачебной практике и пребывании во Франции в годы мировой войны.
— Дела ваши складывались успешно? — спросил мистер Нортон.
— Вполне себе. Я провел несколько операций на головном мозге, чем привлек определенное внимание.
— В таком случае почему вы вернулись?
— Ностальгия, — просто ответил ветеран.
— Что же вас занесло в эту… — Мистер Нортон осекся. — При вашей-то квалификации…
— Язвы, — сказал толстяк.
— Это прискорбно, но как язвы мешали вашей карьере?
— Особо никак, зато дали понять, что эта работа не принесет мне достоинства, — ответил ветеран.
— Я слышу горечь в ваших словах, — едва успел сказать мистер Нортон, как распахнулась дверь.
В комнату заглянула смуглая рыжеволосая женщина.
— Как чувствует себя наш белый человек? — спросила она и, пошатываясь, шагнула через порог. — Белый человек, малыш, ты проснулся. Выпить хочешь?