Мартин ненадолго задумался.
— Это похоже на маразм, верно? Секретный шифр — почти как в сумасшедшей логике майора.
— Ничего подобного. Ваша тетя, может, и любила играть в слова, но есть большая разница между этой запиской и безумными теориями майора Стоукса. Нет, эта записка означает что-то конкретное. Тут не надуманный шифр, высосанный из водки, или...
Фин на мгновение смолк и, казалось, забыл, о чем говорил. Затем продолжил:
— Вы помните появление мистера Хайда в субботу вечером?
— Как можно забыть такое! Он был пьян и агрессивен, чем совершенно обескуражил Латимеров.
— Вы можете описать, как он был одет?
— В вечерний костюм. О запонках можете меня не спрашивать, такие мелочи просто не замечаешь.
— А что скажете про обувь? Вы не запомнили, шнурки на его туфлях были завязаны или развязаны?
После паузы Мартин сказал:
— Развязаны, по-моему. Только не говорите мне, что это важно!
— Хотел бы я знать, что важно, а что нет. — Фин зевнул. — Должен признаться, я совершенно не блещу в этом деле с четырьмя трупами.
— Четырьмя? Хайд тоже, что ли, мертв?
— Нет. Извините, я продолжаю считать смерть кота майора Стоукса первым убийством в этой серии. И все убийства —дело рук этого таинственного Грина.
Мартин был настроен скептически.
— Все? Не уверен. Вы хотите сказать, что один и тот же человек разделал кота, затем каким-то образом убил Стоукса, потом зарезал мистера Дэнби и напоследок задушил тетю Доротею? Я уже не говорю о таинственных взломщиках.
— Все четыре, и все на совести Грина. Конечно, я могу ошибаться, но все упрощается, когда ищешь только одного убийцу.
— Но кому, ради всего святого, понадобилось устраивать все эти ужасы?
Фин развел руками.
— Это вопрос. Грин всякий раз исчезает со сцены так быстро, что его невозможно индентифицировать. Он здесь, он там — он везде; он один из Разгадчиков, но он же абсолютный незнакомец; у него один мотив для одного убийства, другой — для другого и, к слову, никакого мотива для убийства Дэнби. У него есть сообщник, у него нет сообщника; он убивает без средств в одном случае, без мотива в другом, и без возможности в третьем. Кажется, что он может проходить сквозь стены, и сверх того, он совершенно невидим!
Глава пятнадцатая
Девушка, которая выглянула из парадной двери дома Хайда, была одета в кимоно, украшенное рекламой неизвестной марки сигарет. Накладная ресница на одном глазу (на другом она отсутствовала) приподнялась в насмешливом удивлении.
— Дорогуша, рановато ты приперся. Вечеринка начнется только в девять.
— Не знаю, — сказал Фин. — А она будет?
— Приходи к девяти. —Дверь начала закрываться.
— Э-э... А по какому поводу вечеринка, конкретно?
— По поводу возвращения домой. Джервейса.
— Я не знал, что он вернулся.
Она опустила накладную ресницу и внимательно присмотрелась к этому явно бестолковому незнакомцу.
— А он и не вернулся, понял ты? Я имею в виду, если бы он вернулся, какой был бы смысл в возвращении? То есть зачем нужен танец дождя, если уже льет, сечешь?
— Я понял. Вечеринка призвана вернуть его. Что, если этого не произойдет?
— Мы всегда можем попробовать на следующий день. — Она закрыла дверь.
Весь день до девяти часов вечера он провел дома, обзванивая незнакомцев, которые были в доме Латимеров в субботу вечером. Все повторяли по кругу одну и ту же историю о Шейле, таинственной записке, пьяном Хайде и скукотище с триктраком.
Последним, кому он позвонил, был Дерек Портман.
— Право, не знаю, что еще добавить, Фин, к тому, что вы узнали от других.
— Боюсь показаться странным, но меня на самом деле интересует, кто и когда выходил в туалет. Видите ли, полиция нашла клюшку для гольфа в шкафу Латимера, в коридоре перед туалетом, которая может служить орудием убийства. Кто-то вытер ее начисто и убрал, возможно, в тот же вечер.
— Подождите-ка, вы сказали — вытер начисто? Это странно.
Наступила пауза.
— Мистер Портман, вы там?
— Да, да. Послушайте, я припоминаю, как ходил в туалет и, пожалуй, видел то, что вам нужно. Но давайте сначала проясним факты. Где именно находится этот шкаф?
— На полпути к туалету с правой стороны, когда выходите из гостиной.
— Понятно. Значит, все правильно. Я вышел в дверь — знаете, эту, с иллюминатором — и двинулся по коридору. Шкаф был открыт, около него стояла миссис Латимер.
— Что она делала?
— Просто заглядывала внутрь, или мне так показалось. Но вот что странно: у нее в руке была тряпка. Кажется, мокрая.
— Вы очень наблюдательны, мистер Портман.
— Когда начинаешь думать, факты выстраиваются сами по себе. Я сказал: «Извините, я не знал, что здесь кто-то есть». Она ничего не ответила, быстро захлопнула дверь и промчалась мимо меня. Я хорошо это помню, потому что она была чем-то расстроена. Правда, к тому времени, когда я сходил в туалет и вернулся, я уже забыл об этом эпизоде. Однако теперь это кажется важным, не так ли?
— Большое спасибо, мистер Портман. Вы случайно не помните, где в это время была Шейла Тавернер?
— Она только что уехала, пробыв всего пять минут. По-моему, она очень спешила.
В девять часов Фин, одетый в вечерний костюм, припарковал свой велосипед у дома Хайда. Вечеринка уже шла полным ходом. На улицу то и дело высыпала толпа народу, за ней через открытые двери тянулись тусклый свет, дым и гомон голосов, заглушавший ритмы регги, доносившиеся откуда-то изнутри.
Вход был оккупирован незнакомцами, пытающимися протолкнуться в обоих направлениях: хрупкая обеспокоенная девица, потерявшая «Фреда»; с полдюжины бойких белокурых австралийцев, под татуированной рукой каждого из которых плескалось по галлону пива; добродушный, непритязательный редактор ежеквартального обзора того, что он называл «научной фантастикой третьего мира». Фин протискивался до тех пор, пока его не загнал в угол корейский астролог.
— Отличная вечеринка. Вы знакомы с Джервейсом?
— Только по двум убийствам, — сказал Фин. — Его нет здесь случайно, а?
— По двум кубистам? Вы аукционист. — Кореец поднял палец. — Не говорите мне дату своего рождения, дайте угадаю. Вы можете быть только Крысой{73}.
Один из австралийцев размял татуировку.
— Кого ты назвал крысой?
— Отстань, Ларри, — сказал другой, передавая ему жестянку. — Присмотри за мочой, пока я ищу эту чертову открывашку.
— Возможно, не Крыса, — сказал астролог. — Вы вполне могли бы быть Буйволом: вы авторитарный традиционалист, работаете в старой семейной фирме. Вы консерватор. Вы ненавидите, когда вам мешают собственные амбиции. Вы... Извините, кажется, я вижу своего друга.
Внезапно почувствовав себя консервативным и твердолобым, Фин продрался сквозь толпу в следующую комнату, где лилось по кругу дешевое вино (названное в честь одной из героинь де Сада), оживляя разговоры в маленьких компаниях. Он проходил сквозь них, останавливаясь побеседовать то с одним, то с другим: ведьмой, которая утверждала, что является реинкарнацией Матушки Шиптон{74}; бельгийцем, руководителем групповой психотерапии для будущих дипломатов; будущим дипломатом, который считал сеансы групповой психотерапии пустой тратой времени, когда они не учитывали то, что он называл «первичными криками»{75}; звукорежиссер кантри-энд-вестерн «в» сознании Кришны; дилер- антиквар «в» сознании кожи; корнуольский поэт-националист. Фину потребовался час, чтобы пройти через всю комнату.
— Я понимаю, что это неудачный ход, — сказал поэт. — В этом весь смысл. Поэты без провалов — куда более худшая неудача. Посмотрите вокруг себя. Вон те журналисты — жалкое зрелище.
Фин проследил за его взглядом, брошенным на кучку неряшливо одетых, толстых мужчин, беспрерывно куривших у столика с выпивкой. Их яростный спор, начавшийся час назад, казалось, только разрастался.
Один бросил сигарету и втоптал ее в ковер.
— Экономическая целесообразность, задница.
— Очень трогательно, — прокомментировал поэт. — Заметили, как они роятся возле выпивки?
В Фина врезалась какая-то молодая женщина.
— Извини... Ты чего встал, как официант?
Финууже не разделали подобное замечание.
— Это не так, — сказал он. — В прошлой жизни, уверен, я работал диктором на радио Би-би-си.
Женщина, как и несколько других женщин в комнате, была одета в костюм советской фабричной работницы, но в трактовке парижского модельного дома. Она громко рассмеялась, спросила, чем он занимается, а когда он заявил, что является частным детективом, рассмеялась еще громче.
— Я учительница, — сказала она.
Журналист, который вяло плелся в их направлении, теперь быстро подлетел к ней:
— Учительница! — кричал он. — Педагог! Вот объясните мне одну вещь. Почему вы, педагоги, считаете важным, чтобы наши дети делали «открытия» в таких жизненно важных областях, как перебирание гитарных струн, плетение корзин и выращивание головастиков в то время, как они, черт возьми, не умеют ни писать, ни читать, ни просто сложить два плюс Два.
Фин уже начал отделяться, когда услышал от учительницы:
— Неуспеваемость неспособных к обучению имеет функциональную корреляцию с бездеятельной или раздробленной семейной ячейкой. Оптимально хотелось бы...
Другой журналист перехватил Фина в дверях.
— Я слышал, вы назвались частным детективом. Зачем?
— За тем, что так оно и есть.
— Вы думаете, Хайда тоже прикончили, нет? Есть какие-то зацепки?
— Не понимаю, что вы имеете в виду?
На минуту их внимание отвлек грохот в соседней комнате — двое австралийцев в дружеской потасовке врезались в стол.
— Я имею в виду, — продолжил журналист, — что я освещаю дело Хайда. Его исчезновение. Буду благодарен за любую информацию от вас. Вы над этим работаете сейчас, да? Вас кто-то нанял?