— Кто-нибудь еще ненавидел Стоукса?
— Большинство из нас смотрело на него просто как на назойливого зануду. Но у Хайда было достаточно причин ненавидеть его. Джервейс Хайд — клубный эстет. Большую часть времени бездельничал, позируя и пытаясь штамповать эпиграммы. Прямо как в какой- нибудь Желтой книге3'' — реликвии исчезнувшего века. Всегда рассуждал о так называемом искусстве убийства. Думаю, под этим он подразумевал настоящие зверские преступления без мотива: тела, распиленные или растворенные в кислоте, невесты в ваннах, трупы в багажниках. Он постоянно говорил о «психологическом уклоне», хотя я сомневаюсь, что в психологии он разбирался лучше остальных. Реальные преступления, казалось, интересовали его больше, чем вымышленные. Думаю, когда он наталкивался на нераскрытое убийство, он в наполовину надеялся, что оно останется нераскрытым. Но о чем я только что говорил?
Ах да, Хайд и Стоукс. Неприязнь с самого начала. От любой манерности у майора вставала шерсть дыбом, а намек на гомосексуальность вообще выводил из себя. Хайд был манерным педиком, а, может, просто притворялся, но Стоукс едва ли мог вытерпеть минуту, находясь с ним в одной комнате. И если кто-то адски тебя ненавидит, ты обязан ответить взаимностью. Не раз встречи заканчивались криками: «Коммунист!» и «Нацист!», летевшими с обеих сторон. Остальные пытались притворяться, что это было сказано в шутку, но это была настоящая война.
— А другие? Как они воспринимали майора Стоукса?
— Латимер, я бы сказал, был слишком погружен в свои пробирки и реторты, чтобы обращать на него внимание. А сэр Тони был слишком воспитан, чтобы кого-то задеть.
— Сэр Тони — это сэр Энтони Фитч, не так ли?
— Да, мой покойный тесть. Он погиб во время бомбежки, так что его мнение в любом случае сейчас не актуально. И остается Доротея. Она — нормально. Всегда относилась к Стоуксу как к ребенку, каковым он и был на самом деле. Она действительно ладила со всеми, несмотря... Но, я вижу, наше время вышло.
— Несмотря на что?
— Ни на что, серьезно. Она была довольно-таки холодной стервой, но, думаю, годы смягчили ее. Во всяком случае, она уж точно никогда не была убийцей — думаю, я достаточно насмотрелся, чтобы судить. Теперь наше время действительно истекло.
Интерком прожужжал дважды. Фин поднялся на ноги.
— Последний вопрос. Фамилия Грин что-нибудь говорит вам? Можете ли вы назвать какого-нибудь Грина, связанного с Разгадчиками?
31. «Жёлтая книга» (англ. The Yellow Book) — английский литературный ежеквартальный журнал, издававшийся в 1894—1897 годах и давший название «жёлтые девяностые» последнему десятилетию XIX века.
— Нет, я знаю, по меньше мере, дюжину Гринов, но ни одного по линии убийства. Однако что же вы не спрашиваете меня, где я был во время преступления?
Фин улыбнулся.
— Я бы не посмел спрашивать адвоката о его алиби. Простите, что отнял у вас так много времени, но мне показалось, что это срочно.
— Вполне вас понимаю. Увы, сегодня у меня трудный день. Хочешь-не хочешь, а придется освободить кабинет, пока стекольщик будет чинить окно. Вчера ночью какой-то меткий малолетний вандал засадил в него апельсином. Небольшая загадка может дать пищу для ума.
Фин, похоже, уже включился в процесс.
— Апельсином? Давайте рассуждать. Ваш офис находится рядом с Друри-Лейн. Может, призрак Нелл Гвин{31}?..
Портман рассмеялся. Он похлопал Фина по спине и так же вежливо подтолкнул его на выход.
Глава пятая
Фин никогда раньше не видел бунгало Латимера, но знал о нем все. Он мог остановиться посреди улицы, закрыть глаза и нарисовать в памяти крутую крышу с двойным дымоходом, круглое окно в парадной двери, пару высоких тополей на заднем плане, устремившихся вершинам в скопление кучевых облаков. Он даже видел черно-белого кота, катающегося в траве.
Стоило ему вспомнить о нем, как сцена обзавелась еще двумя фигурами: мальчиком в кепи и шортах, катящем обруч, и девочкой с короткими волосами, прыгающей через скакалку. Внизу картины твердыми печатными буквами появились три предложения: «Джек играет. Джилл играет. Мафф играет тоже».
Стряхнув с себя ностальгию, Фин шагнул вверх по тропинке (умопомрачительного мощения, какого же еще — кончай, Фин!) и постучал.
Открыла высокая молодая женщина. У нее были соломенного цвета волосы, веснушки и та свежесть, которая преимущественно отличает красавиц северных стран.
— Мистер Фин, не так ли? Я Бренда Латимер. Проходите... Упс! — Черно-белый кот попыталась проскочить в открытую дверь. Отработанным движением ноги она перехватила его, подцепила и швырнула назад в траву. — Заходите быстрее, пока Мэгвич вынашивает новую попытку.
Бренда Латимер провела его в небольшую гостиную, где усталого вида толстяк в розовой рубашке сидел, приглаживая волосы на голове.
— Пап, это мистер Теккерей Фин.
— А?
— Частный сыщик.
Он поднялся, чтобы пожать руку.
— Здравствуйте, мистер Фин. Доротея звонила сегодня утром и сказала, что вы собираетесь навестить нас. Она сообщила мне ужасную новость о старом Стоуксе.
Пухлые щеки Леонарда Латимера были покрыты рубцами от старых прыщей, теперь почти невидимыми на расплывшемся лице. Прежде чем пожать Фину руку, он вытер собственную о свою рубашку из быстросохнущей ткани, но рукопожатие все равно получилось влажным. Он выглядел ошеломленным. После рукопожатия он, казалось, не мог решить, куда деть свои руки, и, наконец, убрал их за спину.
Его дочь, наоборот, была хладнокровна и уравновешенна, внешним видом напоминая секретаршу: простая блуза и юбка с двумя оттенками делового синего; никаких украшений; легкий макияж; светлые волосы — ни чувственно длинные, ни своенравно короткие; и, конечно, руку она протянула с ухоженными, покрытыми бесцветным лаком, ногтями.
Все трое были скованы неловкостью момента, пока Бренда не сказала:
— Господи, папа, ты какой-то совсем невежливый. Мистер Фин, пожалуйста, присаживайтесь.
Латимер, казалось, вышел из транса.
— Ох, простите... да, конечно, присаживайтесь. Женушка как раз сварила кофе, хотите?
— Спасибо. — Фин сел в миниатюрное кресло и увидел, что его колени уперлись в крошечный кофейный столик.
Бренда свернулась на одном конце дивана и открыла книгу. Ее отец устроился на другом и, казалось, снова впал в транс.
— Извините, что ворвался к вам вот так.
— Нет-нет, все в порядке. Мы просто... пили кофе.
Бренда взглянула поверх книги.
— Папа!
Фин прочистил горло.
— Первое, что я должен спросить, где вы были вчера вечером, мистер Латимер? Не обижайтесь, но я действительно уверен, что должен спросить всех, кто знал майора Стоукса.
— Страшное дело. Доротея сказала, что это убийство. —Латимер снова провел рукой по своим редеющим волосам. — Скажите, вы же не думаете, что это сделал я? Нет, однозначно нет. Вчера вечером я был... где же я был? В среду, значит? Я был...
— Папа, ты был в Гамбурге.
— Да, конечно. Совсем потерял счет времени. Мы с женушкой летали в Гамбург на вторник-среду, я имею в виду... и вернулись сегодня утром.
— Прекрасно. Следующее, что я хотел спросить...
Мистер Латимер не слушал. Начав говорить о Гамбурге, он, казалось, не мог остановиться.
— Ужасное место. Не мог сомкнуть глаз в их так называемом четырехзвездочном отеле. Одна из причин, почему я так устал сегодня — день у меня перепугался с ночью. Спать могу только в своей постели. К сожалению, придется много разъезжать, если я получу это повышение. Иногда я жалею, что не остался простым химиком-исследователем, с девяти до пяти. Староват я для такого рваного графика. И цены там на все — ужасные! Я был рад вернуться, скажу вам честно. Мы приземлились в Хитроу в половине шестого утра, но лучше бы нам было вернуться вчера вечером. Вернулся с радостью, хотя, нет, не так, если поразмыслить. Мы долго добирались до дома, но тогда наши проблемы только начинались. Как вы думаете, что мы обнаружили?
— Опять начинаешь? — вставила Бренда.
— Мы обнаружили, что дом взломан, а Бренда все это время спокойно спала в своей комнате и даже ухом не повела. Она могла бы проспать воздушный налет, эта девушка.
Фин чуть не опрокинул кофейный столик.
— Взломан? Прошлой ночью?
— Она могла бы проспать воздушный налет, — продолжал Латимер, — если бы они все еще были, конечно. Но их нет, следовательно эту гипотезу можно не проверять.
— Что было украдено?
— Ничего. Нет, черт возьми, ничего. Кто бы это ни был, он вскрыл замок задней двери, проник сюда, прошелся по моему столу, ничего не нашел и оставил после себя полный беспорядок.
Фин оглядел комнату.
— Сейчас, кажется, все в прибрано.
— Конечно. Я не мог удержать женушку от уборки. Она сразу кинулась к Бренде, думая, что ее могли изнасиловать или убить, а потом сюда — и пошла. Даже шляпку не сняла. Я пытался остановить ее.
— В чем именно выражался беспорядок? Что-нибудь было разбито?
— Нет, но мебель была опрокинута, подушки разбросаны, пепельницы высыпаны, журналы разорваны и разбросаны тоже.
— Полицию вызывали?
— Сразу же. Я помнил о правиле «Ни к чему не прикасаться», но посчитал, что по домашнему телефону позвонить будет безопаснее. В любом случае я не чувствовал себя способным нестись рысью до киоска на углу, чтобы набрать пресловутый 999, понимаете?
Ну, к тому времени, когда приехали мальчики в синем, женушка почти все прибрала. Думаю, они и наполовину не поверили, что у нас было ограбление. Я показал им Желтые Страницы, разорванные на части и разбросанные по всем углам, да толку-то. Они заинтересовались только, когда увидели кухонную дверь и вот эту страницу. Она была пришпилена к двери ножом.
Он запустил руку в мусорное ведро и передал Фину страницу с ножевым проколом посередине. Страница была озаглавлена «Адвокаты». Глаза Фина автоматически начали искать фамилию «Портман», но список заканчивался на «Дс».