собственному жилью. Хотя и дома-то у нее кавардак. Но дома она не так ужчувствовала свою ответственность - она там бывала редко. А здесь - вроде и недом, рабочее помещение. И все равно! Она впервые смотрела на эту комнату будточужими глазами, и видела все - нестиранные с момента въезда шторы, кофейныепятна на подоконнике, растерзанную дыру в обоях, обшарпанную разнокалибернуюмебель. За компьютерным столом скопилась на стуле страшненькая кучка.И ведьхоть бы пол подмела перед уходом, нет, ей это даже в голову не пришло.Временами она, конечно, здесь наводила порядок. Относительный... Ивик сложиласвитер, убрала его в шкаф. Руки слегка дрожали.
Плевать, решила она. Что подумает, то и ладно. А ведь он не может не заметитьвсего этого. Он не из тех, кто не заметит. Хотя, конечно, из вежливости промолчит,но можно представить, что подумает... Ивик заставила себя сесть и всмотреться вмонитор. Переключила на себя свои пять окон. В переговорнике замигало сообщениеот наблюдателя 4 (они не знали имен друг друга): "Привет, седьмой!Наконец-то, заждались тебя уже! Работай, друг!" Ивик не стала отвечать, ейсейчас было не до того. В окнах все выглядело благополучно. Ивик поймала себяна том, что опять думает вовсе не о деле, а о Кельме. Какой он все-таки... Этохорошо, что он такой разговорчивый. Ивик почему-то иногда представляла Кельмаочень молчаливым и таинственным. Хотя вроде бы он не вел себя так. Во время ихредких встреч Ивик каждый раз удивлялась тому, что он постоянно с кем-нибудьболтает, постоянно занят. И сейчас он вот так же себя вел, и это было хорошо,иначе Ивик ужасно смущалась бы. Они оба натянуто молчали бы и смотрели в разныестороны. Хорошо, что он так уверен в себе. Хорошо, что он такой... довольныйжизнью и болтливый, Ивик улыбнулась этому слову. С ним будет легко работать. Абольше ведь... шендак, фотография! Ее ведь надо уничтожить, пока не... Ивикпотянула мышку к папке, где хранились снимки Кельма, но было поздно, дверь состуком открылась. Кельм вошел, поставил рядом с клавиатурой большой поднос. Еговзгляд, это Ивик заметила, торопливо обежал комнату.
--Немножко мрачновато у тебя, - сказал он, - ну мы с тобой постепенно всеорганизуем, угу?
Иулыбнулся. Ивик почувствовала, как валится с плеч очередной камень. Видел.Оценил. И не пришел в ужас. И даже не преминул об этом сообщить. Слава Богу!
На подносе все выглядело аппетитно. Даже лучше, чем Марк бы сделал, Марк точноне нарезал бы хлеб, и не нашел бы в недрах ее шкафчика зеленый горошек. Желтыедрожащие ломти омлета, сухая красная колбаса, бледноватые горки горошка, булкаи масло, крепко заваренный чай. Ивик подумала, что хорошо бы выразить как-тосвои эмоции по этому поводу, ведь всегда хорошо похвалить другого - но у неепока язык не поворачивался. Она все еще боялась. Относилась к Кельму, как будтоон был шеман, а она рядовая гэйна. Между тем разница в званиях у них вовсе небольшая, да и работают они теперь вместе, можно было бы вообще эту разницуигнорировать.
--Давай сразу... я так не люблю есть, но времени мало. Рассказывай, - Кельмположил кусок омлета прямо на хлеб с маслом, хищно закусил. Ивик тоже подцепилавилкой омлет.
--Ну... вот это Дмитрий Жаров. Вы... ты его знаешь, наверное.
--Да, слышал, но не читал пока.
Дмитрий Жаров работал за компьютером. Ивик подключилась к монитору, увиделатекст и вздрогнула от огорчения. Это был сценарий. Все-таки сценарий. Надобудет почитать отчет... видимо, контракт заключен. Прошляпила. Впрочем, этобыло почти невозможно предотвратить. Это нормально... Ивик открыла отчеты поЖарову. Ну да, конечно... Два дня назад. Когда она с мужем и детьми нежилась наозере.
--Что-то не так?
--Да, - вздохнула Ивик, - он заключил все-таки договор с киностудией.
--Это плохо?
Ивик начала рассказывать. В принципе, может быть, и все обойдется. Но эторискованно в психологическом смысле. Кельм заинтересованно ее слушал.
--То есть сценарий, который он должен писать, может каким-то образом уничтожитьего огонь? Его суть гэйна?
--Ну... он не гэйн, - улыбнулась Ивик, - они ведь не выходят в Медиану. Но огонь- да. . Жаров, он понимаешь какой... Он мальчишка. Ему жить интересно, потомуинтересно писать. Он пробует, ищет что-то, моделирует. Но у него семья,ребенок... машину вот купили. А здесь, на Земле ведь как... Либо деньгивсерьез, либо счастье всерьез. Исключений почти нет, мне самой это страшно - новедь правда, почти нет! Они еще бывают изредка где-то на Западе, но здесь... Идело здесь даже не в том, что семья, Жаров не такой уж глубоко совестливый изаботливый семьянин, он уже развелся один раз. Дело в том, что ему и потреблятьтоже интересно. Потребительские радости. Съездить в Лондон, искупаться вСредиземном море, пожить в пятизвездочном отеле. Прокатиться в скоростном БМВ.Это ему, вернее, тому мальчишке, который в нем, который умеет писать... егосути гэйна - тоже очень интересно. А это недоступно сейчас.
--Да, да, я это очень понимаю... - кивнул Кельм, - и он выбирает это. Стремится кэтому. Тем более, что перед ним никто не ставит... жестких выборов, это да.Альтернатива... - он вдруг замолчал, что было непривычно. Но у Ивик екнулосердце. Ей захотелось взять Кельма за руку. Почему-то стало его жалко,показалось, что надо его успокоить. Но она на это все же не решилась.
--Именно, - сказала Ивик, - ведь это не как у нас или... у дарайцев. Ведь он,когда зарабатывает деньги, никого и ничего не предает. Он просто продает. Себя.Свою свободу. Свободу мыслить и творить. А творить можно только бесплатно. Какв Медиане. Если же начинаешь продавать это... неважно за что... за деньги илиради того, чтобы выжить... это у тебя отнимается. Так происходит всегда.
--Как это ты правильно сказала, - кивнул Кельм, - только бесплатно. И продаватьнельзя. Значит, ты пытаешься продажу предотвратить в этом случае?
--В данном случае уже поздно, - вздохнула Ивик, - он уже подписал договор. Япрактически не вижу вариантов, а ведь у нас есть наработанные приемы... Здесьвсе безнадежно.
--Перекупить? Платить за то, что он будет творить свободно? Деньги ведь достатьможно.
--Эти варианты пробовали со многими, - ответила Ивик, -теперь мы этого неприменяем. Ты знаешь, самое опасное - не ограничения свободы творчества, а самопотребление выше общенародного уровня. Неважно, откуда идут деньги. Ни разу неполучалось так, чтобы большие деньги и большое потребление приносили пользу...То есть в наше время - не случалось. Поэтому мне не разрешат этот вариант, и ядаже не предлагаю.
--Заинтересовать чем-то другим? Подсунуть то, что его наверняка заинтересуетбольше, чем деньги? - предположил Кельм.
--Пробовала. Все последние полгода я пробую именно это. Например, он познакомилсяс летчиком-истребителем, его брали полетать... ему это интересно, он многописал о Космосе, и о летчиках тоже. Но это оказалось неудачным, в итоге у негоеще больше сформировалось стремление разбогатеть, тогда он сможет серьезнозаняться пилотированием как хобби. Я пробовала заинтересовать егоблаготворительностью, свела с нужными людьми, он ходил в детский дом.Сочувствовал, помогал, заинтересовался... Дальше этого не пошло. Серьезно на егомотивацию это не повлияло. Я пробовала заинтересовать его политикой. Онразразился несколькими хорошими эссе, на этом все кончилось.
--М-да... ну а если наоборот - поставить его в условия, когда деньги непомогут... помочь осознать, что счастье не в деньгах?
--А как? Нет, есть, конечно, брутальные варианты вроде удаления облачного тела...да просто какой-нибудь автокатастрофы. Хотя не факт, что это приведет его кжеланию творить дальше. Но можно, например, сделать так, чтобы его разбилпаралич, тогда телесных желаний поубавится. Но Кельм... мы же не дорши!
Он остро взглянул на Ивик, протянул руку и сжал ее запястье крепкими сухимипальцами.
--Да. Мы не дорши. Это ты очень точно сказала.
Ивик взглянула в его лицо и сразу опустила глаза.
--Никто никогда не даст разрешения на такое. И я сама даже не рассматриваю такиеварианты. Мы не ангелы, Кельм... мы делаем иногда мерзкие вещи. Врем,манипулируем... Но мы всегда оставляем человеку свободу. Мы охраняем его жизньи... мы никогда не давим. Никогда не создаем никакого давления и не принуждаем.
Кельм слегка погладил ее руку.
--Это очень правильно, - сказал он.
--Если он хочет продаться - пусть продается. Я, конечно, буду наблюдать дальше -а вдруг? Есть ведь шанс, что он все же продолжит нормально работать. Ну ладно,перейдем к следующим?
Она рассказала о Штопоре и о подозрительном Василии. Здесь Кельм задал оченьмного разных вопросов, очевидно, стараясь уяснить себе картину. Потом онсказал.
--Давай посмотрим вторую фигурантку. Светлова, да?
--Да, - Ивик взглянула в окошко Светловой, - но я не знаю... я не замечала ничегоподозрительного. Или... - она взглянула на Кельма, - ее бывший жених как-то...
УЖени и в самом деле ничего такого не происходило. Женя сидела за работой,прихлебывала кофе, поглядывала в свой монитор. Под глазами залегли темныекруги. Много плакала, подумала Ивик и снова ощутила себя сволочью.
--Нет, дело не в нем, - покачал головой Кельм, - ее жених чист. Информация вообщеполучена по другому каналу.
--Мне это не положено знать?
--Ничего секретного, но... впрочем, да, ничего секретного. Видишь ли, недавно былвскрыт дарайский подцентр в Кургане. Небольшой подцентр. Там у них средиинформации лежали несколько романов Светловой и подробное досье на нее. Вот,собственно, и все. Остальных твоих подопечных я знаю, конечно, хуже. Расскажимне и про них тоже.
Ивик кивнула и начала рассказывать, с каждой минутой все больше радуясь тому,как неожиданно легко все-таки разговаривать с Кельмом, и может быть, получитсявовсе забить на всякие там дурацкие чувства, и никто ничего не заметит. Да исама она вскоре забудет обо всем.
Лицо дейтрина было наполовину скрыто тенью, он сразу сдвинул стул так, чтобы