лицы – и даже чуть-чуть останется. Только если я соглашусь на весь этот спектакль с переодеванием и стану ряженой куклой, живым щитом для принцессы Зиалы.
Я решила, прежде чем дать ответ, непременно найти своего северянина. Казалось, угроза расставания что-то изменит… что-то важное случится с нами, прорвётся из глубины, из-под вороха наших взаимных шуток и легкомысленных «бесед», наших мимолётных прикосновений и объятий, которые калёным железом выжжены будут теперь на моей коже навсегда, что бы он ни решил.
А он снова молчит. Только стискивает тонкую ткань платья на моей спине движением резким и отчаянным. Как будто понимает, что должен отпустить…
И ещё я вдруг осознаю, что он так меня и не поцеловал. За все эти дни, что мы были рядом – так близко, так упоительно близко, на расстоянии вдоха.
Это осознание действует на меня как ушат ледяной воды.
С чего я взяла, что у него нет возлюбленной? А может…
Может, его в Таарне ждёт жена. И десяток детишек.
Толкаю его в грудь, изо всех сил борюсь за каждый миллиметр расстояния между нами – хотя оторваться невыносимо уже сейчас. Боюсь думать о том, что станет со мной через минуту, через час, через день… через жизнь. Глупая я, всё-таки.
- Уходи.
Сильные руки на моей талии разжимаются медленно. И если бы он не захотел, всех моих слабеньких силёнок не хватило б, чтобы этого добиться.
- Ты пощадил меня, я спасла тебя… мы квиты, воин. Обо мне не думай – я выживала одна много лет, великолепно проживу и дальше.
Проглатываю слёзы, не позволяю выкатиться ни одной. Я наплачусь потом. В одиночестве и пустоте – настоящей пустоте своей маленькой комнаты. Она не долго будет моей. На сборы не понадобится много времени. Нужно только пережить сегодняшний вечер.
А я непременно его переживу. Авалакарис не знает о том, что у скромной маленькой служанки есть свой туз в рукаве. Даже он за всё это время так и не разглядел меня. И если мои щиты не пробил даже он… что ж, буду надеяться, что какой-то там пузатой лягушке из болот они тоже окажутся не по зубам.
- Только знаешь… пожалуйста, если хоть что-то от тебя зависит… передай своим вождям, пусть остановят эту проклятую войну. Не знаю, что за штуку ты несёшь в свои горы, но для меня невыносимо думать, что моё милосердие обернётся чьим-то горем.
Надо, наверное, ещё что-то сказать, но если останусь ещё хоть на минуту, точно разревусь. А я не хочу, чтобы он запомнил меня такой. Собираю все силы, которые только остались, и улыбаюсь.
- Прощай, мой невидимый друг! Вспоминай иногда болтушку Мэй. Я о тебе точно не забуду.
Я развернулась и как могла спокойно пошла прочь по коридору. Меня ждут в покоях принцессы. Сегодня я почувствую себя на её месте – и даже ванну с лепестками мне теперь можно на вполне законных основаниях. Всё, чтобы моя внешность ни на секунду не дала усомниться в том, что я самая настоящая благородная особа.
Осталось только сказать Авалакарису, что я согласна. Нет ни единой причины, по которой я должна отказаться от его щедрого предложения. Как бы сильно я не ждала, что такая причина найдётся.
Мои мечты оказались лишь пустотой, которая так легко утекла сквозь пальцы.
Ну что ж – значит мне остаётся только улыбаться. Улыбаться, как бы ни плакало сердце.
Спиной я чувствовала пристальный, тяжёлый взгляд таарнца.
Свернув за угол, перестала держать спину и сорвалась в бег.
Глава 15
Нежно-розовый шёлк волнами по моему телу и белое кружево – как пенные гребни этих волн. Такое непривычно-красивое платье, что я сначала даже растерялась, как его надевать. По счастью, мне на помощь быстро пришла Кармелла. Вот уж кто получает неподдельное удовольствие от происходящего! Она заявила мне, что я должна сегодня как следует «оторваться» за всех девчонок, и что я буду живым примером того, что иногда даже такие как мы могут попасть в сказку.
Я не стала ее разочаровывать и рассказывать, для чего на самом деле нужен этот «странный каприз принцессы» с переодеванием.
Волшебные сказки остаются на страницах книг… Пустые мечтания о несбыточном только отравляют душу таких наивных мечтательниц, как мы. Потом слишком больно падать и ломать крылья.
Безучастно смотрю в зеркало на то, как мои волосы заплетают в тугой пучок и прячут под белой летящей тканью, ниспадающей из-под тонкого золотого венца. Он сдавливает мне голову таким плотным обручем, что я вдруг от души жалею принцессу, которая вынуждена терпеть всю эту мишуру каждый торжественный приём.
Девчонки таскают мне то сладости, то лимонад, но я от всего отказываюсь. Списываю на волнение. В груди какая-то странная пустота, и я пытаюсь нащупать в ней отголоски магии, чтобы они успели вовремя отозваться на мой призыв и были «под рукой», если потребуется. Что будет, если у меня не получится – поздно рассуждать. Авалакарис и другие маги будут заняты защитой Императора. О «живом щите» просто некому будет позаботиться. Да и зачем? Испортившееся оружие просто заменяют.
Длинный путь по коридорам дворца, белый мрамор и сводчатые окна, цветастые драпировки и мозаика на стенах… Всё мелькает передо мной, кружится, слепит глаза. Мне привычнее чёрные лестницы, служебные помещения, а в этой анфиладе блестящих парадных комнат я сжимаюсь и чувствую себя мошкой на чужой ладони, которую в упор разглядывают и вот-вот раздавят.
Я чинно шествую во главе небольшой процессии, всего лишь на пару шагов позади Его величества, и мне требуется несколько мгновений, чтобы понять, которая из разряженных фигур в огромном зеркале в полстены, мимо которого мы проходим, – это я.
Тронный зал полон народу. Со стороны может показаться, что там чуть ли не полгорода, но я-то прекрасно вижу, что по большей части это переодетые маги-охранители и городская стража, а еще слуги, которых нагнали, чтобы создать иллюзию торжественного приёма гостей. Авалакарис продумал свой план до мелочей, чтобы никто не выдал удивлением, что с «принцессой» что-то не так.
Запоздало понимаю, что половина этих людей должна была пройти во дворец через врата в магическом куполе. А значит, у Невидимки сегодня было множество случаев выбраться отсюда незаметно. Скорее всего, он уже на полпути к своим горам.
Эта мысль отзывается тупой болью где-то под рёбрами, и я понимаю, что пустота во мне вовсе не так пуста, как мне показалось сначала. Вскидываю подбородок, выпрямляюсь ещё сильнее – быть может, если войду в образ надменной принцессы, мне будет проще не только казаться, но и стать бесчувственной.
Согласно протоколу, который вбивала в меня Надзирательница битый час своими нравоучениями, я встала по правую руку от Императора, ровно на ступеньку ниже трона, на котором он восседал. Чинно сложила руки на животе. Сидеть никому кроме монарха не положено – сколько бы ни длилась высочайшая аудиенция. Алая мантия Его величества, подбитая серебряной лисой, аккуратно разложена пажами на всю ее невообразимую длину по ступеням возвышения, придворные опахальщики вовсю машут своими опахалами, королевские виночерпий и пробовальщик еды застыли позади трона, готовые по первому щелчку толстых пальцев Императора утолить его жажду или голод.
Золотые механические часы-лотос распустили свои лепестки, прозвенела торжественная мелодия. «Придворные» застыли по обе стороны от белой ковровой дорожки, которую расстилают только для особых гостей, и которая соединяет подножие трона и высокие двери на противоположной стороне зала – древесина белой горной сосны, пышная инкрустация золотом и рубинами. Настоящее сокровище. Тяжеленная как зараза. Мне доводилось пару раз бегать по поручениям принцессы, когда она забывала что-то в тронном зале – я чуть не надорвалась и быстро поняла, почему к каждой створке двери на приёмах бывает приставлено по здоровенному мускулистому детине. Даже должности такие есть в дворцовом реестре – «открывальщик левой створки парадной двери тронного зала дворца Императора» и «открывальщик правой створки парадной двери тронного зала дворца Императора».
Зиалы здесь вообще нет – хоть она и капризничала, что тоже хочет одним глазком глянуть на послов, ей приказали сидеть в своих покоях под надёжной охраной.
По спине пробежал холодок. Я даже оглядываться не стала – это Авалакарис вышел откуда-то из потаенной дверцы позади трона и занял своё место по левую руку от Его величества. Цепкий взгляд мага принялся ощупывать толпу. Проверяет, все ли пешки на своих местах? Мне тоже досталось. Он «царапнул» по моей защите, и я едва успела представить, что я никакая не Мэй, а просто крохотное лесное озеро спокойной воды. Мирный островок синевы и зелени… и никакой магии. Едва успела. Опасно быть такой рассеянной – особенно сегодня. Но именно сегодня у меня никак не получается сосредоточиться – память услужливо возвращает каждое мгновение, каждое прикосновение, каждое невысказанное слово. Воспоминания жалят роем яростных пчёл.
Наконец, двери распахиваются, и шелест голосов замирает как по команде. Все подаются вперёд, вытягивают шеи, чтобы рассмотреть посольство из Кеш-Анура, этой жаркой страны, которая славится своими пустынями, прекрасными песнями и изысканными сладостями.
Первым вплывает музыкант – едва не пригибается к полу под тяжестью причудливого инструмента. Две выпуклые деревянные деки, напоминающие домбру, держатся искусно выструганным коромыслом на шее. Щуплый седобородый старичок в зелёном халате играет двумя смычками одновременно, обе его руки выписывают причудливые кренделя, и тронный зал полнится прихотливыми извивами восточной мелодии. Скачущие ноты рассыпаются над толпой, отражаются от беломраморных стен и зеркал, и вот уже такое чувство, будто здесь целый струнный оркестр.
Следом пара загорелых мальчишек в одних шароварах и фесках, худые как щепки, рассыпают лепестки алых роз, пригоршнями вытаскивая их из объемистых корзин. Боюсь представить, сколько раз охрана проверяла их содержимое на безопасность. Очень хочется чихнуть, но огромным усилием воли сдерживаюсь и даже умудряюсь нацепить на себя благосклонную улыбку.