Его жена писать не будет. Она не будет заниматься глупостями. А Женька - несможет противостоять судьбе. Ты ведь это знаешь, сказала себе гэйна.
Все продумано тысячи раз. Этот брак колоссально невыгоден. Опасность отрыва отродной почвы - из-за эмиграции. Опасность рождения детей... Посмотри, во чтопревратилась Дана, а ведь талантливее ее не было в квенсене. То же самое будетс Женей, причем ей хватит и одного ребенка. Чтобы растить детей почти водиночку, как здешние женщины, и что-то делать еще - надо иметь железныйхарактер. Или растить не в одиночку, а при поддержке мужа, а здесь - какаяподдержка? И наконец, опасность душевного тяжелого разлада, в итоге - развода.Тяжелых внутренних травм.
Да, ей сейчас плохо, ей хочется изменить судьбу, и при другом раскладе можнобыло бы ей это позволить. Но не при таком! Ничего не поделаешь, сказала гэйна.Сцепила зубы. Нажала на кнопку, отправляя Александру Шнайдеру очередную порциюэлектронных писем.
Он стирает спам не читая. Но Женькино имя в заголовке насторожит его. Намек нато, что он связался с людьми, о которых ему лучше ничего не знать. Что судьбаего ждет не самая лучшая. И что Женьку лучше оставить в покое. Все этосработает - Шнайдер труслив, никакой любви там нет и в помине. Ему просто нужнакрасивая, умная, преданная девочка - для самоутверждения, поскольку ондоказывает себе, что это прежняя жена, а не он, виновата в распаде семьи. И преданностьдевочки можно и купить, закрыв на это глаза. А то, что ее личность будетразмазана по стенке ради его самоутверждения - это ведь ему безразлично.
Сейчас Женьке плохо, но при этом "плохо" она пишет, и пишет много, ихорошо. И пока она пишет, сказала себе гэйна, твой долг - сохранять те условия,при которых она это делает. Ты же знаешь, что это твой долг. Ради этого тебяздесь держат. Это твоя работа. Шендак. Работа твоя. Это, может быть, подлость,но это, как тебе известно, твой долг.
Ивикоткрыла окно и отжималась от пола, поглядывая на монитор. Для этого, правда,плазменную панель пришлось временно переставить на пол. Гэйна сбросила рубашку,оставшись в одном лифчике. Морозный ветер налетал порывами, выстуживаянатопленную комнату. Мышцы приятно ныли. Можно было и не тренироваться, но Ивиктак устала сидеть за монитором. Она сидела уже десять часов, не поднимаясь. И унее и сейчас было восемнадцать окон. Другие "ангелы" чем-то заняты.Ивик нестерпимо хотелось лечь, закрыть глаза - глаза уже резало временами. Тутуж либо ложиться спать, либо преодолеть себя и немного размяться. Это поможет,знала Ивик. На какое-то время - поможет.
Она закрыла окно. Сдвинула разборные гантели ногой под шкаф. Накинула на потноетело рубашку - все равно грязная уже. Села за компьютер. Посмотрела нафотографию Кельма в углу.
Любимый, сказала она шепотом. Она привыкала к этому слову, осваивала его. Уженесколько лет она знала это о себе. Он - не знал ничего и даже догадаться немог, да и ее-то он вряд ли помнил. Но вот так назвать его - надо было решиться.Ивик посидела, пережидая внутреннее волнение от этого слова. Ее взглядпривлекло быстрое движение в одном из окон.
Штопор. Они как раз собирались играть в новой студии. Ивик увеличила окно ивключила звук - не забывая наблюдать и за другими краем глаза.
Она не могла отказать себе в этом удовольствии.
Они пели не самую популярную из своих песенок. Зато одну из самых дейтрийских -за что Штопор и удостоился постоянного наблюдения. Даже голос рокера изменился- из нарочито противного козлетона стал нормальным, мужским голосом. Даже наКельма чем-то похоже - Ивик не знала точно, умеет ли Кельм петь. Но ейказалось, он мог бы петь именно так.
Глазатвои пусты от боли и тоски*,
Глядишь вокруг себя, сжимая кулаки,
Любимая нашла кого-то пожирней -
Обратно не зови, забудь скорей о ней.
И всё тебе не так, и люди все не те,
Страна твоя в крови, слезах и нищете.
Окончился твой день, но ты лежишь без сна -
Тебе нужна любовь, тебе нужна война!
*Здесь и далее - Ян Мавлевич. http://zavolu.info/309.html
Или см. Примечания.
Басист выдал красивое соло. Ивик посмотрела на Кельма. Его улыбка будтопогасла. Он смотрел напряженно, внимательно. Ивик протянула руку и пальцемкоснулась монитора - там, где его щека.
Привычныйс детства мир не так уж и хорош,
Повсюду видно грязь, повсюду слышно ложь.
Скорее уходи, сжигая все мосты,
Иди туда, где мы, - туда, где нужен ты.
Кому-то время жить, кому-то умирать,
А нам пришла пора любить и воевать.
Отчизну, что больна, сдана, разорена,
Спасёт твоя любовь, спасёт твоя война.
Он сам не знал, к чему и кого он звал, этот парень. Он родился в глухом мире,где давно уже не было ни любви, ни войны. Или все это не встречалось ему, он немог этого встретить, не мог найти, он задыхался в этом пенопласте, и хлесталводку, ему было мало этого мира - и он звал другой, тоскуя о нем. Хотя никто непонял бы этой тоски - кроме его дейтрийского ангела-хранителя, Ивик, сидящей замонитором, вцепившейся тонкими сильными пальцами в угол стола.
Пускайглумится мразь, пускай ликует враг -
Не бойся ничего и делай первый шаг.
Весёлым будь и злым, родился - так живи!
Для искренней войны, для яростной любви.
Потом она заметила хозяина студии. Василий был красив - истинный викинг.Воплощение арийской мужественности. Или дарайской евгеники, уточнила про себяИвик. Скрестив руки на груди, Василий наблюдал за музыкантами. По лицу еготрудно было понять, нравится ли ему песня. Он заговорил. Ивик слушалавнимательно. Потом встала, отодвинула стул и сунула в кобуру пистолет и шлинг.
Число окон уменьшилось до восьми. Теперь можно попробовать отследить этоготипа. И она обязана это сделать. Не потому, конечно, что Василий - высокийблондин, дарайские агенты как раз обычно меняют внешность. И лицо у него недарайское. Она просто должна отследить, с кем общается ее транслятор. Ведь этодело нешуточное.
Когда Ивик вынырнула из Медианы на углу двух питерских улиц, Василий как развыходил из студии. "Ядерная весна" осталась еще порепетировать.
Ивик следовала за блондином по другой стороне улицы. Обычная многолюдностьцентра, да еще в теплую погоду, легко позволяли ей оставаться незамеченной.Светлая шевелюра Василия, по случаю тепла не прикрытая головным убором, сиялииздали. Под ногами хлюпала серая жижа, вода с грязным снегом. Ивик нерассчитывала на особую удачу - скорее всего, Василий сядет в машину, иостанется только успеть заметить ее номер. Но преследуемый двинулся к Невскомуи в конце концов исчез в толпе, вливающейся на "Достоевскую". Ивикпорадовалась и, поглядывая на светлую макушку, чуть возвышающуюся над толпой,вскоре тоже вступила на эскалатор.
Для агента это было бы даже нормально, размышляла она. Учитывая пробки вцентре, на метро двигаться и быстрее, и безопаснее. А вот для местногобогатенького буратино... логично ли ехать на метро? Да еще - пусть не в часпик, но все же довольно забитом? Нет, Василий не походил на типичного местногодельца или богатого человека. Но - студия?
Грохоча и сверкая фарами, похожий на фантастическое чудовище, из тоннелявырвался поезд. Ивик, неприметно для Василия, стоявшая за спинами веселоймолодежной компании, шагнула в тот же вагон, что и предполагаемый дараец. В соседнююдверь. Достала из кармана зеркальце, отвернувшись от места, куда вошел Василий.Ковыряя для виду прыщик на щеке, нашла отражение преследуемого позади себя.Убрала зеркальце, встала боком, незаметно взглядывая временами на Василия - егофигура в той же светло-коричневой куртке маячила за толпой стоящих пассажиров.
Проще всего было бы попытаться перевести его в Медиану. Незаметно подойти,тактильный контакт... Землянин просто ничего не заметит - разве что увидитисчезновение стоящей рядом девушки, что нежелательно, конечно. Но это, ксожалению, совершенно неприемлемо. Если Василий дараец, он не должен обнаружитьслежки - Ивик обязана сообщить о нем командованию, а уж контрразведка решит,разрабатывать лже-Василия или ликвидировать. А если он землянин, он все равноможет работать на дарайцев.
Впринципе, Ивик прихватила пару микропередатчиков, но слишком уж велик рискобнаружения - если это враг, он ничего не должен заподозрить. Ивик несобиралась применять технику.
Василий вышел на площади Александра Невского. Поначалу народу вокруг былодостаточно. Но чем дальше уходил Василий от центра, тем безлюднее становилисьулицы. Ивик едва не решила бросить преследование, опасно, Василий может еезаметить. И все же она продолжала идти - по другой стороне улицы и метрах вдвуста позади предполагаемого дарайца.
Василий снова поразил ее - он двинулся прямо к монастырскому подворьюСвято-Троицкого монастыря на улице Обуховской Обороны. И сразу вошел в храм.Ивик нашла точку, откуда был хорошо виден этот вход и встала за угол дома,осторожно посматривая на храм. Может быть, оттуда можно выйти во двормонастыря, а из монастыря - еще куда-нибудь через задний ход. Тогда Ивик неповезло. Но других вариантов действий она не видела.
Гэйна напряженно размышляла. Дараец не может быть христианином. Это исключено.
Но о чем говорит такой заход в храм? Посмотреть бы, как Василий ведет себя там- со знанием дела, привычно или как неопытный захожанин? Но даже если онкрестится и кланяется, как семинарист - и это ничего еще не исключает.
Она ждала около двадцати минут, и все же ей повезло. Василий вышел из храма -не один, с бородатым священником средних лет в длинной рясе. Они о чем-торазговаривали. Потом Василий слегка поклонился, сложил руки, просяблагословения. Священник осенил его крестным знамением. Тот поклонился,поцеловал батюшке руку. Ивик слегка покачала головой - православные ритуалы