Послышались редкие протестующие возгласы.
— Да, я говорю как есть. Присутствующий здесь брат представляет чудовищную опасность для нашего движения.
У брата Джека блеснули глаза. Мне показалось, он даже улыбнулся, делая торопливую запись в своем блокноте. Меня бросило в жар.
— Нельзя ли поточнее, брат, — вмешался один из белых братьев по фамилии Гарнетт. — Это серьезные обвинения, но все мы знаем, что брат в высшей степени ответственно подходит к своей работе. Нужна конкретика.
— Естественно, конкретика будет, — прогудел Рестрам и неожиданно швырнул на стол расправленные наспех листы бумаги. — Вот же она!
Сделав шаг вперед, я увидел собственный портрет, который уставился на меня с журнальной страницы.
— Откуда это? — не понял я.
— Ну, хватит, — опять прогудел Рестрам. — Не изображай, что впервые это видишь.
— Но так и есть, — сказал я. — Действительно, впервые вижу.
— Не ври хотя бы перед белыми братьями! Не ври!
— Да не вру я. В жизни не видел. А если б даже и видел, что плохого?
— Сам знаешь! — огрызнулся Рестрам.
— Послушай, я ничего не понимаю. К чему ты ведешь? Здесь все свои, так что выкладывай начистоту, если, конечно, у тебя есть что предъявить.
— Братья, этот человек… он… он… оппортунист! Эта статья обязательна к прочтению, тут все сказано. Я обвиняю его в том, что он использует наше движение в сугубо личных интересах.
— Статья?
Только сейчас я вспомнил про интервью, которое совершенно вылетело у меня из головы. Я ловил взгляды братьев, смотревших то на меня, то на Рестрама.
— И что же в этой статье говорится про нас? — брат Джек указал на журнал.
— Про нас? — переспросил Рестрам. — Да ничего не говорится. Там только про него. Что он думает, что он делает, какие у него планы на будущее. И ни слова про тех, кто стоял у истоков этого движения. Прочтите и убедитесь сами, что я не вру. Читайте!
Брат Джек развернулся в мою сторону:
— Это правда?
— Мне не знаком этот материал, — сказал я. — Признаться, я забыл, что у меня брали интервью.
— Теперь вспомнил? — поинтересовался брат Джек.
— Вспомнил. Кстати, брат присутствовал в офисе, когда мне позвонили насчет интервью.
Никто нас не перебивал.
— Да, черт возьми, брат Джек, — вклинился Рестрам, — здесь все черным по белому написано. Брат пытается внушить людям, что Братство — это он и есть.
— Неправда. Как ты помнишь, я пытался убедить редактора взять интервью у брата Тода Клифтона. Лучше расскажи братьям, чем сам в данный момент занимаешься, раз про меня тебе так мало известно.
— Тебя разоблачаю — вот чем я занимаюсь. Разоблачаю твои козни. Братья, этот человек — чистой воды оппортунист!
— Ладно, — сказал я, — разоблачай сколько душе угодно, только прекрати меня оговаривать.
— Будь спокоен, уж я-то тебя разоблачу. — Он оттопырил нижнюю челюсть. — Прямо сейчас. Братья, на деле все так, как я описываю. И вот еще что: он обставляет вещи таким образом, будто мы без него даже шагу ступить не смеем. Помните, с месяц назад он был в Филадельфии. Мы хотели там организовать митинг — и что в итоге? Пришла хорошо если пара сотен человек. Он исподволь приучает людей слушать его одного.
— Позволь, брат, мы это уже обсуждали и пришли к выводу, что воззвание было составлено крайне неудачно, — вступились из аудитории.
— Знаю, но это не…
— Комитет проанализировал воззвание и…
— Знаю, братья, и не ставлю своей целью оспаривать решения комитета. Но, братья, вы заблуждаетесь насчет этого человека, поскольку совсем его не знаете. Он действует втихую, плетет заговор…
— Какой именно заговор? — спросил один из братьев, нависая над столом.
— Обыкновенный, — сказал Рестрам. — С целью подмять под себя все гарлемское отделение. Метит в диктаторы!
Если не считать жужжания вентиляторов, в зале стало тихо. Братья вновь озабоченно смотрели на Рестрама.
— Брат, это крайне серьезное обвинение, — проговорили два брата почти в унисон.
— Серьезное? Уж мне ли не знать. Поэтому я и решил высказаться. Этот оппортунист возомнил, что, получив какое-никакое образование, сделался на голову выше всех остальных. А на поверку он, как выражается брат Джек, — мелкий индивидуалист.
Рестрам с силой ударил по столу кулаками, на его круглом, напряженном лице заблестели маленькие глазки. Мне до смерти хотелось заехать ему по физиономии. Теперь это уже казалось фантазией, но маска, под которой скрывалось истинное лицо, скорее всего, смеялась — и надо мной, и над остальными. Не мог же он сам верить в ту ахинею, которую выплескивал в зал. Это было немыслимо. У всех на глазах не кто иной, как он плел сети заговора и, судя по лицам членов комитета, явно добивался своего. Теперь одновременно голос подали несколько братьев, и брат Джек постучал молоточком, призывая к порядку.
— Братья, — взмолился Джек. — По одному, пожалуйста. А тебе-то самому что известно об этой статье? — обратился он ко мне.
— Всего ничего, — ответил я. — Мне позвонил редактор журнала и сообщил, что направит свою сотрудницу взять у меня интервью. Она задала несколько вопросов и пару раз щелкнула миниатюрной фотокамерой. Вот, собственно, и все.
— Ты передал журналистке заранее подготовленный текст?
— Нет, я передал ей только некоторые наши официальные брошюры и ничего более. Я не просил ее задать мне какие-либо конкретные вопросы и не диктовал ответы. Конечно, я старался идти ей навстречу. Решил, что беседа с ней — моя прямая обязанность, коль скоро статья обо мне была призвана расширить число сторонников нашего движения.
— Братья, это был сговор, — снова встрепенулся Рестрам. — Говорю вам, этот оппортунист загодя организовал командировку сотруднице редакции и надиктовал статью.
— Гнусная ложь, — возмутился я. — Ты же присутствовал при телефонном разговоре и слышал, как я просил, чтобы редактор вместо меня пригласил для интервью брата Клифтона.
— По-твоему, я говорю неправду?
— Ты лжец, горлопан и мерзавец. Да, лжец, и больше ты мне не брат.
— Теперь он меня оскорбляет. Братья, вы свидетели.
— Давайте сохранять спокойствие, — негромко произнес брат Джек. — Брат Рестрам, ты выдвинул серьезные обвинения. У тебя имеются доказательства?
— Доказательства имеются. Прочтите журнал — и получите доказательства.
— Журнал будет прочитан. Что-нибудь еще?
— Да, езжайте в Гарлем и поговорите там с людьми. Его имя не сходит у них с языка. О нашей с вами работе — ни полслова, как будто нас не существует вовсе. Говорю же вам, братья, этот человек представляет угрозу для жителей Гарлема. Гоните его взашей!
— Это будет решать комитет, — подытожил брат Джек и обратился ко мне: — Что ты можешь сказать в свое оправдание, брат?
— В оправдание? — переспросил я. — Ничего. Мне не в чем оправдываться. Я добросовестно выполнял свою работу, но если братья об этом не знают, то сейчас объясняться поздно. Ума не приложу, что скрывается за этим разговором, но смею вас заверить: у меня не тот статус, чтобы влиять на работу журналистов. Я и помыслить не мог, что надо мной устроят судилище.
— Мы никого не судим, — ответил брат Джек. — Но если тебя отдадут под суд — чего, я надеюсь, никогда не произойдет, — ты узнаешь об этом заранее. Однако, коль скоро комитет собрался на чрезвычайное заседание, прошу тебя покинуть зал на то время, которое потребуется нам для прочтения и обсуждения спорного интервью.
Выйдя из зала, я зашел в ближайший свободный кабинет; меня трясло от злости и отвращения. В разгар заседания одного из ведущих комитетов Братства Рестрам отшвырнул меня назад, на Юг, да так, что прилюдно сорвал с меня все покровы. Я готов был своими руками придушить Рестрама, который на глазах у всех втянул меня в какую-то дворовую перепалку. Тем не менее мне пришлось по мере сил отбиваться понятными ему средствами, пусть даже мы с ним походили на водевильных персонажей, размахивающих опасной бритвой. Наверное, мне стоило упомянуть об анонимном письме, но некоторые могли бы счесть его лишним доказательством отсутствия у меня должного авторитета в нашем районном отделении. Будь там Клифтон, уж он бы нашел способ приструнить этого шута. Неужели члены комитета отнеслись к нему с такой серьезностью только по причине его цвета кожи? Что на них нашло, разве они не видели, что имеют дело с клоуном? Но вместе с тем, случись братьям хохотнуть или по меньшей мере заулыбаться, я бы сошел с ума, потому что в данных обстоятельствах они неизбежно смеялись бы над обоими… Правда, смех сделал бы эту ситуацию менее абсурдной… Боже, куда я попал?
— Можешь зайти, — позвал меня один из братьев, и я вернулся в зал заседаний, чтобы узнать приговор.
— Итак, — начал брат Джек, — мы прочли статью, брат, и рады сообщить, что находим ее вполне безобидной. Жаль, конечно, что в ней мало сказано о других членах гарлемского отделения. Но доказательств твоей вины мы не обнаружили… Брат Рестрам допустил ошибку.
Мысль о том, сколько времени потрачено впустую на установление очевидной истины, да и сам обходительный тон заявления вывели меня из равновесия.
— По-моему, Рестрам допустил преступную ошибку, — огрызнулся я.
— Состава преступления здесь нет, он просто перестарался, — сказал брат Джек.
— Мне видится и состав преступления, и сверхретивость, — ответил я.
— Нет, брат, криминала здесь нет.
— Он подрывал мою репутацию…
Брат Джек улыбнулся.
— Только в силу своей искренности, брат. Он пекся о благе Братства.
— Но зачем было клеветать? Не понимаю тебя, брат Джек. Я не враг, ему это известно. Я такой же брат, как и он, — добавил я, когда увидел его оскал.
— У Братства много врагов, поэтому давай относиться терпимее к ошибкам братьев.
Видя придурковатую, униженную физиономию Рестрама, я остыл.
— Ладно, брат Джек, — сказал я, — наверное, мне положено радоваться, что вы признали меня невиновным…