— Вот. Я не переставала думать об этом, с тех пор как у меня появилась идея. Теперь, по крайней мере, я сделала шаг вперед. — Она повернулась в своем вращающемся кресле к Шейле, которая, стоя на четвереньках, натирала участок пола возле двери. — Тебе не кажется, что в идее с воссоединением положительно что-то есть?
Шейла глянула вверх.
— Мне просто интересно, что скажет мистер Хьюз?
— Мартин? А что он может сказать? В конце концов, могу я в своем доме и на свои деньги хоть раз немного расслабиться? Ничего, проглотит. Ты не видела марочницу? Я не могу найти ее.
Девушка что-то ответила, но в этот момент комната затряслась от рева пронесшегося реактивного самолета.
— Пардон?
— Говорю, может, Миа взяла ее?
Мисс Фараон со скрипом повернулась в кресле обратно.
— Серьезно, Шейла, я хочу, чтобы ты нашла какой-нибудь способ держать ребенка подальше от моих вещей. Лазает, лазает, лазает — я совершенно не знаю, что где лежит.
Шейла вздохнула.
— Извините, мисс Фараон.
— Словно я живу в каком-то проходном дворе, а не на собственной территории. Миа ведь не должна соваться в мою часть дома, как ты считаешь?
— Нет, мисс Фараон.
Доротея Фараон собиралась попросить ее пойти и поискать марки, но что-то во внешности девушки заставило ее передумать. Полные, округлые плечи Шейлы Тавернер ссутулились, голова низко склонилась над отполированным полом, как у свирепого быка. Никакого сладу с этими молодыми толстухами — дуются от малейшего замечания. Мисс Фараон пообещала себе, что следующая домработница у нее будет постарше и потощее, из тех ирландок, кому работа в радость.
— Пойду-ка я лучше сама поищу марочницу.
— Миа спит.
— Я знаю. Я тихонько. — Мисс Фараон прошла мимо Шейлы в холл и поднялась наверх, под крышу дома. Там Мартин выгородил аккуратную квартирку, размеров которой как раз хватало, чтобы поселить Шейлу с ребенком. Она открыла шиферную дверь и заглянула внутрь. Стремление к порядку, ясное дело, в Шейлу никто не заложил. Гостиная пребывала в жутком состоянии: игрушки, обувь, нижнее белье, пластинки, женские журналы — жилище подростка. У нее сложилось впечатление, что у Шейлы никогда не было детства. Беременная и незамужняя в семнадцать лет — плохое начало пути во взрослую жизнь. А тут еще ее неудачные отношения с законом...
Марочница валялась под диваном, перевернутая и пустая. Мисс Фараон поискала марки на кухне и в ванной, затем осторожно, на цыпочках вошла в спальню. С плаката на стене на нее смотрел певец Билли Пейдж (и The Footnotes){9}. Там стояли две кровати — одна была завалена грязной одеждой, на другой спала девочка. Глядя на ее золотистые волосы и ресницы, мисс Фараон удивлялась, как могло такое маленькое и бесхитростное существо как Миа поставить весь дом на голову.
Пухлая ручка Мии лежала поверх одеяла, сжимая купонную книжку{10}. Она мягко вынула ее из руки ребенка и открыла. Внутри были аккуратно наклеены ее почтовые марки на общую сумму пятнадцать фунтов.
Мартин пришел осмотреть одну из дверных коробок, которая, как ему казалось, страдала сухой гнилью. Она рассказала ему о марках.
— Тетя Доротея, что вы хотите? Сколько раз я говорил вам: закрывайте стол, а еще лучше дверь кабинета. — Его худое, красивое лицо приняло философское выражение. — Я могу организовать вам хороший сейф со скидкой, через фирму.
— Сейф! Дорогой мой, это обычные почтовые марки, а не те, за которыми охотятся филателисты. В конце концов, проблема не только в марках. Я прихожу к выводу, что, имея прислугу, я тружусь больше, чем если бы я жила одна. Может, это мое старческое ворчание, но...
— Старческое? Да вам нет еще и шестидесяти! — Мартин провел широкой ладонью вниз по косяку, затем увидел на полу булавку и подобрал ее.
— Ну, я чувствую себя старой — слишком старой, чтобы потворствовать всем этим детским выходкам. На прошлой неделе этот чертенок разгромил мою спальню, полдня прятался в шкафу под лестницей, мучил кота и разрисовал все обои наверху. А теперь это!
Он отвернул лацкан и пристегнул булавку.
— Вы хозяйка. Увольте ее, коли наняли, и все дела, — сказал он.
— Я не могу этого сделать, и ты знаешь, почему. Шейлу с ребенком никто не возьмет, тем более с ее криминальным прошлым. Я просто хочу, чтобы ты поговорил с ней о ребенке.
Он ухмыльнулся.
— Вы это говорите потому, что я бизнесмен и умею жестко разговаривать с подчиненными, не так ли? Хорошо, не переживайте. — Он похлопал ее по руке и заодно посмотрел на свои часы. — Нужно еще заглянуть в сад перед уходом... Ах, да.
Через мгновение она услышала, как он кричит на кухне:
— Миа и так должна была пойти в школу в этом году. Шейла, отдашь ее на следующий год, а пока следи за ребенком. Все понятно? Если нет...
Ответы Шейлы были невнятными; возможно, она расстроилась. Мисс Фараон почувствовала укол совести, — она уже жалела, что поручила Мартину эту миссию. Постарался для меня, подумала она, а ведь я хотела совсем другого.
Конечно, время от времени ему приходилось кричать на своих рабочих, но это было «на работе»; дома же Мартин совсем не напоминал тирана: чуткий, заботливый, даже, — она подобрала расхожее определение, —сострадательный.
Она устремила взгляд на каминную полку, где шеренга фотографий в серебряных рамках оживила в ее памяти то, что она и так знала наизусть: маленький Мартин с Фредом и ее сестрой Алисой, гордость родителей. Мартин в школьной форме, один в парке Баттерси, совсем один, каким скоро окажется в жизни. Затем Мартин-скаут и Доротея — оба жмурятся на солнце и прижимаются друг к другу. Дальше серия фотографий Мартина шла по возрастающей: с бородой в университете, без бороды в рабочей одежде, наконец, преуспевающий молодой предприниматель с Доротеей, опирающейся на его руку.
Она понимала, что опиралась на него слишком эгоистично, но он никогда не жаловался. Несмотря на занятость, — собственная квартира, бизнес, девушка, на которой он собирался жениться и которая нуждалась в ухаживаниях, — Мартин всегда находил время, чтобы помочь ей с домом. Всякий раз, когда нужно было что-то по столярному делу или покрасить, он приходил и взваливал на себя эти заботы. Он следил за садом; как школьник, бегал с необычными поручениями, даже помогал Доротее периодически наводить порядок в ее счетах. Когда она захотела машину, именно Мартин выхлопотал ей со скидкой маленький разумный мини{11}.
Его внимание не исчерпывалось только его тетей. Как минимум, один день в месяц он работал бесплатно, на общественных началах, посвящая себя заботе о нуждающихся и одиноких. Для нее было загадкой, как он успевал еще при этом заниматься основной работой, но он успевал. С той же энергией и жизнерадостной самоотдачей, с которыми он менял пробки в электрощитке, вскапывал грядки или навещал больных, он руководил собственной небольшой строительной компанией «Martin Hughes and Company, Builders», и руководил блестяще.
Она по-новой принялась изучать фотографии, словно пыталась найти разгадку этого генератора жертвенности в его облике. Но что можно было рассмотреть в этом высоком, довольно нескладном молодом человеке с длинным подбородком? Коротко стриженые темные волосы, глубоко посаженные бесцветные глаза придавали ему воинской строгости, которую разрушала юношеская улыбка. Трудно было поверить, что ему тридцать лет.
Какой безумно любящей тетушкой я стала, подумала она. Должно быть, впадаю в старческий маразм. И ее мысли соскользнули в игру слов, обыгрывая ненавистное прозвище: Дот, старость Дот, многоточие — старая дева с приданым на старости лет решила удариться в арифметику: сложить, вычесть, перенести в следующий разряд{12}...
Поймав себя на том, что держит фотографию так, что смотрит не на нее, а на собственное отражение в стекле, она вернула ее на каминную полку. Почему она не может любить его до безумия? Мартин был почти идеальным племянником, о котором старушка могла только мечтать, если бы...
Если бы не его пуританская жилка. Физический труд и бережливость по-своему восхитительны, но работа без выходных и крохоборство это извращение. Мартин временами напоминал ей собственного отца, проработавшего всю жизнь, который не уставал приговаривать: «Кто попусту не тратит, тому всегда хватит» или «Подлатаем — будем жить». В детстве Доротеи это проявлялось в пятнистых помидорах во время чаепития, попорченных фруктах, капусте, изъеденной гусеницами. Все, что не пошло в продажу, отправлялось на стол; младшие дети донашивали одежду после старших и так далее.
Она ненавидела это раньше в отце, ненавидела и сейчас в Мартине: «Конечно, это ваши деньги, тетя Доротея, но к чему такое безрассудство? Малогабаритный автомобиль столь же удобен, как и большой...»
Вся эта рачительность ее бесила. Правда, благодаря ей она не нуждалась ни в поваре, ни в горничной, ни в садовнике. Шейла, как и мини, являлась компромиссом между мечтами Доротеи об экстравагантности и невыносимой правильностью Мартина.
Но воссоединение — это то, что должно стать ее триумфом: роскошный банкет будут обслуживать профессионалы, и за ценой она не постоит! Она устраивала все это втихую, не собираясь выслушать его очередную резкую проповедь о миллионах голодающих в странах третьего мира. Она тоже изголодалась — по веселью и азарту.
Он никогда этого не поймет. В его представлении веселиться — это работать на износ, считая каждое пенни. Он и университет-то бросил потому, что не мог терпеть пустоты, вынужденного безделья и клубного легкомыслия. Она предположила, что это проистекало от бедности или чего-то такого, что было в генах Фараонов, и все же Алиса поступила неразумно...