понимая. Ее руки, глаза, ее тело. Главного в ней он вовсе не видел и не знал. Авот Кельм - любил главное.
--Они ничего не понимают, - Кельм поднял ее руку к губам, поцеловал.
--Господи, Кельм... это же невозможно. Я не могу поверить. Я столько лет смотрелана твою фотографию. Ты же был... как ангел. Самый лучший, идеал. Я не могуповерить, что ты вот тут, рядом со мной.... и что ты... меня. Что мы тутвместе.
--А я в это не могу поверить - что меня кто-то мог так любить. Да еще ты. Я жемонстр, ты разве не понимаешь?
--Понимаю, Кель. Я все понимаю.
Их глаза встретились. Ивик осторожно провела пальцем по шраму.
--Они... резали тут?
--Да, - выдохнул он, - тройничный узел.
Ивик вздрогнула.
--Это же невозможно, - сказала она, - такую боль нельзя перенести. Болевой шок...
--Они все время следили за жизненными функциями. Капали что-то там.
Глаза Ивик наполнились слезами.
--Не плачь, - ласково сказал он, - все же прошло уже. Это давно было.
Кельм обнял ее. Рука легла на затылок. Провела по волосам. Ивик замерла.
--Ты мое счастье, - сказал он, - я умру без тебя.
--Я правда тебе нужна? - прошептала она, ткнувшись носом в его плечо.
--Знаешь... до тебя - это практически была не жизнь. Существование. Я был какмертвый, который по недоразумению почему-то должен ходить тут, среди живых. Яне имел права жить. А с тобой я живу. Я не знаю, как это у тебя получается...мне даже ничего не надо. Чтобы ты говорила или делала что-то. Просто ты есть.Ради этого, и то уже стоит жить...
--Я люблю тебя, - сказала она, потому что ничего другого уже нельзя было сказать.Он нагнулся к ней. Губы сомкнулись. Ивик и Кельм сомкнулись в единое целое. Взамкнутую вселенную. Они перестали существовать по отдельности. Потом ониоторвались на мгновение друг от друга, не размыкая взглядов. Кельм погладилплечо Ивик. Рука его скользнула ниже, за ворот. Кожа Ивик была горячей, сердцебыстро, словно у кролика, колотилось в ребра.
Это надо было прекратить. Это было невозможно. Наверное. Если бы сейчас Ивикначала копаться в себе и искать какую-нибудь похоть - ничего подобного она ненашла бы. Ей сейчас просто было не до того. Другое владело ее мозгом, сердцем,телом.
Рука Кельма охватила ее плечи, голую кожу под рубашкой. Он тихо ласкал ее. Недвигался дальше. Ивик дрожала, словно в ознобе, словно ей было холодно, илистрах смерти...
Что ж ты - остановишься или пойдешь дальше?
Если это любовь?
Вэтот миг она поняла очень многое, и что такое - это, чем всегда занимаютсялюди, захотевшие иметь детей - что это такое на самом деле, она поняла тоже.Смысл острого и полузапретного, тайного наслаждения. Смысл любви, смысл всехсамых разных чувств между мужчиной и женщиной. Чтобы понять все это, нужен былтолько один миг. Она поняла. Впервые.
Она, родившая трех детей. Давно уже ставшая женщиной.
Пойдешь дальше, отдашь все, что у тебя есть? Ведь любят не только сердцем, нетолько разумом. Слова, чувства - все это отличается от любви так же, как словао войне отличаются от самой войны. Давший клятву гэйна - должен жертвовать прислучае и своим телом. Если нужно защитить Дейтрос. Произнеся слова любви -отдашь ли ты свое тело - насовсем?
Или пожалеешь, или какие-нибудь высокие, высокоморальные соображения остановяттебя, и ты сохранишь себя - и не отдашь ему? Человеку, который тебе дорожежизни, выше звезд?
Ивик потянула рубашку вверх. Сняла. Обнаженная кожа словно блестела в полутьме,краснела сморщенная в месте старого ожога.
--Ивик, - прошептал Кельм. Руки коснулись ее кожи. Скользнули. Щелкнула сзадизастежка.
Ивик выскользнула. Встала. На ней ничего больше не было. Кельм поднялся,освобождаясь от одежды, лаская ее.
Унего было красивое тело. Мышцы не дыбились горой, но четко выделялись подсмуглой кожей. Чистой кожей. Шрамы были небольшими, аккуратными. На уровнеключиц. На руках. На животе. В паху. Ивик снова ощутила слезы на глазах - отжалости и ужаса за него.
Кожа соприкоснулась с кожей. Тело - с телом. Ивик впервые в жизнипочувствовала, что значит - любить мужчину. Что такое мужчина. Она почти неощущала, что происходило на уровне тела. Они где-то лежали. Или может быть,летели. Мужчина - это вот что... это все, кто уходит, вскинув на плечоавтомат... "пусть он возьмет меня. Это моя работа"... я привык... какможно привыкнуть - умирать? Но ведь он действительно - привык. Это его работа.Защитить, закрыть телом. Как миллиарды, триллионы, поколения мужчин закрывали изащищали. Спасали. Ребенка и мать ребенка... семью. Своих. Это древнее самогочеловека. Это в крови. И так же в крови - отдать ему себя, отдать свое тело,ведь это он любит так, что способен умереть за тебя... и умирал уже.
... и был при этом бесконечно ласковым. Как солнце. Прекрасным.
Иво всем этом не было ни одного грязного оттенка. Ни в одном прикосновении. Небыло стыда. Не было страха. Он знал, как это делать. Он все делал правильно.
Ивикв первый раз поняла, что это - самая чистая вещь на свете.
Она проснулась будто от толчка.
Тусклый свет просачивался сквозь шторы.
Она лежала, всей кожей ощущая его кожу, струящееся тепло. И неприятную теперьвлагу. Она отодвинулась.
Вроде похмелья. Все вспоминалось как бред. Что-то было ночью. Да, ей было оченьхорошо. Как никогда. Но это же бред, бред, это дикость... Она просто забыла обовсем остальном.
Ивик вскочила. Путаясь в штанинах, стала натягивать на себя брюки.
Так бывает иногда во сне - ты что-то там чувствуешь, переживаешь... а потомпросыпаешься и понимаешь, что на самом-то деле все иначе. Вот и сейчас... надовымыться. Она воровато выглянула в коридор. Никого. Подхватила одежду,скользнула в ванную.
Пока она мылась, пока одевалась, приводила себя в порядок, действительностьнаваливалась все сильнее, все безжалостнее... Действительность говорила голосомДаны все те же слова, разумные и логичные. Правильные. Абсолютно невыносимые.Несовместимые ни с чем... ни с чем настоящим.
...особенно она боялась, что он проснется. Что она не успеет уйти до того,как...
Что они тогда будут делать? Пить чай? Жарить яичницу?
Что они скажут друг другу?
Любое слово теперь превращало все в балаган. В дешевую комедию под названием"адюльтер". В анекдот - приезжает муж из командировки, а в шкафу...
Это же бред! И ведь вроде она не пила. Что она может отдать ему? Что - если ейуже давно ничего не принадлежит? Да, он хороший, да, он заслуживает всего, ноне ей же решать это...
Если так сложилась судьба.
Уйти. Сменить квартиру. Нет, это невозможно. Ивик остановилась. Она вдругвспомнила о версии Дамиэля. О возможном предательстве Эльгеро. А кто сказал,что Эльгеро неправ...
Может быть, прийти к нему. Он хороший. Он все поймет. Сказать - я все знаю,шеман, возьмите меня с собой, располагайте мной. Вам я верю.
Но верит ли она ему? Кому вообще можно верить здесь?
Может быть, ей врали с раннего детства. Может быть, вообще все иначе. Ивик захотелосьбиться головой о стену. Нет. Она просто уйдет. Просто уйдет - и все...
Пусть они все провалятся. Она заберет детей и уйдет. Подальше куда-нибудь. ВМедиану.
Да, в Медиану, пропади все пропадом! Пусть они остаются здесь, с их войной, сих дурацкими любовными проблемами, с их квенсенами и боевыми частями, танками ивертолетами, огненными бичами и атомными бомбами, трансляторами и фантомами...
Угэйна всегда есть выход - можно уйти в Медиану. Насовсем. Далеко. Где-нибудь воВселенной найдется местечко и для тебя. Где-нибудь... все равно, где жить. НаТриме, в Лей-Вей... да хоть в Дарайе! Лишь бы тебя не трогали. Маленький домик.Дети - ее дети, и больше ничьи. И они будут возвращаться домой каждый день. Онакаждый день сможет их обнимать. Варить обед. Играть с ними в мяч. Она найдеттакое место. Они будут ходить в Медиану и играть там вчетвером. С детьми.Правда, Марк... а что Марк? Ну может быть, она и его возьмет с собой. Он нужендетям. И он же не помешает.
ВМедиану... ей просто хотелось в Медиану, в серое безмолвие, где можно творить,где можно построить для себя какой угодно мир, все, что тебе нравится, где тыни от кого не зависишь. Медиана - это свобода.
Ивик сунула в кобуру ПМ, под левую руку повесила шлинг. Покидала вещички вмешок. Взглянула на Кельма - он, казалось, улыбался во сне. Что-то шевельнулосьвнутри, но холодный трезвый ужас остановил ее. Нет. Безумие кончено...
Только надо проверить все-таки трансляторов. Проклиная себя, Ивик включилакомп. Идиотка. Даже истерику закатить не можешь по-человечески - все равно незабудешь проверить, как там твои подопечные. Мамаша заботливая. Клуша. Но ведьправда - нехорошо как-то... Нет, за ними наблюдают другие, но...
Ее окна включились автоматически. Диспетчер сразу перекинул ей подопечных, едваИвик вошла в сеть. Она стояла у монитора, сжимая вещмешок в руке.
Жаров спал. Юлия что-то писала... Женя...
Ивик застыла, ощущая, как холодный пот катится по хребту.
Женя сидела, положив больную ногу на табуретку. Рядом с ней, выложив на столшлинг, похохатывал и о чем-то рассуждал тот самый дараец. Дамиэль. Очевидно,дежурный не заметил шлинга, или же не знал, как сразу реагировать. А Женя, судяпо шлингу, уже знала слишком много - гораздо больше, чем положено знать триманке.
Ивик обернулась, бросила последний взгляд на спящего Кельма и перешла вМедиану.
Кельм проснулся с ощущением тревоги и опоздания. Бросил взгляд на часы. Всенормально, вроде бы. Торопиться некуда. На сегодня ничего особенного он непланировал. Надо выжидать.
Ивик не было. И было в этом что-то нехорошее, а что - он пока не понимал.
Сней было очень хорошо. Таких и вправду - не бывает. Так не было никогда.
Он встал и отправился в туалет. Потом перекусил остатками холодца. Наготовиличуть ли не на неделю. Но сегодня надо будет что-то еще сварить. Кельмнеторопливо вымыл посуду.