--Извините. Я не хотела...
--Да что ж, это правда, Ивик. Я жил. Убивали вас. Я умер просто от инфаркта. Этоведь не так страшно.
Ивик соскочила с убогого седалища.
--Простите, Керш...
--Сердце, - сказал он спокойно, - это вас убивали... били... Жгли. Брали в плен ипытали, насиловали, мучили. Рвали на куски снарядами. Это действительнострашно. А со мной ничего такого не происходило. Вы были молоды, красивы, вылюбили друг друга - и вас убивали. Вы были маленькими... Ивик, когда детиприходят в квенсен - они же очень маленькие. И когда начинают воевать -маленькие. Это вам доставалось, а мне - нет. Только сердце... ведь оно у меняесть, Ивик. Но я не могу жаловаться. Мне повезло. Ты бы хотела поменяться сомной? Ты бы хотела жить так, как я?
Ивик заплакала.
--Чтобы твои дети... Ивик, я ведь каждого помню, кто не дожил. Это ведь неправда,что сердце у человека становится каменным.
--Керш... Керш, это мало, конечно, но... я давно вам простила.
--Я знаю, девочка. Вы все прощаете. Смиряетесь. Считаете нормальным. Я помню, чтосделал с тобой.
Ивик села.
--Керш, я все понимаю. Но вы не давите на жалость, ладно? Мне вас жалко. Но мне исебя ведь жалко. И Кельма. Мне всех жалко. Но это не то. Это все чувства.Объясните мне только одно - зачем? Какой в этом смысл? Зачем мучились вы, зачемпосылали на смерть нас?
--Ты все еще думаешь, что Дейтрос был уничтожен ради сохранения пассионарности? -усмехнулся он.
--Да, эту идею некому из меня выбить уже, - не удержалась Ивик.
--Хорошо, а если это не так? А если Дейтрос все-таки действительно был уничтожендарайцами? Это-то хоть ты допускаешь?
--Допускаю.
--И что - ложечки нашлись, а осадок остался?
--Зачем дарайцы преследуют нас? Почему мы не попытаемся просто жить с ними вмире? Я не верю, что только они виноваты в этой войне... В конфликте всегдавиновны обе стороны.
--Это верно, - согласился Керш, - всегда можно не конфликтовать. Согласиться.Пойти на уступки. Вопрос в том, что ты готова отдать и с чем согласиться. А что- не готова... Ведь было много народов, которые отдали и согласились. И онисохранили жизнь, физическое существование. Лей-Вей, например - часть народадарайцы, конечно, уничтожили, но ведь только часть. В истории Тримы тоже многопримеров.
--Вы, как всегда, все говорите правильно и логично... но я уже не знаю, что мнезащищать. Просто не знаю. Дейтрос - так ведь я уже давно не в патруле... НаТриме я защищаю только идеи, которые держат и скрепляют Дейтрос таким, какой онесть. Но Керш... я много лет это делала. Посмотрите, во что превратилось моетело. Моя душа. Посмотрите, что я оставила ради этого. А скажите - что яполучаю взамен. Убогое материальное обеспечение моей жизни? И все? Я понимаю,это эгоизм, эгоцентризм, надо жить ради общества, надо чувствовать себячастью... но вы знаете, кажется, мне уже это надоело. То, что вы жили так - неоправдание. То, что многие вообще отдали жизнь, отдали больше, чем я - тоже неоправдание...
--Девочка, - беспомощно сказал Керш, - ты пойми...
--Что я должна понять? Впервые, первый раз в жизни я увидела что-то для себя...ведь этого не было, вы поймите, хесс! Никогда не было. Я вышла замуж, потомучто так надо, стыдно не выйти. Я родила детей, потому что стыдно не рожать. Да,я любила и детей, и мужа, это нормальные человеческие инстинкты, но ведь я ж итам всегда больше отдавала, чем получала. И вот первый раз... понимаете -первый! Есть тот, кто любит меня. Именно меня, просто потому, что я есть, и явот такая. Не потому, что я жена, и что положено иметь жену - а потому что яесть. У меня могло быть тепло. Счастье. Я же думала, что счастья вообще небывает, а оно - есть. И сразу же - я вынуждена отказаться... иначе не можетбыть. Я не могу так! Хорошо, я бросила его... Но зачем жить дальше? Зачем всеостальное?
--Ты ведь сама его бросила. Это было твое решение. Могла не бросать.
--Не могла, и вы это отлично понимаете.
--Почему? Даже твои трансляторы тебя бы не поняли. Мало ли что в жизни бывает...потихонечку, незаметненько любила бы... чтобы никто не узнал. Урывала бы своюдольку счастья.
--У меня не получится незаметненько. У нас не получится.
--Тогда бросила бы семью...
--Нет, потому что это бесчестно и подло, и я не могу после этого любить Кельма.Вы поймите же, Керш! Почему, если гэйна заставляют предать Дейтрос и работатьна доршей - он теряет огонь? Ведь все теряют, бесповоротно. Да потому, что надосломать что-то в душе, чтобы предать. Надо стать бесчестным и подлым. И небудет огня. Будет цинизм и равнодушие. И вот так же и любви к Кельму не будетбольше. Вы что, не понимаете этого?
--Может быть, надо пересмотреть жизненные ценности? Ведь живут люди иначе - идаже творят при этом. На Триме...
--Можно и пересмотреть. Но вы же сами сказали - смотря с чем согласиться и чтоотдать... есть народы и есть люди, которые согласились и отдали... и они живут.
--А что? - спросил Керш, - что у тебя есть такого, что ты не готова отдать?
Ивик молчала.
--Не готова, даже если детей убьют на твоих глазах... и Кельма... Или нет такого?Тебе не за что больше умирать?
Ивик молчала.
-То, что я тебе тогда рассказывал - зачем мы защищаем Дейтрос так яростно - длятебя это уже перестало иметь значение. А я ведь тогда знал, что так будет. Ты,такая маленькая, тихая, измученная болью, сидела рядом со мной и соглашалась, идаже проникалась до глубины души тем, что я тебе говорил. А я знал, что раноили поздно ты придешь и начнешь спрашивать дальше. Предъявишь счет. Объясненийбыло достаточно для тринадцатилетней гэйны. Ты тогда ведь гордилась собой - тызащищаешь жизнь мирного населения, за спиной у квиссанов спит родная земля, вформе и с оружием пройтись по улице, свысока поглядывая на остальных... что, нетак?
--Так. А теперь...
--А теперь ты постарше, все это тебе уже обрыдло, и ты спрашиваешь - а зачем этовсе было?
--Да. Спрашиваю.
--Вот потому и я тебя спрашиваю - есть то, что ты не готова предать? Ладно, наДейтрос плевать. Ты осознала себя индивидуальностью. А есть то, что Дейтросдает тебе, тебе лично? Как индивидуальности? Есть что-то, кроме любви к Кельму,что тебе дорого?
--Наверное, да, - растерянно сказала Ивик, - есть. Огонь.
Да, шендак! Она-то знает, что такое Огонь, как его поддерживать, раздувать, икак можно его уничтожить. Очень легко, между прочим.
Шендак...
Шен - это и есть огонь. Дак - суффикс, означающий "лишенный - собственнойили чужой волей". Шендак. Лишенный огня. Когда мы говорим это - это значит"да чтоб мне навсегда огня лишиться"... Да будь я проклят...
так говорили еще в дохристианские времена. Очень давно. Огонь древнее, чемцерковь. А в Дейтросе, благодаря близости Медианы, Огонь - не менее реальноепонятие, чем хлеб и вода.
--Ну вот ты сама и ответила на вопрос.
--Но Керш! - вскрикнула Ивик, - я не хочу так! Вы хотите сказать - ну и живидальше, ради огня... только огонь - слишком холодный, и он нереальный, онэфемерный. Я творю, я делаю - и в этот миг все хорошо, а дальше что? Керш, яхочу реальной жизни! Поймите! Я хочу жить так, как творю. Я не могу так больше!
Он уже уходил сквозь серую долину, с трудом, словно продавливая туман своимтелом. Его фигура была уже плохо различима вдали.
--Я же не могу... тот, кто знает, как это, что это такое - когда творишь - неможет смириться с тем, как оно все в жизни. Если не знать огня - можно и жизньюбыть довольным. А если знать, что и другое возможно... Ну за что, за что мневсе это?
Ивик плакала. И казалась себе избалованным донельзя ребенком. Может, она иправда требует луну с неба... Если вся разница между нею и теми, кто лишен огня- в том, что она эту луну видит.
Но ведь она ее, по меньшей мере, видит...
Ивсе равно это дико, несправедливо, так не должно быть!
Акто сказал вообще, что огонь так уж обязательно связан с Дейтросом?
Опыт с пленными в Дарайе? Да. Но их же ломают. Психологически или простопытками. Надлом в душе - и шендак, огонь постепенно гаснет. Кельма вот несломали все-таки. А есть и те, кого сломали. И да, они теряют со временемспособность производить виртуальное оружие. Год, максимум полтора - и теряют.
Аесли тебе душу никто не ломал, если ты самостоятельно приходишь к выводу, чтоможно жить иначе?
Иопять же есть перебежчики, о которых доходила информация - и они больше всостоянии творить. Но ведь и это надлом в душе. Да, тоже психологическийнадлом. Пусть добровольный. Предательство. Продать Родину за бочку варенья икорзину печенья, автомобиль с прозрачной крышей.
Да, они уходили в Дарайю. Они предавали. И лишались Огня.
Аесли просто жить - жить для себя. И для своего Огня. Вот именно для него ижить! Тоже ведь вполне возможно. Если тебе так дорог Огонь - какого черта тыслужишь в армии? Тратишь половину жизни на задачи, далекие от всякоготворчества. Сколько творцов на Триме посвящали себя всецело и толькоискусству...
Правда, вот сейчас что-то сочинять и не хочется. А как бывало - и времениостается час-другой, не больше, и глаза слипаются, и болит что-нибудь, а сюжеттак и лезет, и негнущимися пальцами набиваешь его на клаве, чтобы только незабыть...
Итак ведь постоянно. А сейчас не хочется совсем. Но это пройдет. Конечно,пройдет. Надо просто отдохнуть. Расслабиться.
Небо в Руанаре очень яркое, почти белое. И солнце - голубой гигант, удаленныйна огромное расстояние - почти растворяется в этом небе. Как в Медиане - не то,что солнце в небе, а просто сверкающий небесный свод. На это сияние больносмотреть. Но зато краски здесь, внизу - совсем другие, ярче чем в Триманскихтропиках или в самом Дейтросе. Зелень травы и деревьев - сверкающие изумруды.Вода - неправдоподобно синяя, как индиго. Рассыпанные в траве алые ягоды -капли артериальной крови. Песок - беловато-желтый, как очищенное золото. И мягкий,