— Это что-нибудь для вас означает, мистер Латимер?
— Нет. Думаете, это как-то связано с... со Стоуксом?
— Возможно. Как вы думаете, что искал грабитель?
Латимер снова начал куда-то уплывать.
— Время от времени я держал у себя в столе некоторые корпоративные секретные документы, пробормотал он, Может, их, может... Я даже не знаю.
После минутной паузы, Фин спросил:
— В таком случае, можете ли вы рассказать мне что-нибудь о майоре Стоуксе? Когда в последний раз вы видели его?
— Дайте подумать... Сразу после того, как мы вступили в войну. Он восстановился по службе и появился на нашей последней встрече в форме. Мы все были рады его отъезду, рады, что отделались от него. Видите ли, он ни с кем не ладил. В клубе предполагалось интеллектуальное расследование убийств, но ему это занятие так и не далось. По сравнению с этим его вечные коды и шифры — детские игрушки. Еще шпионские романы. Кроме них он больше ничего не читал; на этой почве, если хотите знать мое мнение, он и свихнулся. Бывало, по полчаса от каждой беседы с ним у меня уходило только на то, чтобы понять, говорит он о реальных вещах или вымышленных. Наши встречи проходили в ресторане Альберто, и он вполне серьезно считал, что итальянские официанты — шпионы! Уверен, что он подозревал даже нас!
— Насколько я знаю, на каждого из Разгадчиков у него было своеобразное маленькое досье.
— Да, он... ах, вот и женушка. Вера, это мистер Теккерей Фин.
Миссис Латимер и вправду была женушкой. Она внесла огромный поднос с кофе и пирожными, и хотя, казалось, для нее это не представляло труда, Бренда поднялась, чтобы взять поднос из ее рук. Женушка улыбнулась Фину, не глядя в его сторону. Как только ее руки освободились, она схватила тряпку и прошлась по каминной полке.
— Разговаривайте-разговаривайте, — отозвалась она. — Не обращайте на меня внимания.
— Мама, — спросила Бренда, — почему ты не хочешь посидеть с нами?
— Посидеть? Посидеть? Когда, деточка? Если я сяду, мне будет страшно представить, во что превратится этот дом?
— Но что подумает о нас мистер Фин?
— Я не знаю. Я надеюсь, что он не примет нас за семью, которая только и делает, что все время сидит\ Некоторые из здесь присутствующих найдут себе занятие, даже когда ты и твой отец «слишком устали», чтобы идти на работу.
Бренда покраснела. Закончив разливать кофе, она сказала:
— У папы, по крайней мере, есть оправдание, мистер Фин. Поездка в Гамбург действительно вымотала его. А вся моя вина в том, что я встречалась с Мартином и друзьями, и у меня было похмелье. Поэтому, конечно, я не слышала нашего вора. Боюсь, я просто отрубилась.
Фин откинулся в своем маленьком кресле, помешивая кофе.
— Мартин? Я не уверен, что знаю, кто это.
— О, конечно нет, как глупо с моей стороны. Я просто посчитала, что все, кто знают тетю Доротею, должны знать и ее племянника Мартина. Это мой fiance{32}.
— Мы еще не встречались. Значит, вы часто видите мисс Фараон?
— Часто. Мартин все время крутится там, чинит разную устаревшую рухлядь в ее доме. Так что когда я встречаюсь с ним, мне волей-неволей приходится встречаться и с ней.
Латимер, похоже, снова впал в транс, уставившись в чашку с черным кофе.
— Полагаю, вы время от времени встречаетесь с мисс Фараон? — спросил его Фин.
— А? Ах, да, урывками. Как вы догадались?
— Ваша дочь помолвлена с ее племянником. Такое не может быть совпадением.
Латимер улыбнулся.
— Конечно, не может, вы совершенно правы. Доротея и я поддерживаем связь. Она обладает незаурядным логическим мышлением для...
— Не смей говорить, — оборвала его Бренда, — что женщины нелогичны!
Настала очередь краснеть Латимеру.
— Отлично срезала, дорогая. Я хотел сказать, ум Доротеи поражает изворотливостью и системностью. Вам доводилось видеть, как она решает какую-нибудь маленькую логическую проблему, мистер Фин?
— Да, несколько раз. Согласен, она гений. Жаль, что с таким интеллектом она не сделала академической карьеры. С ее деньгами можно было бы достаточно легко продвинуться и стать первоклассным логиком — официально признанным, я имею в виду.
— Профессорство? Забавно, я никогда не думал о ней в таком ключе. Однако я полагаю, вы правы. Должно быть, вмешалась война. Ее молодость, как и у большинства из нас, пришлась на это время. И замуж она не вышла по той же причине, подозреваю.
Миссис Латимер взяла с камина фотографию в рамке и протянула Фину.
— Здесь нет никакой тайны! — сказала она. — Если вы посмотрите на нее в молодости, то поймете, почему она не вышла замуж.
Он взглянул на фотографию: семь постных лиц, среди которых он узнал молодых Латимера и Портмана, а также напыщенного мужчину средних лет с залысинами, которым мог быть только майор Стоукс. Молодая мисс Фараон выдающейся красотой не отличалась, но во всем остальном он не разглядел даже намека на то, что было так очевидно для миссис Латимер.
— Я все еще не понимаю, сказал он, возвращая фотографию.
Миссис Латимер протерла ее, не пропустив ни одного следа от пальцев, и поставила на место.
— Она одета в мужской костюм, — подсказала она. — Выводы делайте сами.
Прежде чем он успел что-то сказать, она ушла в соседнюю комнату. Вскоре там завыл пылесос.
Лицо Латимера был таким же бледным, как у Бренды.
— У Веры время от времени возникают странные идеи, — сказал он. — Вбила себе в голову, что Доротея лесбиянка. Всякий раз, когда приходит Доротея, женушка отправляется в постель с головной болью или еще с чем-то, — вздор! — но вот таку нас. Доротея не больше лесбиянка, чем я король Фарук, но Вера настаивает на своем.
— С чего это она взяла? — спросил Фин.
— Фотография! Групповое фото! Только потому, что Доротее пришлось надеть этот чертов костюм — на самом деле все это было в шутку. — Латимер налил кофе. — Видите ли, старый сэр Тони вообразил себе, что неравнодушен к Доротее.
— Сэр Энтони Фитч? Старик на фотографии?
— Да, он действительно домогался ее, старый козел, пока это не поставило всех нас в неловкое положение. Особенно Доротею. Всеми правдами и неправдами, но всегда ласково, она просила его отвязаться. На одной из встреч он предложил ей купить хорошее платье для групповой фотографии. Она отказалась. Он настаивал, говорил, что хотел бы сохранить на память фотографию с ней. Это решило дело. Я увидел свет в ее глазах, и она согласилась «на что-то интеллектуальное» для фотосессии, зарядив сэра Тони. Надо отдать должное старику, он был способен смеяться над собой, когда про него шутили.
— Вы объяснили это своей жене?
— О, Вера никогда никого не слушает, особенно меня.
— Маме не слишком это нравится, — сказала Бренда. — Она...
— Ей все равно придется встретиться с Доротеей на свадьбе, — ответил Латимер. — Может, хоть это положит конец ее глупостям.
— Как я понимаю, сэра Тони в настоящее время нет в живых? — спросил Фин.
— Верно. — Латимер грустно вздохнул. — Теперь нас осталось только пятеро. Следующим, подозреваю, буду я.
— Папа!
— Это правда. Моторчик не тот, что раньше. Прямо как бедный старый Стоукс...
— Вы знали, что у Стоукса больное сердце? — прервал его Фин.
— Нет. Хотя для меня это не сюрприз. Говоря «как бедный старый Стоукс», я хотел сказать, что скоро покину этот бренный мир. Что у него было, сердце?
— Мы узнаем это, когда будет проведено дознание. — Фин вытащил дешевый блокнот со спиралью и открыл его. — А пока я хотел бы знать, кто желал смерти Стоукса?
Латимер пожал плечами.
— Если хотите знать мое мнение, вы избрали неправильный путь. Почему бы вам не начать с физических улик? Что говорят ребята-криминалисты — парни, работавшие на месте преступления?
— Не знаю, и не думаю, что полиция мне скажет. — Фин наблюдал, как черно-белый кот перестал тереться о дверной косяк и скользнул по стенке. — Полагаю, их заинтересовало письмо, но пока полиция ничего не говорит о нем.
— Конечно, криминалистика продвинулась далеко вперед с тех пор, как я появился на свет. Для меня же это не более чем хобби, но я все еще продолжаю выписывать The Criminologist* и несколько других журналов. Знаете ли вы... — Он пустился в пространный монолог о новой технике, суть которой, кажется, состояла в том, что если человека находят застреленным в открытом поле, то по одному детальному анализу почвы вокруг него можно было определить направление полета пули.
Бренда неожиданно обратилась к черно-белому коту: «Мэгвич! Что ты здесь делаешь? Если ты попадешься маме, она вытряхнет из тебя все твои оставшиеся восемь жизней!» — Она выгребла животное из-под стола и отнесла к входной двери: «Брысь!»
— Закрой дверь в коридор, — сказал Латимер. — Он продолжает пользоваться своим отдельным входом. Вы о чем-то задумались, мистер Фин?
— Я просто подумал о коте майора Стоукса. Он сказал мисс Фараон, что враги отравили его. Возможно, это и есть тот вид физических улик, которые мы ищем, мистер Латимер?
Латимер пригладил волосы.
— Я ничего такого не вижу. Какое отношение кот имеет к уликам? Отравить кота — какое же это преступление?
— Не преступление. Фактически, если это сделано в гуманных целях, это даже не проступок. — Фин закрыл свой блокнот и поднялся. — Но это всё, с чем мне приходится работать, не так ли?
Старый Ходж ничего не сказал, когда увидел незнакомца, перелезающего через калитку и спускающегося к берегу канала.
Высокий, худой парень, одетый как иностранец, и мысли, верно, нехорошие. И все же Старый Ходж держал себя в руках и никогда ничего не говорил чужакам. Он не хотел иметь проблем, но хороший складной нож на всякий случай всегда лежал в его кармане. Он держал там руку, когда незнакомец заговорил:
— Хэлло. Вы Старый Ходж?
— Может быть. Кому он понадобился?
— Меня зовут Теккерей Фин. В пабе «Барочник» мне сказали, что я могу найти вас здесь.