.
Ящик 8 (сигнатура 8, место назначения – Ташкент) – 22 картины, среди них: Дубовской; Кустодиев; Бродский “Ленин – оратор”.
Ящик 9 (сигнатура 18, место назначения – Ташкент) – 13 картин, в т. ч.: Франческо Тревизани “Св. Франциск”; Верещагин.
Ящик 10 (сигнатура 5, место назначения – Ташкент) – 19 картин, в т. ч.: Айвазовский “Ялта”; К. Коровин “Дама в парке с лютней” (1916)»[574].
Опись одиннадцатого ящика отсутствует. Судьба этих вещей неизвестна до сих пор.
В залах музея, по свидетельствам современников, царил хаос. Картин на стенах не было никаких, только панно Г. Робера осталось на прежнем месте – в Парадной столовой. Вся мебель ее была сдвинута в одну сторону. В Бильярдной свернут в рулон ковер, всегда лежавший в этой комнате (размером в ее площадь), – подарок М. С. Воронцову от персидского шаха Фетх-Али. Во всю длину коридора возле гардеробной стояли ящики с книгами. Ящики были и в зале Библиотеки. В Зимнем саду стояла на своих местах вся античная скульптура: саркофаг, голова Медузы Горгоны (барельеф), статуя поэта, торс Венеры[575].
С первых дней оккупации Алупки небольшой штат служащих музея, руководимый сначала А. Г. Кореневым, а затем С. Г. Щеколдиным, делал все возможное для спасения основных коллекций от разграбления. Мелкие вещи прятали в фонды, а крупные произведения, руководствуясь соображением, что их труднее будет красть, выставляли в экспозиции, возвращали из опустевших после отъезда немецких офицеров санаториев изъятую музейную мебель, зачастую поломанную и изуродованную, умышленно затягивали проводимую по указаниям айнзацштаба инвентаризацию экспонатов и книжных фондов, выдавали, когда это не сильно бросалось в глаза, оригиналы западноевропейских и русских живописцев за копии, что иногда спасало их от вывоза в Германию[576].
19 мая 1942 г. в ведение штаба Розенберга перешел и Керченский археологический музей, в котором тогда хранилось 5514 экспонатов[577]. Его директором оккупанты назначили А. А. Шевелева, заслужившего их доверие выдачей тайника в подвальном помещении музея, где были спрятаны 16 ящиков со стеклом и хрупкой античной керамикой[578]. Открывшаяся спустя два месяца музейная экспозиция не шла ни в какое сравнение с предвоенной. Это была вынуждена признать и издававшаяся оккупантами газета «Голос Крыма» от 2 мая 1943 г.: «…Вот сейчас в апреле 1943 г. музей Керчи стоит сиротинушкой… Одна только копия имеется в музее – это копия золотой маски боспорского царя Рескупорида. Но и эта копия не золотая, а бронзовая… Все, что выставлено в настоящее время в музее, настолько неполно и материально бедно, что можно сказать с глубокой грустью смотрит на своих собирателей античная эпоха с холмов Митридата…»[579] Единственным приобретением Керченского музея стал мраморный саркофаг весом 5 тонн, перевезенный в июле 1943 г. из Тамани[580]. Стенки саркофага украшали рельефные фрагменты из розеток, по верхнему и нижнему краям проходили два тонких фриза. Крышка имела два фронтона с вырезанными внутри розетками и сверху акротериями в виде пальметок из стилизованных листьев аканфа. Это единственный целый боспорский саркофаг IV в. до н. э., найденный в 1916 г. в одном из курганов, хранится в Таманском музее. В 1941 г. во время военных действий музей был разрушен, но саркофаг уцелел. Саркофаг установили в гробнице Мелек-Чесменского кургана. Пополнение музейного фонда пытались осуществить через покупку у местного населения предметов, имевших историческую или художественную ценность, или путем обмена на продукты питания. При поддержке оккупационных властей небольшие ремонтные работы были произведены на подведомственных музею археологических памятниках: склепе Деметры, царском кургане[581].
Вся деятельность Херсонесского музея в оккупационный период неразрывно связана с А. К. Тахтаем, являвшимся его хранителем. Оставшись в захваченном фашистами Севастополе, он несколько месяцев провел в лагере для военнопленных. После освобождения по распоряжению германского командования получил назначение на должность «директора раскопок». Тахтай смог быстро восстановить музей, точнее то, что от него осталось после эвакуации ценных экспонатов и осадных бомбардировок. Главное внимание в музейной экспозиции было уделено разделу, знакомившему с жизнью средневекового Херсонеса[582]. Он же составил дополнение к путеводителю по феодальному отделу музея. Ему удалось предотвратить вывоз из музея плиты с грифоном II в. до н. э. и мраморного аканфа IV в. до н. э., предназначавшихся в подарок покорителю Крыма фельдмаршалу Ф. Э. Манштейну[583].
В конце 1942 г. возобновил свою работу Евпаторийский музей, в котором насчитывалось 1238 экспонатов, снабженных пояснительными карточками на русском и немецком языках[584]. Наибольшей полнотой отличался раздел экспозиции, посвященный событиям Крымской войны 1854–1855 гг., в нем были представлены старинные гравюры, изображавшие высадку англо-французского десанта на побережье близ Евпатории, сражение под Инкерманом, у Балаклавы, на реке Альме, портреты защитников Севастополя, коллекция оружия того времени вплоть до мортирных пушек, модели военных судов[585]. В качестве дара в музей поступило несколько картин от местных художников Г. Х. Бояджнева и Оприца[586]. Комендатура взяла на учет древние постройки Евпатории, в том числе остатки каменных ворот и стен крепости Гезлёв, архитектурные памятники XIX в., кенасу, где открылся караимский национальный музей[587]. Германская военная администрация, с целью привлечения местного населения на свою сторону, разрешила открывать храмы. Этому предшествовал ремонт культовых зданий. Восстановительные работы финансировали образовавшиеся различные национальные организации. Евпаторийский мусульманский комитет отремонтировал шедевр Хаджи Синана – мечеть Джума-Джами[588]. В ведении бахчисарайского мусульманского комитета находился бывший ханский дворец. По-видимому, не без помощи его директора И. Мустафаева были обнаружены и возвращены обратно в музей 25 ящиков с ценными экспонатами, замурованные накануне оккупации в одной из пещер Чуфут-Кале[589].
Благодаря заботе М. П. Чеховой сохранился в неприкосновенности в военные годы дом-музей А. П. Чехова в Ялте[590]. От бомбардировок пострадал только сад. В «Бюллетене Ялтинского городского управления» от 18 января 1944 г. сообщалось: «В декабре 1943 г. дом-музей им. А. П. Чехова посетило 27 человек, в том числе 21 военный»[591].
В оккупированном Симферополе продолжал функционировать Центральный музей Крыма. Его директором являлся А. И. Полканов. Он вместе с главным хранителем А. С. Дойчем, препаратором И. А. Глобенко, музейным столяром Шлыковым оборудовал в музее 5 тайников, где были спрятаны ценные археологические предметы, экспонаты и архив революционного отдела, книги, пулемет «Максим», винтовки, холодное оружие из отдела партизанского движения, оформление советского отдела (статуи, бюсты, барельефы, плакаты)[592]. Там же хранились 2 ящика с картинами К. Ф. Богаевского, 3 ящика с картинами и автопортретом И. К. Айвазовского, вывезенные немцами из квартиры вдовы художника, сундук с нумизматической коллекцией Феодосийского краеведческого музея. Они были изъяты Полкановым при помощи военнопленного шофера В. Иваницкого на складе художественных ценностей, подготовленных к вывозу в Германию[593].
28 мая 1942 г. Симферопольская комендатура опубликовала обращение, призывавшее местное население сдать в двухнедельный срок в Центральный музей исторические ценности, иконы, картины, принадлежавшие различным культурно-просветительным организациям[594]. Вместе с тем торговля антиквариатом отнюдь не запрещалась. Более того, газета «Голос Крыма» 13 сентября 1942 г. информировала: «В комиссионных магазинах Симферополя часто можно видеть ценные антикварные вещи, привлекающие особое внимание публики. Через магазины прошло уже много редких художественных картин русских и заграничных художников. Были в продаже майоликовые вазы, хрусталь, изящные изделия из бронзы, старинные шкатулки, вышивки искусных мастеров. Недавно в одном из магазинов продавалась коллекция писем почти столетней давности… русского писателя А. Ф. Писемского… Сейчас на выставке одного из магазинов находится портрет художника Айвазовского. Сверху портрета имеется автограф художника…»[595] По мере возможности между музеями поддерживались связи. Так, 10 мая 1943 г. в Центральном музее Крыма открылась выставка изделий татарского и караимского прикладного искусства[596]. Образцы старинной медной посуды, браслеты, серьги предоставил Бахчисарайский дворец-музей. Евпаторийский музей отправил на выставку редкие экземпляры татарской национальной вышивки золотом по тяжелому пурпурному бархату и кисее[597]