[162]. В результате охрана помещения хранилища была передана комендатуре Дома правительства[163]. Враг приближался к городу, и одними из первых забили тревогу сотрудники Государственного Литературного музея, передавшие в «Госхранилище № 2» материалы огромного культурного значения. Среди них были собрание цветных гравюр и литографий по Отечественной войне 1812 г. (1785 экземпляров из уникальной коллекции Синягина); альбомы с рисунками В. А. Жуковского, М. Ю. Лермонтова; гравюры и литографии XVIII в.; мемориальные вещи М. В. Ломоносова, А. И. Герцена, Ф. М. Достоевского, П. В. Вяземского, М. Е. Салтыкова-Щедрина, А. П. Чехова, В. В. Маяковского, Н. А. Островского; неопубликованные письма Л. Н. Толстого, Н. А. Некрасова, И. С. Тургенева.
Встал вопрос об эвакуции. И. о. директора Государственного Литературного музея П. Л. Вайншенкер обратилась в Наркомпрос РСФСР и в Комитет по делам искусств при СНК СССР с просьбой выделить железнодорожные вагоны для эвакуации принадлежащих музею ценностей. Беспокойство П. Л. Вайншенкер возымело действие: Наркомпрос РСФСР в лице зам. наркома просвещения Н. Ф. Гаврилова и зам. начальника Музейно-краеведческого отдела А. Н. Топорнина в ноябре 1941 г. начали вплотную заниматься эвакуацией из Москвы музейных ценностей и наведением порядка в «Госхранилище № 2». В результате принятых мер в декабре 1941 г. были отправлены в Омск экспонаты Государственного Исторического музея (550 ящиков) и Государственного Литературного музея в Молотов (4 вагона)[164]. После того как советским войскам удалость отбросить гитлеровцев от Москвы, эвакуация музеев из столицы была прекращена[165].
Вывоз областных, городских и районных музеев системы Наркомпроса РСФСР проводился главным образом силами музейных работников, иногда под руководством представителей органов народного образования на основании распоряжений местных уполномоченных Совета по эвакуации при СНК СССР. (Например, эвакуацией музеев из Ленинграда руководили, сменяя друг друга, представители Наркомпроса РСФСР Сергиенков Н. Г. и Бенюх, из Новгорода – представитель Ленинградского облоно Чебыкин Н. В., из Пскова – инспектор Ленинградской области по музейно-краеведческой работе Альгин В. П.)
Летом – осенью 1941 г. удалось, хотя и с большими трудностями, а порою и с риском для жизни под бомбежками и артиллерийским огнем противника, эвакуировать вглубь страны значительную часть коллекций музеев Смоленска (в Горький, а затем в Новосибирск), Новгорода и Пскова (в Киров), Воронежа (в Фергану), Курска (в Сарапул), Орла (в Пензу) и ряда других городов РСФСР, ставших к этому времени прифронтовыми[166]. Из Тульской области были эвакуированы фонды областного музея (в Курган) и частично реликвии дома-музея Л. Н. Толстого в Ясной Поляне. Имущество районных музеев этой области и мемориального музея К. Э. Циолковского вывезти не успели. (Калуга, где находился музей К. Э. Циолковского, по административно-территориальному делению предвоенных лет входила в состав Тульской области.)
На сюжете эвакуации дома-музея Л. Н. Толстого в Ясной Поляне необходимо остановиться особо. Решение о свертывании экспозиции кабинета и спальни великого писателя, об упаковке всех ценностей в ящики и о перемещении их в более безопасное место (об эвакуации в это время речь еще не шла) было принято на общем собрании коллектива музея по предложению специально приехавшего из Москвы Б. В. Шапошникова, заведующего отделом экспозиции Государственного музея Л. Н. Толстого, 2 июля 1941 г.[167] Так же предлагалось поступить с подлинными картинами, портретами и иллюстрациями – как в самом доме, так и в Литературном музее. Надлежало убрать в безопасное место книги с автографами выдающихся лиц и пометами Л. Н. Толстого, вещи из комнаты С. А. Толстой и гостиной. В решении совещания было записано: «Вся работа по упаковке вещей должна быть закончена в два дня»[168]. Однако в реальности все обстояло иначе, чем в бумажных указаниях: музей не был свернут ни в июле, ни в августе. Если же обратиться к письмам и дневникам[169] сотрудников, то можно предположить, что он не был закрыт в связи с большим интересом к нему защитников города Тулы и области. Во всяком случае, зам. директора дома-музея Л. Н. Толстого в Ясной Поляне Н. Ф. Мурашов писал 13 августа 1941 г.: «Красноармейцы из госпиталя ходят по 60–70 в день. Никак нельзя говорить о свертывании работы музея»[170]. О том, что музей открыт и хранение его ценностей в условиях войны не организовано, в августе знало и партийное руководство области. Бывший первый секретарь Тульского обкома КПСС Герой Советского Союза В. Г. Жаворонков вспоминал: «Судьба Ясной Поляны нас стала беспокоить еще тогда, когда фашистские самолеты появились над Тулой… Это был конец августа. Софья Андреевна Толстая-Есенина[171] …приезжала в обком. Решили самое ценное упрятать в подвалы. Об эвакуации сначала речь не шла. Такое решение родилось позже, когда фронт приблизился к Туле. А Ясная Поляна стоит на пути к городу, и не было уверенности, что враг будет остановлен, не доходя до нее»[172].
За скорейшую эвакуацию дома-музея Л. Н. Толстого из Ясной Поляны активно боролась С. А. Толстая-Есенина. По свидетельству Т. Н. Архангельской, в архиве этого музея хранится письмо, которое внучка писателя летом 1941 г. направила в Совнарком Р. С. Землячке. В нем говорится: «Приближение фронта к Тульской области и почти ежедневные бомбардировки Тулы и окружающей местности близ Ясной Поляны ставят в угрожающее положение материалы мирового культурного значения»[173]. В сентябре 1941 г. С. А. Толстая-Есенина была на приеме у М. И. Калинина, где ей было сказано, что эвакуацию музея из Ясной Поляны можно будет осуществить, когда будет отдано распоряжение об эвакуации учреждений культуры Тульской области[174]. Драгоценное время уходило. В результате подготовка к эвакуации шла в тяжелейших условиях близкого фронта – под бомбежками и артобстрелами. Приказ об эвакуации дома-музея Л. Н. Толстого из Ясной Поляны был дан лишь 5 октября 1941 г. Вспоминая этот день, А. И. Корзников, заведующий домом-музеем Л. Н. Толстого в Ясной Поляне, рассказывал: «В обкоме объявили решение: Яснополянский музей нужно эвакуировать немедленно. Повезете в Томск. Подайте в облисполком заявку на два вагона. Больше дать будет трудно»[175]. Обещанные вагоны были предоставлены музею под погрузку 9 октября, а отправлены из Тулы лишь 16-го[176]. На 39-й день пути имущество Яснополянского музея, упакованное в 110 ящиков, из которых 14 были с вещами из дома Л. Н. Толстого, 87 – с книгами его личной библиотеки и 9 – с другими предметами музея и его документацией[177], прибыло в Томск, где, по решению горисполкома, хранилось в помещении научной библиотеки Томского государственного университета до мая 1945 г. Заметим, что в 1941 г. из Ясной Поляны были вывезены далеко не все музейные ценности. Многие из них до прихода гитлеровцев даже не переместили в подвалы и другие безопасные места[178].
Еще один ярчайший пример музейной самоотверженности – подготовка к вывозу и эвакуации сокровищ музеев древнейшего русского города – Новгорода. Только 30 июня 1941 г. из горисполкома пришел приказ о начале вывоза музейных ценностей, причем речь шла лишь об уникальных предметах: старинном золоте и серебре из новгородских соборов и монастырей, произведениях новгородского ювелирного искусства (около 2 тыс. ед.). Горком выделил два вагона и автотранспорт, строго следил за сроками подготовки груза[179].
В ящики укладывали вещи, завернув в бумагу, пересыпали стружками. Вес одного евангелия в окладе – более 20 кг, а в ящик помещалось до 20 таких книг. Наиболее ценные предметы оставляли в сейфах, где они хранились. Внутрь ящиков и сейфов вкладывались описи. На предоставленные военными машины грузили всем музейным коллективом, на вокзале перетаскивали в вагоны. Военные, где удавалось, помогали. Через неделю эшелон отправился в эвакуацию[180].
В нижнем этаже Златоустовской башни было подготовлено надежное помещение для временного хранения экспонатов, способное защитить не только от осколков снарядов, но и от бомб небольшого калибра. Толщина стен его достигала двух метров, до половины оно находилось в земле, сверху над ним было два этажа со сводчатыми потолками, окна замуровали.
Обстоятельства диктовали необходимость немедленной эвакуации населения, предприятий и, конечно, музейных ценностей. Златоустовская башня была переполнена ими. Но местное парт-руководство не спешило с «отмашкой» на эвакуацию, не говоря уже о выделении транспорта и тары. Нужно было пересмотреть 140 тыс. предметов, находящихся в разных зданиях кремля: Софийском соборе, Грановитой палате, Входоиерусалимском соборе, Златоустовской башне, Никитском корпусе; определить и отобрать самое ценное, составить описи, упаковать предметы[181].
Началась подготовка к отправке произведений древнерусской живописи и полотен художников картинной галереи. Остановились исключительно на шедеврах. Отобрали 800 икон и более 200 картин. Их вынимали из рам, накатывали на специальные валы. Картины и иконы небольшого размера упаковывались в ящики. Вторая партия ценностей была отправлена в конце июля. Заведующая историческим отделом Т. М. Константинова вспоминала: