Однако Гитлер был охвачен постоянно усиливающимися опасениями, перерастающими в невроз, что Сталин готовится напасть на Германию. Он сказал, что русские неожиданно разрешили немецким инженерам и офицерам посетить их военные заводы, производящие авиационные детали, двигатели и танки. Отчет, который они представили ему, Гитлеру, по возвращении, вызвал у него сильное беспокойство. Россия становится очень сильной, и Сталин проявляет в их отношениях все большую независимость. Германия должна торопиться, чтобы не оказалось поздно, и Советы не напали первыми.
– Мы разобьем русских до зимы, – сказал он.
В ответ Гитлер заметил, что даже если Германия сумеет разгромить русскую армию, война на этом не закончится. Русский народ никогда не пойдет на мир. И установить контроль над этой страной будет невозможно. Он просил Гитлера подумать о судьбе Наполеона.
На это Гитлер резко ответил, что Наполеон не имел сильнейшей танковой армии и самых мощных военно-воздушных сил, какие только известны миру…
На следующий день Геринг, переполненный тяжелыми предчувствиями, уехал в Каринхалле. Там он провел совещание с Эрхардом Мильхом и сообщил своему заместителю о решении Гитлера. Мильх не проявил ни сомнения, ни беспокойства, которые владели Герингом, решив, в свою очередь, что тот тоже одобряет русскую кампанию и полностью поддерживает фюрера. А вечером Мильх записал в своем дневнике, что эта затея, по его мнению, совершенно безумна и окончится она не зимой, а не раньше чем через четыре года».
Следующее сообщение Харнака, ссылавшегося на Шульце-Бойзена, еще больше запутало ситуацию: «В настоящее время генштаб авиации почти полностью прекратил разработку русских объектов и интенсивно ведет подготовительную работу для акции, направленной против Турции, Сирии и Ирака, в первую очередь против первой. Акция против СССР, кажется, отодвинута на задний план, в генштаб больше не поступают фотоснимки советской территории, сделанные с немецких самолетов». Это была дезинформация, с помощью которой германское руководство хотело прикрыть подготовку операции «Барбаросса».
В конце апреля от «Старшины» поступил ряд донесений, где утверждалось, что вопрос о нападении на СССР окончательно решен и что Риббентроп, «который до сих пор не являлся сторонником выступления против СССР, зная твердую решимость Гитлера в этом вопросе, занял позицию сторонников нападения на СССР». Щульце-Бойзен указал на активные контакты германского Генштаба с генеральными штабами Финляндии, Румынии, Венгрии и Болгарии по поводу предстоящего Восточного похода. Он процитировал речь Гитлера перед офицерами – выпускниками училищ – 29 апреля, где фюрер заявил: «…В ближайшее время произойдут события, которые многим покажутся непонятными. Однако мероприятия, которые мы намечаем, являются государственной необходимостью, так как красная чернь поднимает голову над Европой». «Корсиканец», в свою очередь, сообщил, что «на совещании ответственных референтов Министерства хозяйства референт прессы Кроль в докладе заявил: „…От СССР будет потребовано выступление против Англии на стороне держав Оси. В качестве гарантии будет оккупирована Украина, а возможно, и Прибалтика“.»
Здесь сбивал с толку слишком уж откровенный намек на «красную чернь» в столь широкой аудитории. А пассаж про ультиматум был чистой воды дезинформацией.
В мае Шульце-Бойзен настаивал: «Необходимо серьезно предупредить Москву обо всех данных, указывающих на то, что вопрос о нападении на Советский Союз является решенным, наступление намечено на ближайшее время и немцы для этой акции ставят на карту „фашизм или социализм“, естественно, подготавливают максимум сил и средств».
Здесь совершенно точно подмечен «идеологический характер» будущей войны на Востоке. Но вот в следующем донесении опять проявляется неопределенность со сроками и повторяется фантастическая версия с ультиматумом: «В штабе германской авиации подготовка операции против СССР проводится самым усиленным темпом. Все данные говорят о том, что выступление намечено на ближайшее время. В разговорах среди офицеров штаба часто называется 20 мая как дата начала войны. Другие полагают, что выступление намечено на июнь.
Вначале Германия предъявит Советскому Союзу ультиматум с требованием более широкого экспорта в Германию и отказа от коммунистической пропаганды. В качестве гарантии этих требований в промышленные и хозяйственные центры и предприятия Украины должны быть посланы немецкие комиссары, а некоторые украинские области должны быть оккупированы немецкой армией. Предъявлению ультиматума будет предшествовать „война нервов“ в целях деморализации Советского Союза. В последнее время подготовку войны с СССР немцы стараются сохранить в полном секрете. Соответствующие меры принимаются в этом направлении германскими представителями в Москве».
Не исключено, что предположения о будущем ультиматуме и возможной оккупации в качестве залога принятия германских требований некоторых областей Украины не были даже дезинформацией в чистом виде. Эти логические схемы могли рождаться в голове немецких штабных офицеров, осведомленных о подготовке восточного похода. Они искренне верили, что такую большую войну не станут начинать без какого-то дипломатического прикрытия и сначала выдвинут ультиматум, а только потом вторгнуться на советскую территорию.
«Старшина» докладывал, что, «несмотря на ноту советского правительства, германские самолеты продолжают полеты на советскую сторону с целью аэрофотосъемки. Теперь фотографирование происходит с высоты 11 тысяч метров, а сами полеты проводятся с большой осторожностью». Он утверждал: «Недавно Антонеску направил меморандум Гитлеру и Герингу, в котором доказывает необходимость нападения Германии на СССР весной этого года. В качестве доводов указывается, что Германии необходимо обеспечить за собой сырьевую и продовольственную базу, каковой является Украина». Тут опять на первый план выходило юго-западное направление возможного главного удара. Впрочем, Антонеску был младшим партнером Гитлера, и тот вовсе не обязан был слушать румынского диктатора.
Шульце-Бойзен сообщал, что против СССР развертывается 1-й воздушный флот люфтваффе: «Флот № 1 германской авиации предназначен для действий против СССР в качестве основной единицы. Находится он пока еще на бумаге, за исключением соединений ночных истребителей, противозенитной артиллерии и отрядов, тренирующихся специально в бреющих полетах.
Однако это не значит, что он не готов к выступлению, так как по плану все налицо, организация подготовлена, самолеты могут быть переброшены в кратчайший срок. До сего времени центром расположения 1-го воздушного флота был Берлин. Сейчас центр перенесен в Кенигсберг, но место его нахождения тщательно конспирируется. Количество самолетов 1-го флота по планам неизвестно. Известно, что во флоте имеется три эскадрильи истребителей».
Информация была не вполне точная. На самом деле 1-й воздушный флот предназначался для поддержки группы армий «Север», но отнюдь не призван был сыграть основную роль в войне против СССР. Ведь главный удар наносила группа армий «Центр», которую поддерживал 2-й воздушный флот. Опять внимание советского руководства концентрировалось на флангах, тогда как основных неприятностей ему следовало ожидать на центральном направлении.
Во второй половине мая от «Старшины» поступили донесения, свидетельствующие, что операция против СССР переносится на более поздний срок: «Планы в отношении Советского Союза откладываются, немецкими руководящими инстанциями принимаются меры для сохранения их последующей разработки в полной тайне.
Немецким военным атташе за границей, а также послам дано указание опровергать слухи о военном столкновении между Германией и СССР».
Шульце-Бойзен также передал содержание приказа Верховного командования вермахта от 7 мая, где говорилось, что «германские стратегические планы и предварительные разведывательные мероприятия стали известны врагу». Агент связывал издание этого приказа «с разведывательными полетами немецких самолетов над советской территорией и нотой советского правительства». О том же сообщал и Харнак: «В министерстве хозяйства приказ Верховного командования связывается с антисоветскими планами Германии, которые стали известны русским».
Переполох в немецких штабах вызвала нота советского правительства от 21 апреля 1941 года, переданная германскому поверенному в делах Типпельскирху. Там содержалось требование принять безотлагательные меры против нарушения границы немецкими самолетами. За период с 27 марта по 18 апреля произошло 80 таких инцидентов. Германская сторона по поводу аналогичных нарушений границы с советской стороны предпочитала хранить молчание.
Отсрочку осуществления антисоветских планов Германии Шульце-Бойзен объяснял «трудностями и потерями в войне с англичанами на африканском фронте и на море (как раз 27 мая 1941 года был потоплен крупнейший германский линкор „Бисмарк“. – Б. С.). Круги авторитетного офицерства считают, что одновременные операции против англичан и против СССР вряд ли возможны. Наряду с этим подготовительные работы против СССР в штабе авиации продолжаются».
Но истинной причиной отсрочки начала операции «Барбаросса» стала Балканская кампания, а отнюдь не бои в Северной Африке. Мнение же, будто одновременное ведение войны против Англии и Советского Союза невозможно, еще больше дезориентировало Москву.
В первую неделю июня «Старшина» сообщал со слов начальника русского отдела штаба авиации Геймана: «На следующей неделе напряжение в русском вопросе достигнет наивысшей точки и вопрос о войне окончательно будет решен. Германия предъявит СССР требование о предоставлении немцам хозяйственного руководства на Украине, об использовании советского военного флота против Англии.
Все подготовительные военные мероприятия – составление карт расположения советских аэродромов, сосредоточение на „балканских“ аэродромах германской авиации – должны быть закончены к середине июня месяца».