.
Не выполнено также решение Горсовета, обязывающее КЭЧ Гарнизона предоставить жилплощадь для военнослужащих подлежащих выселению из здания б. Клуба им. Горького в целях предотвращения доступа в хранилище Эрмитажа посторонних лиц. Т. о. создалось положение несоответствующее требованиям охраны музейных ценностей.
В настоящее время здание б. Клуба им. Горького и вещи частично перевезенные туда не обеспечены и охраной противопожарной безопасности из-за недостатка соответствующих пожарных кадров, хотя имеется возможность установить здесь пожарный пост за счет внутренней переброски такового из здания б. Антирелигиозного Музея при условии скорейшего и полного освобождения его от ценностей Гос. Эрмитажа.
Первичная партийная организация неоднократно ставила вопрос о необходимости полного использования б. Клуба им. Горького как хранилища Госуд. Эрмитажа перед директором Филиала Гос. Эрмитажа профессором Левинсон-Лессингом. Директор в свою очередь, по своей личной инициативе и по настоянию партийной организации неоднократно обращался в Горсовет с просьбой об оказании помощи транспортом, рабочей силой и выселении жильцов, но все же результатов нет.
Вполне понимая трудности из-за недостатка транспорта, рабочей силы и жилплощади, я все же убежден, что в течение 4-х месяцев возможно было оказать помощь со стороны Горсовета Филиалу Эрмитажа в предоставлении в течение 6–7 дней 5-тонной машины, 10–15 человек грузчиков и найти за счет военного ведомства жилплощадь для выселения жильцов из 5 комнат. Считая совершенно недопустимым, что ценности Госуд. Эрмитажа, ценности мирового значения, в течение продолжительного периода времени продолжают оставаться в условиях, неблагоприятных для их хранения и сохранности, прошу Вашего вмешательства и помощи по вышеуказанным вопросам.
Секретарь парторганизации Филиала
Государственного Эрмитажа Васильев
22/XI с. г.»[401]
Постановлением исполкома горсовета от 25 июля 1943 г. было принято решение об освобождении этого здания для размещения в нем коллекций Эрмитажа[402]. Начиная с июля, постепенно, в него были перевезены экспонаты, требующие постоянных проверок состояния сохранности из картинной галереи, фарфор из авторемонтных мастерских, а также все музейные ценности, хранившиеся в Антирелигиозном музее и Римско-Католическом костеле[403].
Переданное Филиалу Эрмитажа здание позволило перераспределить коллекции между хранилищами. В новом здании ящики были размещены по видам материала экспонатов в отдельных изолированных помещениях. У хранителей коллекций появилась возможность для постоянных наблюдений за состоянием памятников и проведения профилактических мероприятий[404].
За четыре года существования Филиала из общего количества ящиков было проверено около половины. Основное внимание уделялось предметам, которые отличались чувствительностью к условиям хранения: картины, ткани, ковры и гобелены, мебель, предметы из бронзы и олова[405].
В Свердловске находились – каждый «при своих вещах» – руководители шести эвакуированных отделов музея: заведующий отделом первобытной культуры А. А. Иессен, заведующая отделом античного мира А. А. Передольская, заведующий отделом Востока И. М. Лурье, заведующий отделом нумизматики А. А. Быков, заведующий отделом графики Е. Г. Лисенков и возглавлявший филиал заведующий отделом истории западноевропейского искусства, директор филиала В. Ф. Левинсон-Лессинг.
Разместили большинство эрмитажников по квартирам свердловчан – в порядке «уплотнения». О том, как складывались взаимоотношения, можно судить по воспоминаниям местных жителей. Вот одно из них:
«В квартиру моей приятельницы были поселены два научных работника Эрмитажа, эвакуированного большим количеством фондов к нам в Свердловск. Частично эти фонды находились в помещении нашей Картинной галереи, а научные работники были их хранителями. На их обязанности была забота о соответствующих условиях хранения величайших сокровищ искусств и культуры нашего народа. Квартира моей приятельницы находилась в центре города и я, если освобождалась от спектакля рано, но не так, чтобы идти в госпиталь к своим подшефным, что было поздно, я заходила к приятельнице. За чашкой кипятку с маленьким черным сухариком и солью, в свободный от дежурства, в кладовых фондов вечер, мы собирались все вместе и шли бесконечные разговоры. Конечно спрашивали мы, а ленинградцы удовлетворяли наше любопытство.
А. А. Быков – зав. отделом нумизматики, оставался до конца эвакуации Эрмитажа и мы проводили его только перед ноябрьскими праздниками 1945 года. Это высокообразованный человек, получивший и музыкальное образование. Его познания иностранных языков поразительны – свыше двадцати. У него не сложилась личная судьба и он всего себя отдал науке, музыке и служению Эрмитажу – верно, преданно и самоотверженно. У меня сложились с ним самые дружеские отношения.
В 1953 г., когда я первый раз была в Ленинграде, он был моим гидом, в свои выходные дни; устроил мне посещение сокровищницы Эрмитажа, в которую в то время было очень трудно попасть. Он коренной ленинградец и я помню, когда мы ехали с ним в Петергоф, еще в городском транспорте, он показывал мне, мелькавшие за окнами дома, храмы и мосты, сопровождая историческими и литературными данными; пассажиры транспорта вытягивали шеи и тянулись к нам, чтобы послушать»[406].
С 1942 г. большинство работников Филиала смогло возобновить прерванную эвакуацией научную работу; систематически проводились также научные заседания[407]. А. А. Иессен и М. П. Грязнов приняли участие в работах одной из геологических экспедиций и летом 1942 г. провели раскопки палеолитической стоянки в селе Остров и поздненеолитической стоянки в деревне Верхние Горы (обе в районе устья реки Чусовой), собрав значительный и ценный в научном отношении материал. Иессен уделил особое внимание изучению древнего искусства Урала и вопросам истории древнейшей металлургии Урала в эпоху первобытного общества. В эвакуации же была написана им вышедшая в 1947 г. книга «Исторические предпосылки греческой колонизации Северного Причерноморья». М. П. Грязнов продолжал свою работу над изучением культуры и искусства древних кочевников Алтая и подготовил к защите в качестве диссертации на степень доктора исторических наук написанное до войны исследование «Пазырыкское погребение племенного вождя на Алтае» (защита состоялась в июне 1945 г. в ленинградском Институте истории материальной культуры им. Н. Я. Марра Академии наук СССР). Одновременно он работал над большим исследованием, посвященным Сибирской коллекции Петра I (золотые ювелирные изделия древних кочевников Сибири)[408].
Значительную научную работу провели и сотрудники Отдела истории культуры и искусства античного мира. А. А. Передольская завершила начатое еще до войны большое исследование – «Проблема реализма в греческом искусстве V века до н. э.». Оно обсуждалось на нескольких научных заседаниях, и в итоге было решено созвать спецсеминар, посвященный теме реализма в истории изобразительного искусства начиная с древнейших времен. Также Передольской была написана работа по истории греческой вазовой живописи. Г. Д. Белов в Свердловске продолжил свои многолетние исследования по истории и археологии Херсонеса Таврического и, вернувшись в Ленинград после снятия блокады, в 1944 г. защитил в Институте истории материальной культуры им. Н. Я. Марра Академии наук СССР кандидатскую диссертацию «Херсонес Таврический (Очерк истории города)». М. М. Худяк, Л. Ф. Силантьева и В. М. Скуднова занимались изучением памятников древнего Нимфея, раскопки которого проводились ими в эрмитажных экспедициях в 1938–1941 гг. и были прерваны из-за начавшейся войны. Вскоре после освобождения Крыма от нацистов М. М. Худяк был командирован в Керчь, где подробно обследовал состояние памятников и способствовал экстренному принятию меры по охране раскопанной в период оккупации территории Нимфея. В эвакуации он написал исследование, посвященное древнему святилищу Нимфея[409].
Сотрудник отдела истории культуры и искусства Востока М. Э. Матье продолжила работать над исследованием истории искусства Египта времени Среднего и Нового Царства – «Египетское искусство фиванского периода» (в декабре 1945 г. защитила ее как докторскую диссертацию в московском Институте востоковедения Академии наук СССР). В Свердловске И. М. Лурье завершил многолетнюю работу по истории древнеегипетского права. В январе 1946 г. эта работа («Очерки древнеегипетского права») была защищена как докторская диссертация в Институте востоковедения Академии наук СССР. А Е. Г. Пчелина в 1944 г. защитила в Московском государственном университете кандидатскую, посвященную истории древнего буддийского монастыря Кара-тепе в Термезе. В том же году и в том же вузе Т. А. Измайлова защитила кандидатскую на тему «Декоративное убранство армянских архитектурных памятников XII–XIII веков». М. Н. Кречетова закончила исследование, посвященное китайскому фарфору, и на основе этой работы в 1946 г. также защитила диссертацию в МГУ[410]. Словом, невзирая на напряженность эвакуационной повседневности, научная жизнь в эрмитажной среде била ключом.
Следует упомянуть о сделанных сотрудником отдела западноевропейского искусства М. И. Щербачевой докладах, посвященных творчеству нескольких флорентийских художников первой половины XV в., о написанных Т. Д. Каменской обзорах творчества братьев Ленен и других представителей реалистических течений во французском искусстве XVII в. и академическом искусстве времени Людовика XIV, о сделанных Р. М. Хай подробных характеристиках творчества Я. Вермеера и Терборха, о законченном Е. Ю. Фехнер очерке нидерландской живописи XVI в., о написанном Е. Г. Лисенковым очерке об искусстве Великобритании первой половины XIX в.